Беседы с батюшкой. Протоиерей Максим Козлов

Сегодня у нас в гостях председатель Учебного комитета Русской Православной Церкви, ректор Общецерковной аспирантуры и докторантуры имени святых равноапостольных Кирилла и Мефодия протоиерей Максим Козлов.

– Хотелось бы сегодня поговорить о духовном образовании, которое с каждым годом развивается все динамичнее. Но, идя в ногу со временем, очень важно сохранять традиции, которые складывались в духовном образовании десятки лет. Как правильно идти в ногу со временем, чтобы сохранить и традиции духовного образования?

– Если мы посмотрим, что представляет собой система духовного образования в нашей Церкви сегодня, и сравним с тем, что было тридцать лет назад, то увидим огромную разницу. Напомню, что к концу советской эпохи в Русской Церкви было три семинарии (в Загорске, Ленинграде и Одессе) и две академии (в Загорске и Ленинграде). По сути, три духовных учебных заведения, два из которых имели два уровня образования.

Сейчас только на территории Российской Федерации больше сорока высших духовных учебных заведений. Это преимущественно семинарии, духовные академии (Московская, Санкт-Петербургская, Сретенская), Общецерковная аспирантура и докторантура, Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет, довольно многочисленные центры подготовки приходских специалистов, регентские факультеты и отделения, факультеты и отделения подготовки иконописцев. В общем, это большая семья преподавателей и учащихся духовных школ.

Значительная часть духовных учебных заведений уже имеют государственную аккредитацию, то есть выдают дипломы государственного образца, владельцы которых являются такими же выпускниками российской высшей школы и могут везде предложить свои дарования, полученные знания, навыки и умения, как и выпускники Московского государственного университета, Новосибирского, Уральского и других университетов. Это существенно, потому что дает возможность выпускнику духовной школы (священнику или мирянину) быть преподавателем высшей школы, трудиться в средней школе, в системе государственных учреждений и так далее.

При этом Вы верно сказали, что, стараясь находиться в некотором общем тренде развития высшего российского образования, важно помнить, что мы – духовная школа, мы прежде всего воспитываем будущих священно- и церковнослужителей. Поэтому у нас не университеты открытого типа, а именно семинарии с общежитием, с совместными трудами и молитвами (на протяжении 4–5 лет как минимум; для магистров еще плюс 2–3 года), с умением носить бремена друг друга, пониманием, что такое послушание по отношению к священноначалию и просто к начальству, что священник – это не просто образованный интеллектуал, но человек, послушный Богу и Церкви. Все это очень важно удержать. По крайней мере, понимание, что это нужно сделать, есть. Насколько это получается, судить будут, наверное, будущие поколения.

Всех наших зрителей хочу заверить: понимание того, что духовная школа должна сохранять свой внутренний строй и внутреннюю своеобычность, присутствует на всех уровнях принятия решений.

– Какие сегодня стоят задачи и планы перед духовным образованием? Есть какая-то стратегия развития?

– С одной стороны, мы находимся в поле российского высшего образования, которое существует сегодня в основном в двух уровнях – бакалавриата и магистратуры. И у нас в духовных семинариях, соответственно, уровень бакалавриата с вводным, пропедевтическим курсом и магистратура. Бакалавриат – это единый учебный план подготовки священнослужителей, а магистратуры разнятся по профилям. Могут быть библейские, богословские, исторические, педагогические, философские, канонические и иные магистерские профили. Есть аспирантуры, которые готовят кадры высшей квалификации, то есть будущих преподавателей духовных школ, научных сотрудников, сотрудников синодальных учреждений.

Задач несколько. Одна из них – чтобы как можно большее количество высших духовных учебных заведений получило государственную аккредитацию. Таковых сегодня несколько меньше половины из тех сорока на территории нашего Отечества, о которых я говорил.

В чем состоит вторая задача? Сейчас, увы, повышенная нестабильность системы российского высшего образования, когда то один стандарт, то другой. То у нас одна система образования, то вдруг вспоминается о будто бы прекраснейшей во все века российской высшей школе, с разной степенью удачности копирующей немецкую классическую XIX века. Мол, нужно все отменить и переделать так, как было сорок лет назад. Как будто можно вернуться в одну реку. Нам и выпасть нельзя, и колебаться вместе с этой генеральной линией все время невозможно. Удержать средний, царский, путь между крайностями – задача всех, кто ответствен за принятие решений.

Стратегическая и главная задача всегда была, есть и будет одна – чтобы тот, кто пришел с искренним горением сердца в духовную школу, не утратил это горение к концу обучения, а приложил к этому и крепкие знания, обрел этот путь и стал добрым пастырем или добрым церковным тружеником. Чтобы то, что мы вместе получаем в духовной школе, послужило будущему нашей Церкви. Не может быть другой задачи.

– Современные молодые люди – это люди с новым типом мышления, которые читают Священное Писание уже с гаджетов, телефонов. Студенты, поступающие в духовные семинарии, – из этого же общества. Скажите, каков современный студент семинарии?

– Я, конечно, могу начать ворчать сейчас, как представитель другого поколения, которое еще не разучилось читать книжки. Я учился в те годы, когда книжки читали, стихи заучивали наизусть и вообще считалось, что правильно иметь какую-то информацию в голове, а не только знать, как ее можно получить путем нажатия кнопок. Конечно, знать путь полезно, но полезнее, когда и в тебе тоже что-то содержится. Огорчаюсь, когда не вижу этого навыка в современных студентах, современной молодежи. С другой стороны, понимаю неизбежность каких-то процессов.

Хочется научить современного молодого семинариста или студента академии обретению навыка чтения. Чтобы не 3–4 минуты, а хотя бы 15–20 минут человек смог читать печатный текст, не отвлекаясь на необходимость узнать новости в телефоне или посмотреть сообщение, которое пришло. Это важно для христианина. Ведь если ты не будешь уметь так читать, то скоро и молиться не сможешь. Потому что вдруг завибрировавший во время молитвы телефон будет побуждать тебя прерваться… А вдруг без прочтения мир рухнет? Я же должен прочитать это в телефоне...

На богослужении – то же самое. Вижу, как у молодых клириков иной раз даже на Божественной литургии (уж не говорю про вечернюю службу) включается телефон. Что произойдет во время всенощной, если ты не почитаешь что-то в телефоне? Ты пришел Богу служить и молиться. Мне кажется, важная задача именно сегодня – суметь с этим справиться.

С другой стороны, я не хочу показаться старым брюзгой. Я радуюсь, что есть молодые люди, которые и сейчас в немалом количестве идут в духовные школы, понимая, что времена наибольшего благоприятствования в церковно-государственных отношениях уже остаются в прошлом. Общество отнюдь не с таким безудержным восторгом относится к Церкви, как это было четверть века назад. Те же события в Екатеринбурге вокруг строительства Екатерининского храма довольно отчетливо показали неоднородность отношения к церковным инициативам. Пастырю придется столкнуться с этим в служении. Понимая это, понимая отнюдь не радужные экономические перспективы, молодые люди идут в духовные школы. Это вселяет надежду, что Господь из них сделает добрых пастырей.

– Многие в священнической среде говорят о том, что нашим студентам порой не хватает какой-то осознанности, не хватает жизненной школы до поступления в семинарию. Чаще всего наши  студенты – вчерашние школьники. Как Вы считаете, правдиво ли это замечание? Если да, то как это преодолеть?

– В идеале, как председатель Учебного комитета, я мечтал бы, чтобы студенты сначала оканчивали какой-нибудь крепкий светский вуз (Московский государственный университет, Санкт-Петербургский, Новосибирский или другие топовые вузы), а потом шли в наши духовные школы. Тогда они и постарше будут, и образование будет покрепче, и осознанность будет выше. Но я понимаю, что это какое-то идеальное пожелание, а значительную часть наших абитуриентов сейчас составляют (и будут составлять) выпускники средней школы, которым в лучшем случае 17–18 лет. Они будут оканчивать бакалавриат в 21–22 года. Какой пастырь в 22 года? Он еще даже не муж и не отец. А если отец, то не имеет никакого опыта. Кого ему воспитывать?

Тут вопрос не столько даже в задаче духовной школы, сколько в общецерковном понимании, как с молодым выпускником дальше поступать. С одной стороны, в XIX веке выпускники семинарий отнюдь не всегда сразу рукополагались. Они могли трудиться в семинариях, училищах, на других поприщах и только потом рукополагались. Но у нас, как мы знаем, есть проблемы с рабочими местами для мирян в Церкви, с адекватными зарплатами.

Другой путь может состоять в том, чтобы молодой священник (или диакон) не оказывался один на приходе или с другим неопытным священнослужителем. Чтобы рукоположенный в молодом возрасте клирик непременно некоторый срок проходил служение рядом с опытным священником, который взял бы на себя воспитание будущих священников своим примером и опытом.

– Приходящие сегодня в семинарию молодые люди не всегда хотят становиться священнослужителями. Это бывает по разным причинам. Как Вы считаете, поступающий в семинарию студент обязательно должен желать стать священнослужителем?

– Я думаю, он должен желать послужить Церкви. Не следует идти в семинарию, думая потом пойти в госкорпорацию, в «Газпром» или бизнес-проекты; тогда нужно выбрать другой вуз. Если хочется вуз с православной атмосферой, есть университеты открытого типа или кафедры теологии в государственных вузах, можно пойти учиться туда.

Необязательно это должно быть священнослужение, но все же именно служение Церкви, будь то в епархиальной структуре, на приходе, в духовной школе или даже, может быть, в государственном учреждении, но с осознанием того, что, работая там, работаешь ради блага Православной Церкви. Если такого стремления нет, мне кажется, нужно выбрать другой вуз.

– Духовные образовательные организации, академии, семинарии получают государственную аккредитацию, о чем Вы уже сказали, становятся признанными государством. Уже практически нет духовных учебных заведений, не имеющих  аккредитации. Иногда среди консервативной части духовенства слышны разговоры о том, что совсем не нужно никаких аккредитаций, что мы не по тому пути пошли. Что можно ответить на такие рассуждения?

– Вы чуть завысили оптимистически наши параметры: у нас все имеют лицензии на ведение образовательной деятельности. Теперь скажу вот что. В Российской Федерации, чтобы быть вузом, нужно иметь именно лицензию на ведение образовательной деятельности. Лицензионные требования мало чем отличаются от требований по аккредитации (с точки зрения преподавательского состава, зданий, помещений, содержания образования и прочего). Условно говоря, вы должны доказать, что вы вуз, а не булочная; что не выдаете дипломы в качестве премии за хорошее поведение, а даете высшее образование.

Хорошо ли, что государство это требует? Я думаю, пока это сводится к формальным требованиям, это хорошо. Потому что пока мы варимся только в своей среде, всегда есть искушение пойти навстречу разного рода компромиссам. Мол, хорошо бы, чтобы здесь была семинария. Или: вот этот юноша, конечно, не очень умен и не очень усерден, но благочестив и много помогал батюшке – как же ему не выдать диплом?.. Поэтому такого рода внешние требования полезны.

Но никогда нельзя будет согласиться с тем (и я первый скажу, что в таком случае нужно отказываться от всех аккредитаций и лицензий), если государство начнет вмешиваться в содержание нашего образования (вот этому учи, этому не учи, а это преподавай только так, только в таком ключе) и это будет не соответствовать нашим внутренним установлениям.

Хочу напомнить клирикам старшего поколения, кто с ностальгией вспоминает о минувших десятилетиях, что в духовной школе в советское время принудительно изучали Конституцию СССР или историю СССР так, как ее велели преподавать соответствующие органы. А историю Церкви XX века фактически вообще нельзя было изучать. По трудам отца Иоанна Кронштадтского нельзя было писать дипломов, потому что он был реакционер и контрреволюционер. Поэтому не нужно идеализировать ситуацию в духовной школе конца советской эпохи и думать, что мы тогда существовали вполне сами по себе. Контроль со стороны государственных органов был куда более жестким. Мы сейчас в этом смысле находимся в ситуации значительно большей свободы. И слава Богу.

– Совсем недавно мы стали свидетелями того, что в Русской Православной Церкви появилась еще одна духовная академия – Сретенская. Будем ли мы в будущем свидетелями появления новых академий? И что для этого нужно?

– Академия – это не административное решение повесить вывеску; это вызревание в вузе такого сообщества (научного, учебного, преподавательского и студенческого), которое предполагает, что здесь создается научная школа, научная традиция; что здесь не только хорошо учат, но и церковную науку могут продвигать вперед силами собравшихся здесь людей.

Нужна ли Русской Церкви еще одна академия? Не знаю. Не думаю, что в ближайшее время в этом есть какая-то чрезвычайная необходимость. Но если это естественным образом вырастет в Казани, Екатеринбурге, Нижнем Новгороде или каком-то другом прекрасном российском городе столичного уровня, где есть университетская среда, достаточное количество молодежи, архивы, библиотеки, возможность заниматься наукой, то этому можно будет только порадоваться. Никто не будет препятствовать этому процессу. Но никто и не будет создавать видимость в виде наличествующей вывески при отсутствии содержания.

– Очень важным вопросом духовного образования, как мне кажется, является развитие церковной науки. И Учебный комитет, и духовные школы, особенно центральные, проводят много мероприятий научного плана. Наша Екатеринбургская семинария тоже в этом отношении не отстает, ежегодно проводит конференцию «Церковь. Богословие. История», которая объединяет множество церковных ученых. Хочется спросить о развитии церковной науки. Какие планы на этот счет? Какой области научного знания требуется особое внимание Учебного комитета?

– Мероприятий много, но в том, что от них (по крайней мере, от многих) много толку, я пока не уверен. Вы сейчас сказали, что проводится много мероприятий. Какие Вы помните, кроме конференции, которую упомянули?

– В Санкт-Петербурге прошла конференция «Актуальные вопросы современного богословия и церковной науки».

– Согласитесь, не так много мы можем вспомнить конференций, которые запомнились бы актуальностью своего содержания. Скажем, сейчас одна из острых областей – экклезиология. Это связано с кризисом межправославных отношений, с пониманием первенства (с нашей точки зрения, совершенно неадекватным) со стороны Константинополя. Природа единства и отношений друг с другом Поместных Православных Церквей. Все это нуждается в новом осмыслении. Понятие диаспоры в мире, который изменился принципиально по сравнению с тем, когда это формулировалось в предыдущие века. Тема экклезиологии – одна из самых актуальных. Тема антропологии и понимания человека. В том числе необходимость сохранения библейского понимания человека, разделения на мужской и женский пол, отсутствие всяких множественностей в гендере, отсутствие перехода, как в западном цивилизованном мире практикуется, из одного пола в другой. Понимание семьи как союза только мужчины и женщины – чрезвычайно актуальная тема.

Есть и другие темы. Но мне видится очень важным, чтобы эти темы доносились до нашего студенчества. Пусть не обидится на меня руководство Екатеринбургской семинарии, но вот сегодняшний пример из общения со студентами. Я их спрашиваю: юбилей какого великого события вся наша Церковь, включая проведение разовых научных конференций, празднует в 2022 году? И немногие с трудом вспоминают, что речь идет о начале кампании по изъятию церковных ценностей, о свидетельстве наших новомучеников и исповедников этого этапа. Причем проводятся разные исторические мероприятия, конференции.

Важно, чтобы не было мероприятия ради мероприятия. Меня даже не столько волнует тема, сколько подчас возникающее стремление отчитаться о том, что «прошла конференция». Так науки не будет. Наука будет, если мы все вместе будем ее делать.

– Это правда. Наши студенты читают Вашу книгу по сравнительному богословию. Буквально вчера ко мне подошел один юноша и сказал, что она написана очень легко, читается быстро. Скажите, благодаря каким обстоятельствам появилось это учебное пособие, которое сейчас весьма востребовано в академической среде?

– Это вполне убогая книжка. Она появилась просто потому, что не было вообще ничего, существовал только старый машинописный конспект на тот момент уже покойного Дмитрия Петровича Огицкого. Взяв что-то из него, что-то из доступных тогда источников, имея возможность, в силу университетского образования, что-то читать на других языках, я составил книжку, которая поныне используется просто потому, что на безрыбье и рак рыба.

Но, к счастью, сейчас, в контексте большого общецерковного проекта по подготовке учебников для бакалавриата, неизмеримо превосходящий меня ученостью коллектив авторов под руководством моего ученика, священника Антония Борисова, подготовил новый учебник по сравнительному богословию истории западных исповеданий, который, надеюсь, в обозримом будущем дойдет до наших духовных школ. А я буду всячески содействовать в появлении этого пособия доступными мне административными способами.

– Как мы уже отметили, Вы – автор многих трудов как научного, так и публицистического характера. Мне особенно нравится Ваша книга «Промысл – штука нелинейная».

– Да, она повеселее учебника по сравнительному богословию.

– Поделитесь секретом, трудитесь над чем-то новым?

– Знаете, каждый человек моего возраста и довольно разнообразного жизненного опыта задумывается о том, чтобы написать некоторые мемуары. Что-то такое я набрасываю. Надеюсь, что еще до пенсии что-то успею сделать, а так над какими-то воспоминаниями о церковной жизни я работаю.

Мне кажется, тема реальной, бытовой, практической благочестивой жизни православных христиан в позднюю советскую эпоху почти не описана. Мы знаем историю церковно-государственных отношений (опубликованы даже многие документы, которые прежде были секретными), отношений с инославным миром. А как люди молились, какие у них были в руках тексты молитв, где они их добывали, как постились, как совершалось богослужение, почему вдруг так полюбили акафисты, почему вдруг стали на службах иной раз по часу-полтора читать записки, изнемогая от этого, как вообще поздравляли друг друга с праздниками, где брали пасочницы на Пасху, это все почти не зафиксировано в письменных текстах. Мне кажется, долг людей, которые ту эпоху застали, об этом вспомнить. Я тоже постараюсь внести в это какую-то маленькую лепту.

– Мы будем с нетерпением этого ждать. Еще один, более сложный, вопрос (вернемся немного назад). Мы понимаем, что очень важно выстроить деловые коммуникации между Церковью и государством в области науки и образования. Как мне кажется, благодаря лично Вам и Учебному комитету эти коммуникации выстроены очень грамотно, и они работают. Как удалось достичь такого плодотворного взаимодействия с профильным министерством и Рособрнадзором? Может быть, поделитесь планами дальнейшего взаимодействия?

– Любая коммуникация с людьми достигается, если ты общаешься с человеком искренне. Если видишь не человека, а функционал, через общение с которым ты должен достичь цели, то бабушка надвое сказала, что получится. А если видишь в человеке человека, которому объясняешь, что ты хочешь, и имеешь о нем, как говорил старец Паисий, благой помысел (то есть думаешь не о том, что он может что-то против тебя иметь, а видишь человека, с которым вместе будешь делать общее дело), то и к тебе повернутся. Я глубоко в этом убежден.

А задача стоит простая – поддерживать нормальные рабочие отношения, добиваться признания уровня церковного образования. Может быть, попытаться сделать так, чтобы те дипломы, которые были получены в прошлые годы, еще до аккредитации, каким-то образом Российским государством были в той или иной мере признаны в качестве актуальных, действующих. Как идти этим путем – это отдельная история. Но, мне кажется, эта тема актуальная и важная. И дальше при этом нужно сохранять внутреннюю автономность системы духовного образования.

– В Екатеринбурге Вы не в первый раз, посещали в том числе и наши святыни. Поделитесь, пожалуйста, впечатлением от нашего города.

– В стране есть две столицы, которые всеми признаются таковыми, государственная и историческая: Москва и Санкт-Петербург. Есть несколько городов, которые спорят о том, чтобы называться третьей столицей России. Я сейчас не буду решать этот спор. Но Екатеринбург, несомненно, один из тех городов, который имеет на это полное право. Все признаки столичности в городе есть. Архитектура историческая и современная, общественные пространства, некие внутригородские коммуникации, говорящие о том, что это такое сообщество, которое совершенно не имеет никаких признаков провинциализма. Конечно, это очень здорово.

Есть внутреннее многообразие мнений жителей Екатеринбурга, которое иногда может, казалось бы, задевать, но которое как раз и говорит о том, что это столичный город.

И, конечно, церковный Екатеринбург прекрасен. Храм Спаса-на-Крови – это один из несомненных шедевров и одновременно святынь современной России. А монастырь на Ганиной Яме – это, конечно, святыня для каждого православного русского человека. Прикоснуться к этим местам, вспомнить о святом Верхотурье, о других великих, древних и не очень древних, святынях, которые здесь есть, о Невьянской иконе – все это, конечно, неотделимо от восприятия вашего прекрасного города.

– В этот вечер хотелось бы услышать от Вас слова напутствия нашим студентам на новый учебный год, который уже начался, а также тем, кто только собирается поступать в духовные школы.

– Дорогие братья, прекрасный русский писатель современности Евгений Водолазкин (очень советую почитать его книги) одну из своих недавних книг назвал словами, которые очень отозвались в моем сердце: «Идти бестрепетно». Надо идти и не бояться. Наши благочестивые предки говорили в тяжелые времена: готовишься помирать – сей рожь. Что бы ни происходило во внешнем мире, какие бы угрозы ни сопровождали нашу жизнь, каким бы смутным ни виделось самое ближайшее будущее – мы должны делать дело.

Православный христианин – это не тот, кто вопиет: «Ах, ужас-ужас, что будет завтра?», кто забился в щель, ожидая пришествия антихриста (вместо того, чтобы ожидать Второе Пришествие Христово), а тот, кто, что бы ни было, делает дело по правде Божией. От души желаю вам этого.

Ведущий Сергей Новиков

Записали Нина Кирсанова и Елена Кузоро