Беседы с батюшкой. На вопросы отвечает священник Александр Волохань (Норвегия)

– Согласитесь, всегда интересно узнать, как живут наши соотечественники и единоверцы за рубежом, с какими сложностями им приходится сталкиваться, чему нам стоит поучиться у жителей других стран и чем обычная жизнь там отличается от нашей.

Последние несколько месяцев в нашем эфире достаточно часто выходит рубрика «Союзники. Норвегия». Отец Александр Волохань вместе с матушкой Ольгой снимают небольшие зарисовки из этой северной страны о храмах, музеях, памятниках, рассказывают о приходской жизни. Сегодня у нас есть возможность побеседовать с отцом Александром по скайпу и задать ему самые разные вопросы.

Батюшка, здравствуйте! Рад приветствовать Вас в эфире.

– Здравствуйте! Очень рад, что есть возможность общения даже на большом расстоянии с Родиной и с теми, кому интересна жизнь наших соотечественников, проживающих на сегодняшний день в эмиграции и пытающихся сохранить свою веру.

– Всем каналом смотрим видео, которые Вы присылаете. Почему Вы решили начать рассказывать о том, как живут единоверцы в другой стране?

– Отчасти этому содействовали возникшие ограничения, изменившиеся реалии последнего года. Показалось значимым сохранить живую связь. Она, конечно, и так была, если речь о молитве, о единстве нашей жизни в Церкви, несмотря на расстояние и время (четыре часа разница между Норвегией и Екатеринбургом). Хотелось дать возможность нашим братьям и сестрам в России и других странах православного присутствия узнать о том, что жизнь по вере сохраняется и далеко за пределами нашего Отечества. Но реалии бытия, условия существования наших приходов за границей отличаются.

При этом важно подчеркнуть, что у России и Норвегии есть общая история со времен крещения наших стран, когда правители Руси и Норвегии порой пересекались друг с другом. Это наследие сохраняется (хоть во многом изменилось) до наших дней. Старые храмы, исторические места, где совершалась проповедь христианства, где короли или князья старались, обретя истину, сделать ее достоянием всего народа, сохранились до наших дней. Чтобы мы не были Иванами, не помнящими родства, показалось важным донести все это и сделать достоянием нашей живой памяти.

– Бывает, что человек, уезжая в другую страну, свою культуру, мировоззрение везет с собой. Бывают случаи, что и без языка обходится (что редко, конечно), при этом не изучает ни историю, ни культуру, ни достопримечательности. Поэтому очень здорово, когда видишь такую увлеченность, знание и понимание.

– Потому что ты живешь в этой стране, близок этому народу, постоянно вступаешь с его представителями во взаимодействие. Дело в том, что приходы, или лучше сказать, общины Русской Православной Церкви, находятся почти в каждом городе. Такое рассеяние – последствие первого великого исхода, как его называют, и наших последних десятилетий, когда немалое число соотечественников выезжало и начинало новую жизнь за пределами своей Родины. Я проживаю постоянно в Тронхейме (это первая столица Норвегии, древний город), при этом совершаю служение и в других городах, отдаленных от Тронхейма на сотни километров. Общаясь со своими соотечественниками и с самими норвежцами, я встречаю на территории Норвегии исторические свидетельства ранней христианской эпохи или эпохи Средних веков, которые сохранились в каких-то архитектурных сооружениях и памятниках до наших дней.

Сохранились старые норвежские церкви каркасного типа (ставкирхи). Было отрадно узнать, что в XIX веке активно начался процесс их бережного сохранения, хотя многое было со временем утрачено. Мне это напоминает проект, который уже не первый год существует в России: «Общее дело. Возрождение деревянных храмов Русского Севера». Это как-то откликнулось. Более того, я делаю этот проект известным для энтузиастов-норвежцев, и некоторые наши прихожане, молодые норвежцы, в этом году собирались принять участие в этом проекте в России. Но, к сожалению, межгосударственные осложнения в плане закрытия границ сделали это невозможным. Тем не менее само по себе горение сердца, неравнодушие к самому главному жизненному измерению не чуждо современным норвежцам, по крайней мере тем из них, которые вопросы веры ставят на первый план.

– Вы вспомнили проект «Общее дело. Возрождение деревянных храмов Русского Севера». Мы о нем тоже достаточно часто рассказываем. Это, конечно, удивительно, когда люди отправляются в отдаленные села, где почти не осталось жителей, но есть деревянный храм, и проводят там противоаварийные, консервационные, восстановительные работы, приглашают священника, заново освящают храм, впервые совершают службы. Это замечательный пример. Но, к сожалению, во многих населенных пунктах нашей Родины есть храмы, которые находятся в руинированном состоянии. Например, маленький населенный пункт, далеко от федеральных трасс, и там – большой, величественный собор. В советское время их использовали как склады, зернохранилища, под клубы, кинотеатры, а потом они и вовсе стали не нужны, начали приходить в запустение.

Сейчас, когда речь идет о восстановлении таких храмов, думают, не проще ли построить дугой храм, чем восстанавливать старый. Ведь это чаще всего памятники архитектуры, и чтобы начать там что-то делать, нужно провести множество согласований и так далее. При этом там мусор, выбитые окна и двери.

Видя материалы, которые Вы присылаете, понимаешь: храм был разрушен, а государство его восстановило. Правильно ли я понимаю, что Норвегия этому уделяет особое внимание, при этом не важно, где памятник находится: условно говоря, в Кремле или маленьком захолустье?

– Существует такая программа, существуют департаменты или их подразделения, которые бережно относятся к достоянию культуры, более того, к тому, что связано с верой, самым главным измерением жизни. В Норвегии это соединилось с эпохой возрождения национальной идентичности, возвращения к истокам, корням, когда после 1814 года Норвегия, уйдя из союза с Данией, к 1905 году становится самостоятельным государством, обретает полную самостоятельность.

К слову сказать, первым государством, которое признало Норвегию самостоятельной, была именно Российская империя. Этот период возрождения национальной идентичности, понимания, кто мы, очень важен. Это, кстати, однозначно актуально и для русского народа. Отрадно видеть это возрождение, хотя, может быть, еще не всеохватывающее: не все люди приходят к вере, к осознанию ее важности.

В Норвегии XIX и XX века оказываются таким периодом, когда возрождение соединяется с поиском своих святынь, как я бы это назвал. И в числе этих святынь, зримых образов истории народа, оказались как раз те немногие деревянные церкви (ставкирхи), которых насчитывалось в раннем христианском периоде в Норвегии свыше тысячи, сейчас их всего лишь осталось двадцать восемь. Но если говорить про деревянные церкви, они реставрировались, восстанавливались. Также государство заботится о ряде каменных храмов. К слову сказать, храму, который мы используем в Тронхейме, свыше трехсот лет, он тоже деревянный, по типу сруба. Этот храм в центре города тоже охвачен государственной программой по поддержке храмов, осуществляется его финансирование. Это не является чем-то чуждым и посторонним.

В России или где-то еще порой слышны голоса тех, кто недопонимает, что государство, являясь секулярным, не должно при этом дистанцироваться от самого главного, что было дорого народу на протяжении веков, а именно от поддержания храмов, храмостроительства. Мне в этом отношении кажутся вполне логичными взаимоотношения Церкви и государства, которые когда-то закладывал император Юстиниан, говоря о симфонии: как душа в теле, так и Церковь в государстве должны взаимодействовать в гармонии.

К Вашему вопросу о старых храмах: восстанавливать их или строить новые... Мне в этом плане видится та богословская перспектива, которая есть в нашей вере. Бог, сотворив первых людей Адама и Еву, после их грехопадения не отказывается от Своего творения, но, напротив, старается их восстановить, вдохнув в них жизнь вновь. Мы называем это преображением, когда то, что, казалось бы, повреждено и могло быть отброшено, согласно христианской православной антропологии, Бог стремится обожить, привести к теозису.

Думается, там, где это возможно, конечно же, стоит вернуть жизнь тем святыням, которые были поруганы, порушены. Да, казалось бы, дешевле снести и поставить новый храм. Но там, где это возможно, из принципиальных соображений, думаю, нужно вернуть к жизни те храмы, где молились наши предки, где совершались, может быть, чудеса, а главное – таинство Евхаристии. Поэтому, если это возможно, нужно это делать. Примеры этому мы видим в том числе в современной Норвегии.

– Вопрос еще в том, насколько это востребовано среди людей. Например, есть маленькая молельная комната, где собирается 20–30 человек, им хватает. А в Норвегии государство восстанавливает храмы. Не вызывает ли это какого-то общественного порицания: мол, деньги некуда больше деть?

– Нет. Хотя, конечно, я не знаю про всех и вся. В Норвегии удивительным образом сохраняется такой уклад жизни (хотя мы тоже живем в современном мире, и ценности нынешней Европы устанавливаются и в Норвегии), когда очень много полномочий передано местному самоуправлению, так называемым коммунам, многое решается на этом уровне. Кроме того,  в Норвегии до сих пор существует такое явление, как субботник, когда люди на уровне маленьких частей города собираются и участвуют на безвозмездной основе в уборке территории. Я сам не раз принимал в этом участие. Или участвуют в других каких-то проектах. Это, при усиливающемся индивидуализме в современном мире, на удивление, составляет значимую сторону жизни людей, что они находят для себя важным такое общее усилие, общее дело. Вспоминается значение слова «литургия» – «общее дело, общее служение». Здесь это находит свое выражение в общественной жизни.

По поводу критики. Наверняка кто-то бывает не согласен. Но в Норвегии, что удивительно, государство не только поддерживает такие проекты, как восстановление храмов, но и все религиозные организации материально. То есть в Норвегии по закону существует распределение средств из той части бюджета, куда собираются налоги, на все религиозные организации по числу зарегистрированных прихожан. Церковь раньше была государственной, с недавнего времени это устроение упразднено, когда король считался главой Евангелической Лютеранской Церкви Норвегии, но государство сохранило этот порядок, считая важным поддерживать Церковь материально прямым образом. Кстати, на флагах стран Скандинавии христианское знамение креста является основным символом. И многие норвежские коммуны, маленькие города и поселения, содержат на своих гербах и символах изображения, знаки христианской веры, и главный из них – конечно, крест. В разных коммунах по всей стране это нередко представлено.

– Правильно ли я понял, что прихожане вашей церкви зарегистрированы в качестве прихожан, и потом налоги, которые они перечисляют со своей заработной платы, государство переводит вам? Получается что-то вроде церковной десятины.

– Да, именно такой порядок и существует. В ряде стран Европы, например в Финляндии, Германии; насколько я знаю, это не касается всех религиозных организаций. В Норвегии же это касается абсолютно всех без исключения. Взимаемая государством часть (условно десятина) впоследствии перераспределяется этим религиозным организациям. Человек выражает свое волеизъявление, что он принадлежит к такому-то направлению, такой-то конфессии и даже конкретному приходу, путем регистрации все это оформляется, и ежегодно совершается вот такая материальная поддержка от государства. Для нас это очень существенно, потому что наш приход представлен многими общинами на сотни и даже тысячи километров, и немалая часть расходов – именно дорожные расходы; иногда аренда храмов, когда это необходимо. Поэтому это очень существенный момент для поддержания на плаву и развития приходской жизни.

– Получается, Вы знаете точное число своих прихожан.

– Я знаю тех прихожан, которые зарегистрированы. На самом деле их, конечно, больше, потому что не для всех такой порядок привычен. Многие втягиваются постепенно, кто-то пока размышляет. Кто-то не хочет, чтобы его посчитали. Помните, как в мультике? Хотя сейчас, во времена пандемии, по нынешним действующим нормам по окончании богослужения мы записываем тех, кто был на богослужении, и эта информация хранится в течение 10–14 дней. Это для того, чтобы в случае возникновения заболевания все остальные были оповещены и приняли необходимые меры предосторожности, а может быть, ушли на карантин в каких-то случаях. В этом плане мы знаем численность наших зарегистрированных прихожан. Но, повторюсь, на деле их больше, как и, в принципе, православных людей в Норвегии.

– Поделитесь цифрами: сколько человек ходит на богослужение по воскресным дням?

– Такая статистика ведется. Скажем, у нас в Тронхейме бывает от 50 до 80 человек, то есть довольно много. На данный момент в Норвегии введены ограничения (неделю назад это введено), что максимум на богослужении должно присутствовать 50 человек. Это очень важный компонент организации богослужений, чтобы не было нарушений действующих норм. А вообще приход Осло является самым многочисленным, число зарегистрированных прихожан там, по-моему, достигло четырех тысяч (возможно, уже превзошло эту цифру). Но туда относятся не только люди, проживающие в самой столице Норвегии, но и люди сопредельных и более отдаленных регионов.

У нас в Тронхейме число зарегистрированных прихожан превышает тысячу человек, но, как правило, присутствуют на богослужениях 30–40 человек. На большие праздники количество достигает ста человек и более; и это довольно существенно. Хотя я отметил бы, что процент наших соотечественников, которые регулярно ходят в храм на богослужение или вообще приходят хоть иногда, сопоставим с тем же процентом, как в других православных странах, и в России в том числе – меньшая часть из тех, которые считают себя православными, регулярно ходят в храм. И у нас присутствует эта же тенденция.

– Очень важную тему Вы затронули. Были социальные исследования, согласно которым порядка семидесяти процентов опрошенных называли себя крещеными и православными, но только считанные проценты этих людей несколько раз в месяц ходят в храм. С чем это связано, на Ваш взгляд?

– Мы знаем из Евангельской истории, по словам Самого Господа, что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь вечную; немногие идут ими. Широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими. Сам Господь говорит, что надо подвизаться войти тесными вратами, узким путем. Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его. Думаю, этот критерий, эта норма духовного бытия актуальны на все времена. Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле?

Мы помним притчу о сеятеле, когда то доброе зерно, которое посеяно, даже начав давать всходы, потом заглушается в своем развитии сорняками. Господь, раскрывая смысл этой притчи, говорит, что это либо излишние заботы (вспомним другой евангельский пример: «Марфа, ты заботишься и суетишься о многом»), либо мирские, житейские радости. Если говорить о России, думаю, присутствует и то, и другое либо переключение внимания на другие жизненные приоритеты. Здесь, в Норвегии, я не устаю напоминать себе и людям, что у нас другого рода препятствие: наша жизнь устроенная, более-менее стабильная, и трудно задуматься всерьез, что не имамы бо зде пребывающаго града, но грядущаго взыскуем. Я с сожалением отметил бы, что многие наши соотечественники, начиная интегрироваться, потом незаметно  к корням, истокам, главному измерению в жизни приходят (если приходят) слишком поздно, уже на исходе своей жизни. Царства мира сего – искушение, которое сатана поставлял перед Христом, говоря: «Если поклонишься мне, то все царства мира дам Тебе», – это серьезное искушение на все времена. Как и заботы века сего.

Так что, думаю, мы не откроем чего-то нового под солнцем, происходит все то же самое. Но это не отменяет задачу миссии ни в России, ни в Норвегии, ни в другом месте. Будете Мне свидетелями в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли. Я иногда вспоминаю эти слова, потому что по географическому расположению Норвегия как раз имеет самую северную географическую точку Европы: мыс Нордкап. Побережье Норвегии – это те горизонты, где тоже требуется служение. Вспоминаются слова из Священного Писания: жатвы много, а делателей мало. Здесь это очень актуальный вопрос.

– Ваши прихожане – русские, украинцы, белорусы, может быть, жители Прибалтики. А бывает ли такое, что местные крестятся, принимают православное христианство? Эти случаи – исключение или правило?

– Такие случаи есть, и это радует, хотя они, конечно, не являются многочисленными. Обычно это связано с семьями, где православная жена (русская или украинка) делает важные шаги в своей вере, ходит регулярно в храм, по возможности приводит туда детей, и порой это приводит к тому, что муж (норвежец или кто-то другой) тоже начинает заинтересовываться этим и приходит к вере. Таких случаев немало, они существуют.

Но я отметил бы другую тенденцию, что особенно меня радует: из числа норвежской молодежи, студентов немало ребят (и в нашем приходе в Тронхейме), которые путем поисков истины, смысла жизни приходят к православию сознательно. Это дает надежду на будущее. Мы веру не замыкаем какими-то этническими, национальными рамками (поскольку здесь разная юрисдикция Православных Церквей: и православные румыны, и сербы, и греки), мы делаем ее достоянием человека, потому что Единая Святая Соборная и Апостольская Церковь имеет назначение – привести людей ко Христу и даровать возможность жизни вечной. Кстати, именно эти ребята и составляют актив, живое ядро в жизни прихода, даже больше, чем наши соотечественники. Норвежцы, придя к вере, стараются очень активно участвовать в жизни прихода, в том числе становятся своего рода миссионерами в своей среде. Меня это очень радует.

Здесь среди студентов существуют диспуты на темы христианства. Мне очень нравится, что в системе государственного образования в школах за пределами среднего уровня образования, но еще не высшего (здесь есть промежуточное звено, которое в России не так явно выделено), многие студенты имеют направление «религиоведение», и они обязательно посещают какой-то приход, в том числе наш. У меня часто бывают встречи, беседы с такими студентами, школьниками. Меня радует, что у приходящих на эти, казалось бы, дежурные (просто для некоего отчета по школьной работе) беседы ребят проявляется живой интерес. Я стараюсь поддержать этот интерес, говоря, что эту возможность, возникшую по формальному основанию как школьное задание, они могут сделать шагом, приближающим их к самому главному пониманию в жизни. И пытаюсь им это раскрыть. Меня радует, что всё чаще они задают вопросы. Мы помним из Евангельской истории, как задали вопрос Христу: «Господи, что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?» Из уст этих ребят я нередко слышу подобный вопрос: «А как это понять?» То есть они начинают работать глубже, а не только по тем пунктам письменной работы, которую подготовили; начинают видеть суть смысла жизни уже в православной полноте христианства.

– Звучит, конечно, сильно: понимать смысл жизни. Но когда речь идет о молодых людях, это похоже на состояние неофита: когда ты только приходишь в храм, все узнаешь, то впитываешь все как губка. Постепенно это становится понятным, и интерес затухает.

– Эта тема, связанная с людьми, начинающими в вере, актуальна для всех нас. Из своего опыта могу сказать. Я четырнадцатый год являюсь священником и отмечаю, что люди, которые давно в Церкви, могут за годы и даже десятилетия пребывания в ней не возрасти не то что в меру полного возраста Христова, к чему нас призывает апостол Павел, а даже самые азы, основы не прилагают к своей жизни в полноте. Это связано с послушанием Церкви. Мы видим это и со стороны отдельных священников, и со стороны мирян. Мы видим ситуации каких-то веяний, которые можно назвать либеральными, отчасти привносящими свое влияние и в ограду Церкви, когда может культивироваться некая самость человека. Что, собственно, явилось в начале истории мира в ситуации грехопадения. Это проявилось и у самого сатаны, и у Евы и Адама. И это часто повторяется, когда неофит или своего рода «ветеран» духовной жизни оказывается неспособным к послушанию, смирению.

Вернемся на почву норвежскую, которая уже пятьсот лет, как лютеранская в основном, после Реформации в XVI веке. Я отмечаю, что те, кто приходит в Православную Церковь, по крайней мере, люди среднего возраста и старше, сформированы своей средой. Все-таки лютеранство (и его видоизменения позднего времени, которые привели к еще более отколовшимся от центральной ветви маленьким группам) культивирует некое отделенное, самостоятельное состояние. И, оказавшись в ограде Православной Церкви, нередко в ситуации сложного вопроса, сложного выбора люди порой занимают позицию не так, как это обозначается в Церкви святыми отцами, канонами либо священноначалием, а часто говорят: «А я считаю иначе, не так, как Церковь». Например, в вопросе однополых браков или чего-то иного. Замечаешь, что легче новообращенному человеку влиться и петь в церковном хоре, убрать территорию или даже храм построить, чем в своих глубинах ума и сердца измениться по образу Христову, сказав: «Отче, не моя воля, но Твоя да будет». Это та вершина, до которой нам самим еще расти и расти.

– Это точно. Батюшка, поделитесь личной историей: когда Вы уезжали в 2002 году, Вы уже были верующим и крещеным или в Норвегии приняли крещение? Насколько я знаю, Вы росли в неверующей семье...

– Да. Я к вере пришел к 25 годам, тогда и крестился. Приехав в Норвегию, я был уже верующим человеком. Более того, я уже учился в Православном Свято-Тихоновском гуманитарном университете на третьем курсе. Поэтому некие серьезные основания уже были положены, и первое из них – это таинство Святого Крещения.

Для меня пребывание здесь оказалось тесно связано с верой православной. Изначально, когда волей Божией я направлялся в эти северные пределы, совсем не было очевидным и однозначным, что я здесь задержусь. Как раз я думал иначе. И тяга к Родине у меня сохраняется и до сегодняшнего дня. Но жатвы много, а делателей мало. Это относится к современной Норвегии. Потому тот призыв, который в свое время ко мне был обращен, так откликнулся: служение, совершаемое мною в Норвегии до сегодняшнего дня, я считаю очень важным, чтобы и для соотечественников, и для тех, кто ищет Бога, спасения души, сделать это возможным, а не только теоретически известным.

– Как Вы вспоминаете свой путь неофита, когда только-только пришли к вере?

– Думаю, путь этот у многих отличается, хотя некие общие черты всегда есть. Для меня это был период 90-х годов, когда я был студентом Московской государственной юридической академии по специализации «криминология». Это были годы после распада Советского Союза, когда, как мы знаем, было много той свободы, которая, по сути, дала возможность возрождения исконной веры в России и в странах бывшего Советского Союза, но в том числе хлынули всевозможные проповедники, миссионеры из зарубежья. Это была ситуация крайне сложная; она сохраняется и сегодня, когда человеку в таком многообразии открывающихся путей определить, какой путь истинный, бывает крайне затруднительно. Для меня это тоже было сложно. Собственно, это было временем многочисленных дискуссий с представителями того или иного направления религии. Приход к вере – это, конечно, тема отдельного разговора, чтобы вскрыть все движущие факторы, что повлияло и стало ключевым для выбора.

В свое время, завершая юридическое обучение, я писал работу о криминологическом исследовании личности насильственного преступника, где в первой части стоял вопрос, почему человек, зная, что является преступным, все-таки совершает преступление. Мы помним слова апостола Павла, он пишет о себе: «Бедный я человек! Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю». Вот эта же дилемма, эта же сложность и меня в свое время озадачила: как же преступник, зная, что это зло, совершает его? И это стало для меня предпосылкой понимания глубины человека, христианской антропологии, которую мы имеем в православии. Соответственно, для меня это открыло понимание того выбора, который важно совершить в пользу добра, истины. Вот такой как бы набросок истории прихода к вере. Много было факторов.

Честно скажу, для меня очень откликнулось в христианстве то, что у наших предков, которые жили на Руси, идеал жизни был христианским. Для меня с советских времен раскрылись такие личности, как Илья Муромец, стоявший на защите Отечества, или святые князья: Александр Невский, 800-летие со дня рождения которого будет праздноваться масштабно в России, Дмитрий Донской. Их личности раскрылись в 90-е годы как людей верующих, христиан, а не просто воителей, удалых, отважных, которые не жалели себя. Оказывается, они были глубоко верующими людьми. Для меня это распахнуло глубины жизни моего народа, которых недоставало в общей картине мира.

Это если говорить вкратце о том, как шло мое приближение к вере, в том числе о периоде неофитства. Принятие правил жизни, которые есть в Церкви, может быть, было не всецелым поначалу, но готовность к этому была, и это было очень органично, очень естественно и очень легко. После таинства Крещения, которое немалое число моих современников той эпохи принимало в сознательном возрасте, жилось очень осознанно: я ощущал себя легковесным, можно сказать, парящим над землею в плане дыхания жизни, которая вдруг забила ключом, говоря библейскими словами.

– Думаю, это состояние многим знакомо. Вы сказали, что учились в юридическом институте. Скажите, эти знания понадобились в священническом служении? Ведь Вы изучали личность преступника, причины совершения преступления. Это можно переложить на духовную сферу: что такое грех, каковы его причины. Проводили ли Вы такую параллель? Или это совсем разные вещи?

– Очень много общего, конечно. Я уже начинал говорить о свободе человека, которая оказывается в центре. Здесь важно понять, что если свобода возводится на пьедестал, выше всего, это приводит к тому, что человек противопоставляет себя Богу прямым образом, и это может оказаться (часто так и есть) разрушительным для человека. Поэтому параллель очень близкая.

Когда рассуждают о гранях, факторах, связанных с совершением преступления, то различают интеллектуальный момент и волевой. То есть человек или знает, в чем состоит правило или норма закона (а для верующих норма жизни по вере – правда Божия), или должен знать, по крайней мере. Потому что есть преступление умышленное, а есть по неосторожности. Я бы это сравнил, кстати, с притчей о богаче и Лазаре, когда возникает диалог между богачом и Авраамом уже по ту сторону жизни, и он просит направить Лазаря к своим братьям, чтобы их таким несомненным чудом, феноменом запредельного мира убедить в том, что надо жить праведно. И мы слышим ответ, который Господь дает в этой притче: если Моисея и пророков не слушают, то если бы кто и из мертвых воскрес, не поверят.

Здесь что-то в этом роде. Для того чтобы человеку понять, что надо соблюдать норму жизни, которая является благом для него и ближнего, не нужно каких-то запредельных эманаций, свидетельств из поднебесья. В Норвегии это можно сравнить с феноменом северного сияния: здесь часто небо «полыхает» такими эффектами, и ты проникаешься этим, понимая, что существует некий горний мир, по крайней мере, даже в плане природы.

Вернемся к параллели юриспруденции и жизни по вере. Из святоотеческих поучений, из Предания, говоря о страхе Божием, мы различаем три уровня. Первый уровень – когда человек что-то совершает по страху раба, чтобы не быть наказанным. Второй уровень – когда он, как некий слуга, хочет что-то заслужить, приобрести некую награду, воздаяние за свои усилия. И третий уровень – когда добро совершается ради самого добра или ради того, кто в этом добре нуждается; и это сыновняя любовь. Поэтому есть общие черты между юриспруденцией и верой, но при этом, конечно, существует более высокий уровень в измерении веры, который нас возводит к Самому Богу.

В этом отношении вспоминается притча о талантах, где Господь говорит: «Верный раб! В малом ты был верен, над многим тебя поставлю. Если даже в малом не был верен, то как над большим тебя поставлю?» Человек, живя по вере, должен жить целостно. Мы часто говорим о целомудрии. Кто нарушает одну букву закона, нарушает весь закон. Научаясь следованию даже закону общественному (с важной оговоркой: там, где он не вступает в прямое противодействие с законом Божьим; это, кстати, отражено в «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви»), мы можем научиться правде высшего порядка – правде Божией.

– Спасибо, отец Александр, за эту беседу. Надеюсь, будем чаще видеться в эфире в таком формате.

– Благодарю за эту возможность встречи. Для меня всегда является большой радостью видеть на таком расстоянии все, что связано с Родиной, иметь возможность слышать и самому сказать о самом главном. В этом отношении я очень признателен телеканалу «Союз», журналистам, которые стараются эту миссию сделать живой, ясной и свидетельствовать о значимости веры для современного человека. Спасибо!

Ведущий Дмитрий Бродовиков

Записала Нина Кирсанова