Беседы с батюшкой. Протоиерей Максим Первозванский

(В расшифровке сохранены некоторые особенности устной речи)

В московской студии нашего телеканала на вопросы отвечает клирик храма во имя сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе г. Москвы, главный редактор православного молодежного журнала «Наследник», духовник молодежной организации «Молодая Русь» протоиерей Максим Первозванский.

– Завтра праздник Рождества Пресвятой Богородицы. Какое его значение для нас?

– Этот праздник открывает череду двунадесятых праздников церковного года. Совсем недавно, 1 сентября по юлианскому, 14 сентября по гражданскому календарю, мы праздновали церковное новолетие. В этом году была дата – 7531 год от сотворения мира. Прошла неделя, и завтра первый двунадесятый праздник – Рождество Пресвятой Богородицы. Эти праздники нанизаны, как крупные камни, на нити ожерелья всего церковного года. Всего их двенадцать. Это праздники, которые связаны с евангельскими событиями жизни Пресвятой Богородицы и Господа нашего Иисуса Христа, за исключением праздника Воздвижения Креста Господня, который не связан непосредственно с евангельскими событиями. Главное украшение этого ожерелья – Пасха. Церковный год начинается с воспоминания событий рождества Божией Матери, а заканчивается воспоминанием Ее успения. В череде праздников Ею все начинается, Ею все заканчивается.

Праздник хоть и не описан в евангельских событиях, а известен из Предания, повествует о начале земной жизни Пресвятой Девы Марии, о том, как Иоаким и Анна родили Божью Матерь. Событие рождения очень важно для любого человека. Но Церковь празднует лишь Рождество Иисуса Христа, Иоанна Предтечи, Пресвятой Богородицы; есть еще празднование Рождества Николая Чудотворца, но оно как бы условное. Есть тропарь Рождеству Николая Чудотворца, празднуется 11 августа, вслед за праздником Смоленской иконы Божией Матери. В некоторых местах празднуется очень торжественно (например, в Подмосковье, Зарайске или Можайске).

Рождество Пресвятой Богородицы мы празднуем потому, что сам факт Ее рождения имеет особое значение. Когда рождается обычный человек, он имеет неизвестную жизненную траекторию. Хотя, конечно, есть некоторые жития святых, например Сергия Радонежского, где подробно повествуют о том, как младенец отказывался от груди, как были какие-то знамения, пророчества о нем. Но по большому счету для современников жизнь могла пойти по-разному, несмотря на предызбрание Божие. Хотя апостол Павел говорит: кого Он предузнал, тем и предопределил. Но все же мы воспоминаем святое житие и блаженную или мученическую кончину того или иного человека, именно это событие является для нас церковным праздником. А для Божией Матери это не совсем так.

Можно поразмышлять, в чем разница в отношении к Пресвятой Деве у православных и католиков. С протестантами все понятно, они не почитают Ее. А католики и почитают, и празднуют, но по-другому, нежели православные. Например, в Католической Церкви существует догмат о непорочном зачатии Девы Марии. Католическая доктрина учит, что Пресвятая Дева была изъята из первородного греха, как был изъят Иисус Христос. Причем этот догмат достаточно поздний, XIX века.

В православии нет ничего подобного. Мы ублажаем Пресвятую Деву как Честнейшую херувим и Славнейшую без сравнения серафим. Православная Церковь учит тому, что хотя Богородица и не была изъята из первородного греха, но его действие в Ней никак себя не проявило. Она была так же удобосклонна ко греху, как и все остальные люди, рождавшиеся после грехопадения Адама, в отличие от Господа нашего Иисуса Христа, в природе Которого не было греха. Поэтому все дьявольские нападения, искушения в пустыне, в Гефсиманском саду и прочие, даже описанные как искушения, были для Него внешними воздействиями. А в нас, грешных людях, из числа которых не была изъята Пресвятая Дева, грех может действовать изнутри. Но в Ней он никак себя не проявил. Она с младенчества не позволила никоим образом этому греху проявиться. Поэтому сам факт Ее рождения также является для нас большим праздником.

Праздники бывают двунадесятые, великие, большие. В Типиконе у каждого дня, события есть так называемый праздничный знак, насколько этот праздник особый.

– Вы заговорили о разнице между католическим и православным учением об изъятии Богородицы из первородного греха и о наличии его в Ней (как в каждом из нас). Православное учение значительно приближает Ее к обычным людям, а католическое поднимает над людьми.  А что же такое первородный грех? Как он проявляется в нас и как не проявлялся в Пресвятой Богородице?

– Для любого человека это состояние естественно. Для нас естественно хотеть есть, пить, спать, уставать, а противоестественно, например, желание гибели ближнему, каких-нибудь садистских удовольствий, гомосексуальные увлечения. И есть сверхъестественное; например, хождение по водам, полнейшее воздержание от пищи. В житии Марии Египетской написано, что она тремя хлебами питалась тридцать лет. Эта история описана в книге Иоанна Дамаскина «Точное изложение православной веры», к ней можно обратиться для более глубокого изучения этой темы.

Для Адама и Евы в раю, когда первородного греха не было, естественным являлось то, что для нас сверхъестественно. Для нас действительно естественным является алкать, жаждать, уставать, болеть и умирать. Для Адама всего этого не было. У Иоанна Дамаскина есть замечательное выражение – «удобосклонность ко греху». В раю для Адама и Евы ее не было. Грех в них никак не действовал, поэтому дьявол должен был соблазнять Еву, а в дальнейшем Адама внешним воздействием, не живя у них внутри, как их собственные желания, а лишь пытаясь нащупать какие-то струнки, на которых можно сыграть. Не было ситуации, когда Адам или Ева не могли противостоять греху.

Вполне естественное состояние современного человека время от времени выпить бокал хорошего вина. В Священном Писании написано, что вино веселит сердце человека, но алкоголизм – это противоестественное, болезненное состояние, а пьянство – это греховное поведение. Для алкоголика естественно пить. Он может даже захотеть с понедельника бросить, но у него не хватит сил. Его природа завязана страстью и пороком греха винопития. Она не может противостоять ему, и только с медицинской, психологической и духовной помощью человек может избавиться от алкоголизма, предпринимая большие усилия. Не вдруг с понедельника, а на протяжении долгого периода времени. Совершив грех и будучи изгнанным из рая, человек впал в состояние, когда для нас является естественным то, что не должно быть таковым.

Это хорошо видно на примере неофитов. Человек регулярно ходит в церковь, открыл для себя благодать Божию, изо всех сил пытается вести христианскую жизнь. Но проходит несколько месяцев, и он с ужасом говорит на исповеди: «Батюшка, я не могу избавиться от раздражительности, обидчивости. Начинаю рассеиваться на молитве». То есть человек ожидает, что, придя в церковь, он избавится от первородного греха и сразу станет святым праведником и перестанет быть удобосклонен к тем грехам, в которых мы каждый раз снова и снова исповедуемся. Они являются уже повседневной рутиной: раздражение, осуждение, обидчивость, чревоугодие, блудные и тщеславные помыслы, горделивые посылы, уныние, печаль, отчаяние. Все это свойственно даже самым опытным христианам. Реальной праведности человек может достичь только в результате многолетнего духовного подвига, да и то не всегда.  Силуан Афонский ходил по Афону и искал праведников. На Афоне, среди людей, отрекшихся от мира и положивших жизнь на служение Господу. Даже в таких местах далеко не всегда люди достигают настоящей праведности и святости.

Вот что такое первородный грех, действующий в нас. К счастью для нас, Господь все-таки спросит с нас не за дела, которые мы в этой жизни совершали, а за нашу веру, намерения и устремления. Апостол Павел пишет про себя: Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Бедный я человек! Каждый из нас может это повторить вслед за апостолом. И если бы Господь судил нас по делам, если бы Он был справедлив, то ни один из людей, когда-либо живущих на земле, не имел бы надежды попасть в рай. Мы надеемся на Спасителя и на предстательство Пресвятой Богородицы. Именно поэтому и празднуем эти события. Своей праведностью нам не спастись.

– Вы сказали, что важны не столько наши дела, сколько наши устремления. Это вдохновляет. Значит, когда мы падаем или что-то не получается, то нужно просто начать стремиться к обратному?

– Апостол Иаков стряхивает с нас бодрый оптимизм: «Покажи мне веру твою от дел твоих». Да, но при этом мы понимаем, что вера-то, может, и сильна, а плоть немощна. И, к сожалению, как это ни грустно признавать, Церковь – это не сообщество праведников, а сообщество верующих, стремящихся к Господу, любящих Его грешников, принимающих спасение от Него, а не спасающихся своими силами и праведностью.

В последние годы моей священнической практики у нас в храме, да и во многих местах, особенно после принятия соборного документа о Евхаристии, практикуется все более и более частое причащение прихожан. Многие причащаются раз в неделю, а кто-то, имеющий возможность посещать храм чаще и горящий ревностью, несколько раз в неделю. Частое причастие стало обычной повседневностью для нашего и многих других храмов. Естественно, встает вопрос об исповеди: надо ли исповедоваться перед каждым причащением, если  причащаешься два раза в неделю, особенно если за это время не совершил каких-то грехов? Люди иногда подходят и говорят: «Я хочу причаститься, но мне сложно что-то сказать, кроме: прости меня, Господи, я согрешил делом, словом и помышлением; я не слишком достойный христианин».

Я предлагал прихожанам, которые причащаются чаще, чем регулярно, исповедоваться не каждый раз, а, например, раз в три недели, но не реже, чем раз в месяц. Конечно, если нет тяжких грехов, только повседневная рутина. Но если же совершили что-то достойное исповеди, то бегом в храм. У нас три священника, один из которых служит, и сотни причастников на воскресных литургиях. Так пусть они больше времени уделят тем кающимся, которые нуждаются в более подробной исповеди.

Но не вышло. Люди не могут преодолеть себя. Только единицы прихожан воспринимают подобную практику. Остальные не могут отделить исповедь от причастия, все равно подходят, хотя ничего не говорят. Они выучили эту замечательную формулу: «Я согрешил делом, словом, помышлением, прости меня, Господи». Время почти не тратится, но не получается по-другому. Человек все равно не готов принять свою греховность, не готов признать, что, даже подходя к Чаше, он все равно грешен.

Совсем уродливые формы это принимает в ситуациях, когда человек исповедовался с вечера, а с утра снова приходит на исповедь. «Я по дороге отвлекался мыслями, невнимательно вычитал Последование, раздражался». Разговаривать бесполезно, читаю разрешительную молитву, а перед «Отче наш» он опять пытается подойти: «Я во время службы успел осудить, что свечки стоят неправильно».

С одной стороны, это правильное желание подойти к Чаше чистым, освобожденным от грехов. Но, с другой стороны, нужно понимать, что так не получится. В нас всегда есть удобосклонность ко греху, а также неспособность радикального противостояния ему, даже во время богослужения. А с третьей стороны, это фарисейское желание праведности: «Я достоин, вот сейчас я подготовился, все вычитал, все богослужения посетил, теперь имею право подойти к Чаше».

Но мы не имеем права подходить к Чаше. Подходим только потому, что Господь призывает нас и говорит: приимите, ядите, сие есть Тело Мое, за вас ломимое; сие творите в Мое воспоминание... Или: Приидите ко Мне все труждающиеся и обремененные. Мы не можем не откликнуться на Его призыв и приступаем к Святому Причащению, тем самым давая Ему возможность жить в нас.

Я не знаю, как будет дальше, но, по крайней мере, тридцать лет моей активной церковной жизни я действительно наблюдаю, как от причащения один раз в год, максимум несколько раз в посты, от невозможности причащения на Пасху мы пришли к почти обязательному, рекомендуемому причастию раз в месяц, потом раз в две недели. Сейчас практически на каждом богослужении, на котором человек присутствует, если он не забежал по пути на дачу свечку поставить, а пришел сознательно в воскресное утро натощак, мы скажем: «Причащайтесь». Перед этим прочитайте Последование ко Святому Причащению, оно занимает совсем немного времени.

– То есть это фарисейство: пытаться стать чище?

– Мы действительно должны стараться очиститься, постараться показать Господу веру от дел наших, но надеяться, что мы будем чистенькими в глазах Господа, не приходится.

– Если мы практически всегда грешны и недостойны подойти к Чаше, значит, мы причащаемся в суд и осуждение?

– Здесь существует неверное толкование слов апостола Павла, который как раз рассказывает о том, что человек, недостойно причащающийся Чаши Господней, «суд себе яст и пиет». Более того, в Великий Четверг, день установления Тайной Вечери, читается именно этот фрагмент из апостольских посланий, напоминающий нам о необходимости достойного причащения.

Но всегда возникает вопрос: «Что есть достойное причащение?» Только Господь решает, достойно ты причащаешься или нет. Есть несколько вопросов и к самой Тайной Вечере, когда Сам Господь преподал Свое Тело и Кровь апостолам. Например, причастился ли Иуда? На этот вопрос толкователи отвечают по-разному. Если он причастился, было ли это во осуждение? И этот вопрос тоже может быть рассмотрен по-разному. Ведь если Иуда причастился, значит, именно наличием благодати Божией в нем могут быть объяснены все дальнейшие события, происходящие с ним. Иначе бы он просто взорвался и умер, так велика была тяжесть его греха.

Иуда предал Господа в Гефсиманском саду, совершил самый тягчайший грех за историю человечества, несравнимый даже с грехом Адама. Ничего более страшного человек не может совершить сознательно, как предать любящего Господа целованием. Но, несмотря на это, в нем потом откуда-то взялись силы раскаяться. Об этом прямо свидетельствует Священное Писание. Иуда раскаялся, попытался что-то изменить, пришел вернуть сребреники. И он их не просто бросил, а сказал: «Согрешил я, предав кровь неповинную». Это невозможно объяснить тем состоянием, в котором находился Иуда после того, как в него вошел сатана. Это было бы категорически невозможно, если бы благодать Причастия не действовала в нем. Рассуждая об этом, я вступил на очень зыбкую почву. Господь даже в этой страшной ситуации полнейшего предательства преподал Иуде Тело и Кровь Свои, чтобы спасти его.

Что такое причастие в суд и во осуждение? Мы верим в то, что при причащении Господь входит в нас независимо от нашего состояния. И отчасти мы принимаем Его. Симеон Новый Богослов пишет: «После причастия в моих жилах течет Кровь Христова. После причастия я пребываю в Боге и Бог пребывает во мне». И разве Бог, пребывая во мне, начинает меня разрушать, осуждать, судить? Я не могу себе этого представить. Если Бог преподает Себя нам, то Его действия в нас всегда любящие и исцеляющие.

Вопрос в том, насколько мы готовы к этому. Бывает, человек закоренел в грехе и отвергает Его. Кто-то может прийти в храм без всякой подготовки, подойти к Причастию, возможно, и некрещеным. Зашел в храм, увидел, что все стоят, подошел, его причастили. И есть чудесные истории, как человек после такого причащения вдруг преображался, а не падал на месте мертвым как богохульник или кощунник. Это Причастие становилось для него началом духовного пути.

Я не призываю причащаться абы как. Православный человек должен причащаться осознанно, стараясь очистить себя от всякой скверны плоти и духа, попросив у Бога благословения и испросив у Него прозрения. Но не стоит надеяться, что своей праведностью мы можем причаститься достойно. Тогда бы мы все причащались в суд и во осуждение. Это размышление от неверного представления о Боге. Господь Иисус Христос пришел не судить. Он говорит: ибо не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был чрез Него.

– Если возвести состояние пребывания человека во грехе в максимум, то мы получим ад. Человек в аду. По учению святых отцов, ад – это когда человек закрывается от Бога в себе. Господь Вездесущ, но человек замыкается сам в себе, а насильно Бог ничего делать не будет. В этом и заключается человеческий ад, что сам по себе человек не может открыться для Бога. А если вдруг причащается, не получается ли, как будто Бог проявил насилие по отношению к человеку, закрытому во грехе?

– Много ли Вы видели людей, закрытых во грехе? Я их видел совсем немного, когда человек действительно полностью закрыт. Это первое. Второе – по поводу свободы и невмешательства в нее Господа. В последние десятилетия человеческая свобода была возведена в какое-то странное состояние западного либерализма. Будто бы свобода – это личное дело другого человека, и я не имею права про это ничего даже говорить.

Например, живет у меня сосед, и что бы он ни делал, если не нарушает Уголовный кодекс, то это не мое дело. Не мое дело его осуждать, не мое дело ему что-то говорить, не мое дело вмешиваться в его личную жизнь. Вот так это стало принято на светском, государственном уровне, и мы с радостью восприняли эту мысль. Для нас это совсем недавняя практика. Вспомним «Бриллиантовую руку» и вмешательства управдома в личную жизнь главного героя: «Наши люди в булочную на такси ездят. Кто возьмет билетов пачку, тот получит водочку, а кто не возьмет, тому отключим газ». Как всей толпой с управдомом вломились к человеку... То есть никакой свободы индивидуума на самом деле в нашем обществе еще совсем недавно не было. Для нас это новая штука, когда каждый живет как хочет, и, в общем, даже если человек живет в грехе, но не является активным его проповедником, Церковь может сказать: это не наше дело, это его личное дело. Если он к нам сам не приходит, мы не будем ничего ему говорить – он свободен. Даже в воспитательную практику это все вошло – давайте предоставим ребенку свободу, будем лишь ему помогать на каких-то правильных путях. Наверняка все встречали подобные практики.

Но при этом давайте представим себе все-таки любящего Отца, Который к тому же еще и Всемогущий. Вот я отец своих собственных детей, я вижу, что мой ребенок закрывается от меня, замыкается в каком-то грехе. Должен ли и могу ли я предоставить ему свободу, если я его люблю? Нет, я сделаю все, чтобы каким-то образом до него достучаться. Если я не всемогущий, но опытный, я могу понимать, что это состояние его временное; и лучше здесь и сейчас его не трогать, пусть он поварится в себе, а потом я найду нужный момент. Но я не махнул рукой, я все равно буду этого момента ждать, пытаться подстроить ситуацию, нужный разговор, когда это не будет насилием, а когда щелочка в его душе и в разрушенных отношениях со мной откроется, я сумею как-то своей любовью туда целительно капнуть из пипетки, и, возможно, это ему поможет.

Бог – любящий Отец, к тому же еще Всемогущий. Я не могу представить, не верю, что Он просто равнодушно смотрит на то, как человек от Него замыкается, якобы уважая его свободу. Бог уважает свободу человека в том смысле, что Он нас не насилует, но это не значит, что Он не вмешивается в нашу жизнь тем или иным способом. Вот я говорю своему ребенку: «Ладно, живи как хочешь». Значит ли это, что я оставил все попытки повлиять на него каким-то образом? Нет, я, условно говоря, опытный. Неопытный родитель что будет делать? Он будет выносить ребенку мозг, будет его ругать, будет непрерывно с ним ссориться. Он будет играть странную игру: всё или ничего. Я вижу это, наблюдаю даже на примере уже пожилых родителей и достаточно взрослых детей, когда родитель, которому условно 90, говорит своему сыну, которому условно 70: «Ты или поступаешь, как я тебе велю, или тебя знать не знаю». Это страшная болезнь в отношениях «всё или ничего», которую достаточно сложно преодолеть.

Более опытный родитель, более понимающий, более знающий в эту игру никогда не играет. Он понимает, что воспитание, как и политика, – это искусство возможного. Мы не всемогущие, не всеведущие, но, обладая опытом, читая книги по возрастному развитию, понимаем, что происходит с ребенком, поэтому в какой-то момент отпускаем его, оставляем. Понимаем, что в нем должны развиться собственные силы, он должен принять пусть ошибочные, но свои решения. Но если он подойдет к окну и решит выпрыгнуть, мы будем уважать его свободу или схватим его и пристегнем наручниками к батарее, пока вызываем скорую психиатрическую помощь? Конечно, мы это сделаем. Неужели Бог не делает так же?

Поэтому эти слова про уважение человеческой свободы для современного уха (и даже иногда от богословствующих священников я слышал размышления) превращаются в равнодушие. Мы же знаем, что Бог отдал за нас жизнь, то есть Он пострадал за нас. И получается какой-то «Божественный мазохизм» (прости меня, Господи), когда Бог страдает за нас, наблюдает со стороны, как мы гибнем, но ничего не делает, уважая нашу свободу. Это же неправда, это неправильно. Бог не отворачивается от нас, не в том смысле, что Он не перестает смотреть, сопереживать, страдать за нас на кресте, Он продолжает активно действовать в нашей жизни.

–  Получается, что Бог мог бы вообще для нас быть примером хорошего воспитателя?

– Конечно, Он и является для нас примером хорошего воспитателя. Вопрос в том, что мы не видим явным образом действия Бога, в том смысле, что мы можем по-разному интерпретировать Его управление этим миром. Мы знаем, что вполне себе существуют стройные системы, в которых Бога вообще нет, и это достаточно непротиворечивые внутренние атеистические системы. Есть другие религиозные концепции, которые не опровергаются, и они непротиворечиво описывают этот мир, как телесный, так и духовный, – это всегда вопрос нашей веры.

Поэтому вопрос действия Бога в нашей жизни – это тоже вопрос веры. Поэтому для нас крайне важно понимать, какой Он – наш Бог. Мы, родители, естественно, пытаемся рисовать нашу жизнь по тому, как Бог действует по отношению к нам.

– Значит, и в Причастии не может возникнуть насилия, какого-то огня попаляющего, потому что мы сами просим о помощи…

– Да, только давайте не будем слишком рационализировать Бога и заранее думать, как Он будет в нас действовать. Именно поэтому мы, каждый раз приходя к Причастию, складывая руки на груди, говорим: «Да не в суд или во осуждение будет мне причащение Святых Твоих Таин, Господи, но во исцеление души и тела». Мы просим об этом Бога, понимая, что не от нашей праведности все зависит – Он будет решать, как действовать в нас, Он, соединяясь с нами, будет каким-то образом нас менять, в нас жить. И это на самом деле непредсказуемое действие. И это страшно.

– Богородица могла бы стать для нас примером вот этой борьбы с грехом, если уж Она в отличие от нас вообще практически не была подвержена греховному состоянию. Но как у Нее это получилось?

– Этого мы не знаем. И в этом смысле едва ли Она может быть нам примером. Хотя ведь апостол Павел говорит: подражайте мне, как я Христу. Даже не Матери Божьей, а Самому Христу! Вопрос, в чем подражать, как подражать. Если мы оглянемся на историю нашей Церкви, то увидим, что до так называемого великого византийского синтеза существовали две главные богословские школы Древней Церкви – Александрийская и Антиохийская. Каждая из них породила и великих святых, и великих еретиков.

Достаточно вспомнить, что из Антиохийской школы вышел Иоанн Златоуст, из нее же вышел Несторий. Из Александрийской школы вышли Афанасий и Кирилл Александрийские, из нее же вышел Евтихий, основатель монофизитской ереси. Целый сонм александрийских богословов оказался подвержен этой ереси. В Александрии был даже проведен «разбойничий» собор – патриархом тогда был Диоскор.

Вопрос о том, какова мера нашего аскетического подвига, можем ли мы сами преодолеть грех или это совершается Божьей помощью. Антиохийская школа была основана на личном подвиге. Основной богословский тезис: мы должны подвиги совершать, мы должны действительно праведниками стать своими силами. Вот на это делался упор.

Внутри Александрийской школы возникло монофизитство как учение о единой Божественной природе Христа – дескать, человеческая природа сама вообще ничего не может и во Христе она была полностью поглощена Божеством. Соответственно, на что тут и надеяться? Подвиги нужны (то есть практика аскетическая могла быть у представителей двух школ одинаковой), но только помощью и милостью Божьей.

Поэтому Несторий из Антиохийской школы и дошел до того, что перестал называть Богородицу Богородицей, сказав, что Она родила всего лишь Христа по человечеству, разделив таким образом полностью Его человеческую и Божественную природы и даже личности во Христе разделив.

Нам тут надо идти царским путем, которым Церковь идет уже второе тысячелетие: «На Бога надейся, а сам не плошай», «Под лежачий камень вода не течет», «Конца света и Страшного Суда жди, но хлебушек сей». Это даже в народных пословицах оказалось отражено.

– Да, это два глобальных взгляда, связанных не только с Александрией и Антиохией. В частности, из-за этого вопроса от Римско-Католической Церкви отделились протестанты – спасение по благодати или по личным делам.

– Это всегда актуальный вопрос – и в Вашей, и в моей жизни, для каждого человека, для каждого церковного сообщества, для каждого прихода.

– Поэтому давайте его снова поставим. Так спасаемся мы своими делами, благодатью Божьей или они в каком-то синтезе существуют? Последнее – правильный ответ, конечно. Вопрос, в каком синтезе. Как нам быть с нашими делами и как молиться об этой благодати, чтобы Бог нам помогал?

– В предыдущей части я довольно много богословских тезисов выдвигал, попробую ответить совсем по-простому. Любой аскет, любой человек, совершающий какие-то дела, пытающийся жить христианской жизнью, имеет неоднократный и, надеюсь, правильно интерпретированный опыт абсолютной, полной немощи, неспособности сопротивляться греху.

Поэтому попытаюсь правильное отношение к спасению передать по аналогии с практикой исцеления от алкоголизма, например методикой «12 шагов». Первый шаг: «Здравствуйте! Меня зовут Вася, я алкоголик. Я не могу избавиться от алкоголизма». То есть это полное признание собственной немощи – греховности и неспособности что-либо сделать самостоятельно.

Если бы на этом заканчивалась методика «12 шагов» и не нужны были остальные 11 (то есть человеку достаточно было бы признать, что только Господь может его исцелить и можно ничего не делать), наверное, эта методика и не возникла бы. Но дальше есть второй, третий, четвертый, пятый, одиннадцатый, двенадцатый шаги – эта программа занимает годы усилий человека, который исходно признал свою неспособность что-либо сделать самостоятельно.

Здесь то же самое: мы признаем спасение по благодати Божьей, но для принятия этого спасения, для превращения в новую тварь мы должны прилагать, не побоюсь этого слова, титанические усилия, иметь великую решимость, не рассчитывая на свои силы, но искренне желая угодить Господу, избавиться от грехов. И потому совершаем те шаги, подвиги (даже в простом смысле этого слова: «подвиг» – «движение», то есть надо подвигнуть себя), чтобы приблизиться к Богу, уповая только на Его помощь, только на Его милость, только на Его благодать.

– Об этом устремлении мы сегодня тоже говорили, когда говорили о вере и делах. Спасибо за сегодняшнюю беседу. В заключение прошу у Вас слов напутствия для наших телезрителей.

– Поздравляю Вас, дорогие наши телезрители, с великим двунадесятым праздником Рождества Пресвятой Богородицы! Да хранит нас Матерь Божья на всех путях нашей жизни, да пребудет Она в нашем сердце, в наших молитвах, да будет Она для нас всех любящей Матерью и Заступницей!

Ведущий Александр Черепенин