Беседы с батюшкой. Протоиерей Максим Первозванский

В московской студии нашего телеканала на вопросы отвечает клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе г. Москвы, главный редактор православного молодежного журнала «Наследник», духовник молодежной организации «Молодая Русь» протоиерей Максим Первозванский.

– Церковь празднует Собор Архангела Гавриила. Какое участие ангелы принимают в жизни людей?

– Апостол Павел в первой главе Послания к Евреям говорит о том, что ангелы – это служебные духи, посылаемые для служения тем, кто хочет наследовать спасение. Мы называем их высшими силами, Небесными Силами. Ангелы являются Божьими творениями, по толкованиям святых отцов, не слишком далеко отстоящими от нас по своим свойствам. Они бесплотные, но у них нет какой-то самостоятельной задачи. Они выполняют те поручения, которые дает им Господь. У каждого из нас есть ангел-хранитель, который по жизни приставлен к нам, чтобы нам помогать, охранять нас, оберегать, что-то подсказывать. Мы не понимаем до конца его роли и задач, несмотря на то, что многие реально чувствуют его присутствие. Мы, будучи членами Церкви, ежедневно читаем молитву ангелу-хранителю в утренних и вечерних правилах. Ангел-хранитель имеет о нас особую заботу и попечение.

– Призвание человека изначально было выше призвания ангелов? Ангельское призвание – это служить Богу и исполнять Его поручения, а человеческое – стать объектом Божьей любви и жить в этом мире?

– Ангелы не обделены Божией любовью. Они тоже являются объектом любви Божией. Человек не случайно называется венцом творения, потому что в нем соединено небесное и земное. В этом смысле потенциально человек богаче и выше ангелов. Но в нынешнем падшем состоянии трудно говорить о том, что мы можем в чем-то превосходить ангелов. Хотя я думаю, что великие святые поднимались до этой высоты. Главное наше преимущество – наша телесность. Я сейчас не имею в виду телесность, поврежденную грехом,  но исходную телесность Адама и Евы, когда они пребывали в раю. И телесность наша, которой мы будем обладать по воскресении из мертвых, дает нам в некотором смысле колоссальные преимущества. Ангелы могут летать как птицы; мы тоже сможем летать как птицы, у нас есть дух, бессмертная душа. А еще у нас есть жабры, которые позволяют нам нырять под водой; еще что-то... У нас есть дополнительные качества, которыми ангелы не обладают.

Благодаря телесности, погруженности в материальное время, в котором мы живем, мы обладаем способностью к изменениям (как в худшую, так и в лучшую сторону). Мы не фиксированы. Мы оказываемся в ангельском положении, когда умираем. Именно поэтому после смерти покаяние невозможно. Покаяние связано с нашей телесностью (нам больно, мы хотим есть, хотим спать). Мы можем телом ощущать много чего, и это дает нам способность к покаянию. Каждый из нас соединяет в себе весь тварный мир, видимый и невидимый.

Ангелы принадлежат к миру духовному и невидимому. Когда говорят о том, что сатана и прочие бесы как-то менялись, это в некотором смысле народное богословие об ангелах. Святые отцы (Василий Великий, в частности) говорят о том, что ангелы определяются в добре и зле фактически в момент своего творения, именно в силу того, что они не имеют способности к изменению. Если б они были способны к изменению, они могли бы стать добрее или злее. Я с утра проснулся злой ужасно – рано пришлось вставать, дождь на улице. Сейчас я к вам пришел и стал добрее, к вечеру опять на что-нибудь разозлюсь. Ангелы не обладают такой способностью. Они всегда стабильны в добре или зле. Бесполезно молиться о спасении сатаны, это в принципе невозможно. Его состояние – это скриншот, как сказали бы современные люди, пользующиеся компьютерами. Он был сотворен и его состояние заскриншотилось. Он уже не имеет способности пасть, если это ангел, который в момент творения устоял в добре, и не может возвыситься до покаяния, если  отвернулся от Бога и встал на путь борьбы с Ним.

– Значит, Денница был сотворен злым?

– Нет, он был сотворен добрым. Нам сложно представить, как живут те, у кого нет времени, кто живет в вечности. Нет времени. Нет расстояния между правой и левой рукой. У нас есть пространство. Если бы этого пространства не было, то нельзя было бы говорить о расстоянии между правой и левой рукой. То же самое, когда нет времени; нет расстояния во времени. И ангел определяется с точки зрения времени в момент творения. Он был сотворен добрым. И мгновенно понял, как все устроено, – и определился в добре или зле. Это происходит мгновенно. Нет такого, что сатана был добрым несколько тысяч лет перед тем, как упал и стал злым. Этот вопрос лишен смысла. Нет времени между творением и его определением в добре и зле.

– К какому роду отнести сказания, легенды и предания, что до падения Денница был правой рукой Бога, Его ближайшим помощником и верховным ангелом над всеми?

– Он таким был сотворен. Это его потенциальная возможность. Это то, кем он должен был стать. Я ни в коем случае не хочу об этих рассказах высказываться в негативном ключе. Они предназначены для нашего упрощенного понимания. Есть прямой рассказ апостола Павла о рае, когда он был восхищен до третьего неба. Он четко сказал: «Око не видело, ухо не слышало и на сердце человеку не приходило то, что приготовил Господь любящим Его». Он, имевший опыт рая, не смог передать его словами. К какому разряду отнести рассказы о райских птицах, прекрасных садах, о чудесных аллеях, замечательных жилищах, которые нам уготованы, о каких-то обитателях? Это просто для понимания того, что там нам будет бесконечно хорошо. Простому человеку, не книжному, не желающему или не имеющему способности подняться до высоты представления о райском блаженстве, трудно представить, что такое «на сердце человеку не взыдоша, что уготовал Господь любящим Его».

Представить этого блаженства мы не можем. А как стремиться к тому, чего мы не можем себе представить? Необыкновенно сложно. Как стремиться к духовному блаженству человеку, у которого практически нет духовного опыта? Поэтому Церковь в виде подобного рода благочестивых рассказов предлагает некую материальную аналогию рая. Но при этом, как только заходит разговор о том, что в раю будут материальные или какие-то физиологические блаженства, Церковь говорит: стой, это не совсем так, не совсем точно, давай не будем это абсолютизировать.

Хотя, безусловно,  когда мы воскреснем в теле, оно тоже будет наследовать райское блаженство. В чем это будет состоять? В чем состоит блаженство моего тела в нынешнем состоянии? Отдохнуть, посидеть в мягком кресле, вкусно покушать, ну и еще какие-нибудь плотские утехи, к которым моя грешная плоть стремится. Если мы говорим, что в раю у нас будут телесные наслаждения, мы автоматом переносим все наше нынешнее падшее естество туда, и получается рай с гуриями и прочими историями. Но это будет не так, это будет по-другому. Даже тело будет испытывать не те плотские наслаждения, которые оно испытывает здесь как страсти, с которыми мы боремся. По крайней мере, должны бороться. То же самое в рассказе про ангелов. Да, есть указание, что была на небе война, и действительно очень сложно передать словами реалии духовного мира.

– Как тогда правильно размышлять о рае?

– Как апостол Павел, высоко и правильно. Кроме того, большинство людей имеет опыт райского переживания или хотя бы частичного прикосновения к нему. Мы можем понять и познать, что такое любовь. Самое главное, что человек призван к тому, чтобы пребывать в любви Божией. Собственно, он и так в ней пребывает, только принимать эту любовь у нас плохо выходит. Там же мы сможем эту любовь принять в ее полноте. Нам там будет очень хорошо. Вот так и надо об этом размышлять.

– Когда появилось зло? В тот момент, когда один из ангелов определился в своем выборе или позднее?

– С точки зрения православного вероучения не существует некоего онтологического зла, не существует некоего источника зла, некоего исходного злого начала. Его нет. Открываем православный Катехизис, или учебник догматического богословия, или размышления святых отцов и видим: зло – это отсутствие добра. Нет зла как такового. Есть злые. Когда я с утра злился, я был злой и в этом отношении служил злу, но опять-таки не как антологическому бытийному состоянию. Во зле нет бытия. Зло – отсутствие бытия, отсутствие добра, разрыв с Богом. Так о нем надо рассуждать…  Дьявол пытается нас отвратить от Бога, пытается погрузить в наши страсти, пытается через это повергнуть нас в уныние и отчаяние. Что такое отчаяние? Отсутствие надежды, чаяния.  Оторвать от Бога, источника жизни, и превратить нас в злодеев. Когда придет конец времен, никакого зла и не будет, его не останется.

– А сам дьявол не бытие зла?

– Нет, это просто очередной злой, просто у него достаточно расширенные возможности по отношению к обычному человеческому злодею. Он живет от сотворения мира. Опыт приличный. Возможности определенные имеются в рамках попущения Божия. Но какого-то антологического статуса зла в нем нет. Зла в нем не больше, чем во мне сегодня утром.

– Он не может покаяться?

– Покаяться он не может в силу отсутствия телесности. Покаяние связано с изменением и  телесностью. Наше покаяние заканчивается нашей смертью. Для дьявола или бесов оно невозможно.

– Обычно аргумент про телесность приводят, когда говорят, что покаяние нужно подтвердить делами. И человек именно поэтому до смерти может покаяться, а после смерти уже нет. Потому что делами своими, совершаемыми в мире, своим телом он должен это покаяние закрепить.

– Не всегда мы можем закрепить свое покаяние. Достаточно вспомнить разбойника, распятого на кресте. Какие он успел дела сделать? Покаяние – это реальное изменение. Действительно, закрепляя покаяние, делаешь его устойчивым.

Настроение может скакать в течение дня. Наше духовное состояние тоже может скакать в течение дня буквально в зависимости от атмосферного давления, от того, что солнышко светит или наступил кто-нибудь на ногу. Да даже в течение часа оно может скакать. Есть некое усредненное состояние, оно может быть ниже или выше. В математике говорят о дифференциальных или интегральных характеристиках состояния. Нечто среднее. Вот это среднее чтобы закрепилось. Вчера я был в состоянии абсолютно безбожном, греховном, сегодня покаялся. Вот алкоголик, проснувшись в понедельник утром, находясь в запое предыдущие три недели, решает, что теперь он точно бросит пить. Его состояние совершенно трезвое, его откачали, прокапали, пропесочили, и он намерен бросить пить. Сегодня он на максимуме.  Но высока вероятность, что уже к вечеру он напьется. Его интегральное среднее состояние гораздо ниже трезвого. Так и здесь. Мы можем каяться, раскаиваться. Но насколько мы устоим в нашем покаянии, насколько устоим в добродетели? Для этого требуется время, усилие, добрые дела.

– В последнее время становятся популярны сюжеты-размышления на тему покаяния и изменения дьявола. Только ли из-за отсутствия тела дьявол не может покаяться? Есть даже в патериках сюжет, когда к одному старцу пришел бес, начал с ним молиться и стал ангелом.

– Это все-таки фольклор. Есть такой интересный раздел среди православных. С одной стороны, есть люди, которые совершенно фарисейски желают вечной погибели всем грешникам: озеро огненное, геенна – и пусть там горят все маньяки, убийцы, насильники, абьюзеры… Мы можем этот список бесконечно расширять: не ходящие в храм, нерегулярно причащающиеся, все некрещеные, китайцы и прочие исторические личности, которые не познали в этой жизни Христа. Пусть они все горят в аду. С другой стороны, последнее время в нашей стране появилось учение апокатастасиса. На Западе оно достаточно давно распространено. Это учение о всеобщем спасении, что любовь и всемогущество Божие не примирятся с тем, чтобы погибло хоть одно Божье творение. Поэтому Бог так или иначе в конце всех спасет. Между теми, кто желает всем погибели, и теми, кто желает всеобщего спасения, бетонная стена, а ответ-то очень простой.

Любящее христианское сердце желает всем спасения. Можно прямо себя проверить, насколько мы христиане. Желаю ли я спасения Гитлеру, Нерону, моим злым соседям, которые всю ночь гудели и не давали мне спать, а у меня с утра важное мероприятие, экзамен и я с головной болью в результате провалил этот серьезный тест? Кому я желаю спасения? Настоящий христианин желает спасения всем, в том числе бесам и дьяволу.

Но это не значит, что христианство учит о всеобщем спасении. Здесь важно понять, что догмат о всеобщем спасении Церковью не принят. Более того, это мнение Церковью отвергнуто как утверждение, что Бог точно всех спасет.  Но желать этого в своем христианском сердце нужно. В Священном Писании сказано, что Бог желает всем спастись и в разум истины прийти. Это желание Божие, чтобы все спаслись. И это должно быть и нашим желанием тоже. Если мы вместо того, чтобы думать о том, как бороться со своей раздражительностью, начнем молиться за дьявола, то скорее всего нас постигнет состояние, именуемое в Церкви прелестью. Подобными сказаниями тоже наполнены всякие наши писания (какая-то игумения молилась за дьявола и потом впала в блудные грехи и так далее). Брать на себя заботу о спасении дьявола, будучи самому подверженным каким-то примитивным страстям (даже и не примитивным, а тонким духовным), дело опасное. Надо бдеть над собой и всем остальным желать спасения. Молиться за тех, за кого мы так или иначе отвечаем. А молиться за весь мир – это удел святых. Например, Серафим Саровский молился за весь мир. Но тоже не с юности, а достигнув определенной степени святости и совершенства.

– Часто в Церкви приходится встречаться с разномыслием,  разными мнениями, которые перетекают в какую-то борьбу (необязательно физическую, больше словесную). Апостол Павел  умолял своих братьев, обращаясь к ним в Послании: Остерегайтесь производящих разделения и соблазны. Можно ли говорить, что люди, которые начинают полемизировать друг с другом по той или иной теме, производят разделение в Церкви и это создает угрозу, о которой писал Павел?

– Вы употребили очень важное слово – полемизировать. Полемика в Церкви вообще недопустима. Есть два очень близких слова, которые люди часто путают, но это очень разные слова по смыслу – полемика и дискуссия. Дискутировать можно и нужно. Чем отличается полемика от дискуссии?  В дискуссии люди обсуждают какой-то вопрос для того, чтобы выяснить его или как-то приблизиться к его пониманию. В полемике каждый отстаивает свою позицию не для того, чтобы найти истину, а чтобы посрамить оппонентов и явиться носителем истины. Все современные ток-шоу на этом построены. В Церкви, к сожалению, полемики достаточно много, в том числе и в социальных сетях, и на православных телеканалах.

Я часто на эту удочку попадаюсь. Я в принципе не полемист, но очень люблю дискутировать, неоднократно принимал участие в каких-то обсуждениях. Автоматически я занимаю в обсуждении ту нишу, которая свободна, ту позицию, которая не озвучена, не претендуя на то, что это моя позиция. Я пытаюсь подсветить вопрос еще и с этой стороны. А в результате мне задают вопрос: «А Вы-то сами что думаете»? Подождите, давайте мы не будем обсуждать, что я думаю или что вы думаете. Давайте попробуем подискутировать и обсудить этот вопрос с разных сторон. Можно поменять ниши. Если бы была занята, условно говоря, либеральная или прогрессистская ниша, а консервативная  свободна, я бы занял ее. Но мы, к сожалению, везде только полемизируем и ассоциируем озвучиваемые тезисы с тем человеком, который их произносит. А это совершенно неправильно и пагубно. Человека записывают в какую-нибудь политическую партию. Ты за этот закон или против? Давайте не это будем обсуждать, давайте закон обсудим. Я как раз за то, чтобы дискуссий было как можно больше, а полемики не было вообще.

– Дискутировать можно на любых уровнях. Вы говорили об уровне социальных сетей, телевидения. Но можно же и в семье дискутировать, с родителями, близкими, родными. Как тогда правильно вести себя в дискуссии всем сторонам, чтобы это не превратилось в полемику?

– Если это не вопрос, который очень болит, а есть и такие вопросы. Например, в 2014 году совершенно невозможно было обсуждать ситуацию на Украине, это было настолько больно, что люди мгновенно сваливались не просто в полемику, а в ненависть, обвинения. Такие вопросы надо обходить стороной, особенно в семье, с друзьями. Это слишком больно, это очень личное.

Совсем недавно в одном из наших поповских чатов (была ситуация с войной в Карабахе, а у нас священники в том числе из Азербайджана, России, Армении, еще откуда-то) – общение мгновенно превращалось даже не в жесткую полемику, а взаимные обвинения. Этого делать нельзя, нужно на эти обсуждения объявлять мораторий. Чтобы была нормальная дискуссия, надо себя отделить от вопроса: вопрос обсуждаешь сверху, не ассоциируя его с собой. При организации нормального образования этому специально учат. Как учат? Представьте себе, мы сейчас обсудим какой-то жареный вопрос в повестке дня; допустим, вакцинацию: Вы будете «за», а я «против». Мы сейчас в эфире или между собой обсудим этот вопрос, Вы будете приводить доводы «за», я буду приводить доводы «против». У нас будет десять минут на то, чтобы это обсудить. А потом поменяемся местами: Вы будете «против», а я «за». Мы со всей искренностью будем отстаивать противоположную позицию. Это позволяет отделить себя от вопроса. Мы не полемизируем, защищая свою точку зрения, а обсуждаем проблему. Подчеркиваю, у опытных людей это вшито как способ обсуждения.

Я, например, занимаю всегда пустую нишу в разговоре, потому что это происходит на автоматическом уровне. Именно этому надо учиться. Не обвинять друг друга, а пытаться что-то увидеть, тогда мы можем как-то приблизиться к пониманию вопроса и себя проассоциировать с этим пониманием: да, сейчас моя позиция будет такова, но на момент дискуссии надо себя отделить от личной позиции. Потом скорректировать эту позицию, возможно, что-то новое поняв, уточнив для себя какие-то вопросы. Иначе мы никогда не достигнем понимания, будем вечно полемизировать, загоняя противников в какие-то им предназначенные в нашем сознании позиции, в худшем варианте называя их каким-нибудь обидным словом.

– Вы отметили очень важный момент: нужно отделить себя, свою личность, свою точку зрения от предмета дискуссии.

– На момент обсуждения это совершенно необходимо делать.

– Как это сделать окружающим? Не относительно себя, а относительно другого человека? Условно: Вы отделяете себя от предмета; как другим принять это и не ассоциировать Вас с тем мнением, которое Вы высказываете?

– Иногда это можно просто сказать, иногда, может быть, и не обсуждать. Ты же не с каждым, не всегда и не везде будешь вступать в подобного рода дискуссию. Иногда приходится (если человек способен только к полемике) принимать эти правила и начать полемизировать. И внутри Церкви это происходит, к сожалению.

Если не можешь отвернуться и уйти, а человек достаточно жестко ассоциирует тебя с твоей позицией, хорошо, тогда я буду говорить то, что думаю по этому поводу, или рискну поиграть в игру на чужом поле. Здесь уже зависит от того, насколько опытный я полемист (или другой). Еще раз подчеркиваю: для нормального внутрицерковного обсуждения полемика не должна быть нормой.

– В духовном плане какое влияние, какой вред полемика приносит человеку?

– Во-первых, наш ум относится не только к области души, но и к области духа, поэтому с духовной точки зрения это неспособность ума к тому, чтобы мыслить достаточно отвлеченно, искренне искать истину. В полемике мы считаем, что являемся носителями истины; по крайней мере, на момент полемики. Это вредно духовно. Всегда надо иметь в виду это: «Господи, я далек от совершенства, далек от понимания чего-либо». Поэтому не случайно острее всего полемизируют люди, мягко выражаясь, недостаточно умные. Хотя иногда действительно заданы условия, ты под это дело подписался – и сегодня тебя ассоциировали с какой-то конкретной позицией… Именно поэтому у нас, например, официальных церковных спикеров очень мало. Я не очень завидую их судьбе, потому что они не дискутируют, не могут, что называется, думать в эфире, не могут высказывать свою точку зрения, а высказывают официальную. Если это официальная позиция – всегда можно полемизировать с официальной позицией. В полемике позиция жестко задана. В дискуссии она может быть плавающей – это всегда гораздо интереснее, мне кажется, с духовной точки зрения тоже.

– Как это можно применить относительно семейных споров, дискуссий?

–  Полемика серьезно противоречит любви, тогда как дискуссия абсолютно не мешает ей. Тут надо достичь определенного уровня духовного совершенства, хотя бы минимального. Возьмем не церковный вопрос, не духовный – самый простой: давайте обсудим с женой, как мы проведем это лето. Она хочет остаться на даче, а я хочу пойти пешком с рюкзаком куда-нибудь на Алтай. Дискуссия кончается тогда, когда мы начинаем ругаться, а если мы с любовью друг к другу рассматриваем положительные и отрицательные стороны этой поездки, нашего времяпрепровождения, я советовал бы начинать с вопроса: «Ты куда хочешь? На дачу? Значит, сейчас будешь меня убеждать, что надо пойти в поход. А я куда хочу? Я хочу в поход. Я сейчас буду убеждать тебя, что надо остаться на даче». Это позволит глубже проникнуть в позицию другого человека, понять его, почувствовать. Потом позиции можно поменять. Чем хороша дискуссия? Тем, что ты погружаешься в другую точку зрения, не имея заранее какого-то негативного фона, активного душевного нежелания, отрицательных эмоций. Это очень здорово, и этому надо научиться в семье тоже.

– Мне кажется, даже при перечислении аргументов, при погружении в позицию другого человека все равно рано или поздно приходишь к простому фактору человеческого желания. Жена хочет поехать на дачу, не хочет на Алтай с рюкзаком. Это такой момент, который невозможно понять рационально.

– Можно, она же хочет не просто так. Вот желание поесть – это базовое желание, и то с ним можно работать, не случайно у нас есть пост, чтобы работать даже с такими простейшими желаниями. А более сложные желания, как нам провести отпуск, вполне редуцируются, мы можем это понять. Почему ты хочешь остаться на даче? Потому, что на Алтае, во-первых, клещи; во-вторых, в-третьих – что-то еще… В-пятых, у меня больные колени. После обсуждения все равно останется некое простое желание. Дальше мы принимаем решение, исходя из обсужденного. Кто уступит, какие факторы сочтем важными, а какие нет.

Иногда люди разводятся, приходят к психологу или священнику, жена говорит мужу: «Ты знаешь, я ведь тебе десять лет говорила, что мне вот это абсолютно не нравится». – «Нет, не говорила. То есть говорила, но так, что я не понимал, насколько для тебя это важно». Надо донести, насколько для тебя это важно, тогда действительно принимается какое-то компромиссное решение. Например, я еду в поход с друзьями на неделю, а потом полностью забуряюсь на дачу, все делаю для тебя, мы вместе проводим время. Для того чтобы лучше это понять, требуется сначала это обсудить. Потому что глубинные мотивы без обсуждения понять почти невозможно.

– Важно ли уступать в таких вопросах?

– Конечно, важно. С одной стороны, люди обычно говорят о компромиссе, хотя компромисс не всегда хорошее решение. «Ни нашим и ни вашим» – часто так получается. Но вполне можно найти такое решение, которое бы  удовлетворило всех. Если это невозможно, кому-то придется смиряться. Это тоже вопрос того, как в данной конкретной семье все устроено, какова была предыстория. Например, мы уже последние пятнадцать лет ходим в походы, а именно в этом году я хочу остаться на даче. Или наоборот: мы всегда ездим на дачу, а сейчас я хочу в поход. Очень много факторов, которые мы сейчас не можем обсудить, но они тоже принимаются во внимание.

– Я спросил про уступки, потому что Вы говорите про разводы, ситуации, когда муж или жена друг друга не слышали на протяжении многих лет. Уступки же могут к такому поведению привести, что ты уступаешь, уступаешь, но в тебе самом это откладывается: уступая, ты не реализовывал то, что хотелось когда-то, и другой человек не шел тебе навстречу…

– Конечно, здесь есть один очень тонкий момент, который часто понимается неверно. Что надо просто уступать. Христос ведь уступал, давайте смиримся и будем бесконечно уступать. На самом деле это не так. Есть большая опасность потерять себя, а вовсе не найти Христа на этом пути. Действительно, какие-то, как Вы правильно сказали, замедленные, отложенные действия остаются, поэтому в норме в паре должен быть некий баланс; баланс уступок, баланс того, чтобы двое шли навстречу друг другу. Если уступает только одна сторона, как правило, на длинной дистанции ничего хорошего из этого не получается.

– Я бы хотел еще с Вами обсудить слова Спасителя: кто имеет, тому дано будет и приумножится, а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет. Эти слова мне всегда казались несправедливыми. Это ведь какое-то нерациональное распределение. Кто имеет, тому еще будет дано, а кто и так ничего не имеет, у того еще и отнимется все, что было. Почему?

– С одной стороны – это просто констатация факта, не призыв, не какая-то максима, к которой мы должны стремиться. В бизнесе (правда, я сам никогда этим не занимался) это называется законом Матфея. Есть законы (Мерфи, еще кого-то), а есть закон Матфея. Мы в жизни прекрасно это видим: если ты состоятельный человек, то тебе дадут кредит под меньший процент. От твоей кредитной истории зависит то, на каких условиях ты получишь кредит в банке. И так во всем: если у тебя что-то есть, тебе гораздо быстрее пойдут навстречу, большее простят и так далее. У тебя будет гораздо больше возможностей. Это к Евангелию напрямую не имеет отношения, просто ассоциативно с этим высказыванием. Что касается духовной жизни, то это прямой призыв. Эти слова пересекаются со знаменитой притчей о талантах. Имеющий пять талантов приобрел другие пять талантов (у него стало десять), имеющий три таланта приобрел другие три таланта (у него стало шесть), имеющий один пошел и закопал его в землю – и даже тот талант, который у него был, у него отобрали. Господь говорит словами хозяина: «Возьмите у него таланты и дайте имеющему десять талантов. А негодного раба нужно выбросить во тьму внешнюю».

Если мы рассуждаем о том, как нам себя вести в соответствии с этими словами, даже если у нас ничего нет, даже если достался один талант, его нельзя зарывать в землю, а нужно приумножать.

– Вы упомянули, что высказывание Христа, Его притчу можно понимать и в духовном смысле. В связи с этим у меня вопрос: допустим, человек имеет добродетель терпения, но при этом он имеет страсть чревоугодия, скажем, и сребролюбия. Он бережет в себе добродетель терпения. Неужели у него отнимется даже она?

– К сожалению, да. Мы раскладываем: такая добродетель, такая страсть – это правильно, это позволяет нам лучше видеть себя и понимать, в каком состоянии мы находимся, с чем нам нужно бороться, а что нужно приумножать, в чем нужно стоять, в какой добродетели. Но духовная жизнь  устроена как одна большая льдина, например. Ты ее слева тянешь куда-то – она тянется, если тянешь справа, в другую сторону, она поплывет туда. Точно так же одна из добродетелей способна много чего вытянуть: если мы перескакиваем, условно говоря, чуть повыше, все остальное тоже тянется. И, наоборот, грех, владеющий нами, тянет вниз все остальное.

Поэтому надо пользоваться принципом слабого звена. Если мы чувствуем, что какая-то из страстей тянет нас вниз, нужно прилагать максимальные усилия для борьбы именно с ней. Наоборот, если  видим, что какая-то добродетель нам особенно удается, то, соответственно, и надо прилагать усилия в приумножении именно этой добродетели. С одной стороны, нужно приумножать добродетель терпения, не отпускать эту ситуацию,  не становиться нетерпеливым, раздражительным, но вместе с тем понять, где у меня самая больная, слабая точка для того, чтобы полагать основные усилия в борьбе с грехом, иначе он утащит нас не в ту сторону.

– Можно ли говорить, что человеческая жизнь – это постоянная борьба, постоянное развитие, но ни в коем случае не стабильность, не нечто аморфное?

– Да, конечно, именно об этом мы сегодня в самом начале говорили, когда рассуждали об ангелах: наша жизнь есть непрерывное развитие и способность к покаянию. В отличие от ангелов она заложена в нас. Она является свойством того, что мы находимся в постоянном изменении, никогда нельзя успокаиваться, как бы высоко мы ни поднимались. Например, апостол Павел говорит одно из моих любимых изречений: Достигайте любви, ревнуйте о дарах духовных. Наши добродетели нельзя положить куда-то в банковскую ячейку и стричь с них проценты; или про наши грехи, страсти нельзя сказать: «Я их однажды победил, теперь всё». Одна из важных истин состоит в том, что успокаиваться нельзя никогда. Мы, будучи обладателями падшей телесности, падшей человеческой природы в целом, если останавливаемся, начинаем сначала постепенное, а потом быстрое сползание вниз. В духовной жизни мы находимся как бы на наклонной плоскости: если поднимаемся, то есть возможность противостоять этому сползанию, если же остановились, неизбежно поползли вниз, при этом постоянно ускоряясь.

– Отец Максим, спасибо! Прошу Вас подвести итог, что-то пожелать, напутствовать наших телезрителей.

– Я немножко разовью свои последние слова: достигайте любви, ревнуйте о дарах духовных, не успокаивайтесь, учитесь дискутировать, а не полемизировать, обращайтесь в молитвах к своему ангелу-хранителю, который всегда находится рядом, готов услышать, помочь. Самое главное, не забывайте, что вы любимы Богом. Храни вас Господь!

Ведущий Александр Черепенин

Записали Анна Вострокнутова и Людмила Кедысь