Беседы с батюшкой. Как быть в современном мире искушаемым, но неискушенным. Продолжение. Священник Константин Корепанов

– Отец Константин, хотелось бы продолжить нашу беседу, которую мы начинали ранее, на тему, как быть в современном мире искушаемым, но неискушенным. Человек по своей природе слаб, и в духовной борьбе ему всегда нужна помощь. И помощь нужна всем, будь ты священник, монах или мирянин. Насколько важно христианину понимать, что в одиночку он не сила?

– Это очень естественно для человека – понимать, что он не сила. Маломальский опыт жизни учит человека держаться за других людей. Наша культура, наша постмодернистская, постсоветская цивилизация, возникшая в 70-е годы, стремящаяся к предельной индивидуализации, с детства внушает человеку мысль, что он сам что-то значит, что-то может. Этот механизм постепенно ломается и уходит. А вообще-то в прежние времена люди испокон веков жили общинным строем, который потом плавно перетек в коллективистские организации. Если человек привык работать в коллективе, он понимает, что в коллективе все делается быстрее и проще.

Что касается церковного бытия, то любой человек, входя в Церковь, входит в общину и понимает, что вместе молиться, вместе решать какую-то проблему (провести субботник, например, или отреставрировать храм) значительно легче, чем делать в одиночку. Этот опыт рождается достаточно быстро, его надо только чуть-чуть корректировать. Тем более что у нас в российском обществе не все еще механизмы сломаны, не все еще разрушено, и убедить человека, что люди ему нужны, не так сложно. Опыт быстро покажет, что вместе лучше выживать. Притча о прутике и метелочке всегда работает.

Человеку всегда было трудно понять, что он без Бога ничего не может, что ему нужен Бог. Вот это всегда было подвигом, и всегда на это требовались особые усилия человека и благодати. По сути, без благодатного воздействия человеку очень трудно понять, что он без Бога ничего не может. Одна из первых заповедей блаженств говорит: блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное. Если человек осознал, понял, почувствовал, пережил, что он нищий духом (не по деньгам, не по каким-то способностям), что он сам ничего благочестивого, доброго, подлинно жизненного в любви сделать не может, тогда он блажен. Это дается трудно.

Служа священником и общаясь с людьми, я увидел, что люди очень одиноки. Даже имея семьи, люди в семьях одиноки. Они одиноки, когда у них есть престарелые родители, муж, жена. Одиноки потому, что, как правило, их веру, идеи, ценности не разделяют. Человеческое общение всегда было дефицитом, всегда было радостью, но я увидел, что в наше время значимость человеческого общения для многих – вопрос жизни и смерти. Найдет ли человек в Церкви общность, общину людей, которые его согреют не только в буквальном смысле слова, но обнимут, посмотрят в глаза, утешат, послушают, посмеются вместе с ним или поплачут? Для многих людей это вопрос жизни и смерти. Конечно, не в буквальном смысле, но невроз, психоз, затяжная депрессия многим грозит. Одиночество пожирает людей с огромной скоростью.

– Вопрос телезрителя из Мурманска: «Господь вознесся на небо в теле. Получается, что именно в таком теле предстанет каждый человек на Суде Господнем? Или я заблуждаюсь?»

– Если Вы имеете в виду такое тело, как у Христа, то трудно ответить, будет ли оно таким же. Вообще-то мы причащаемся Тела Христова, поэтому, наверное, что-то такое будет. Но мы точно воскреснем не в том теле, которое сейчас каждый из нас носит. В определенном смысле это тайна будущего века. Как говорит апостол на эту тему, мы все изменимся. Но как изменимся – мы не знаем, от нас это пока скрыто. Когда воскреснем – тогда узнаем. Но то, что тело будет не таким, – совершенно однозначно.

Наше тело немощное, обречено умирать, и оно неизбежно умрет, потому что в нем посеяно тление, разложение. Для того чтобы поддержать это тело в вечном бытии, необходимы какие-то условия, подобные тем, при которых сохраняется тело Ленина в Мавзолее; его надо проспиртовать, сдобрить какой-то химией, как-то обрабатывать. Само по себе тело сохраниться нетленным не может, оно содержит в себе тление, родилось в тлении, в тлении и скончается. Это тело войдет в землю, из которой оно взялось.

Когда Бог позовет, тогда тело будет восстановлено на новой земле, под новым небом; и условия будут иными; какими – мы не знаем. Это будет тело, облеченное в славу. Большего я не скажу, потому что это будет слишком высокое и чрезмерное богословие. На эту тему написаны книги, можно их почитать, в том числе размышления святых отцов о воскресении из мертвых. Я не хотел бы говорить на эту тему в широком эфире, потому что это достаточно глубокие, очень личностные, интимные переживания для многих святых отцов.

Слово Божие нам не открыло ничего именно о качестве нашего тела. Но если мы верим, что Христос подлинно вочеловечился, что у Него действительно было человеческое тело, тогда, примерно сопоставляя тело воскресшего Христа, мы можем отчасти представить, какими свойствами будет обладать наше тело. Например, Христос входил сквозь запертые двери, проходя сквозь эту материю, как нож проходит через масло. Он не воспринимал дебелость этого мира, то есть Его тело было как бы более плотным (не в смысле твердым), более истинным, более реальным, чем вся реальность этого мира.

Во-вторых, Христа никто не узнавал. Тема воскресения очень интересная, есть очень важные мысли на эту тему, но я не буду сейчас об этом говорить. Христа никто не узнавал; требовалось определенное усилие, обращенное главным образом к сердцу. Сердцем Его чувствовали, узнавали, а лик часто оставался неузнанным. Апостол Фома видел Его раны, Его язвы, прикасался к ним рукой, то есть это тело материально, и это то же самое тело, которое висело на кресте. Но новое тело Христа обладает такими славными свойствами, такими удивительными качествами, что может перемещаться, исчезать, подниматься на небо, проходить сквозь запертые двери и много чего другого.

– Вопрос телезрителя из Москвы: «Как душа общается с телом и как передает информацию Богу? Почему Всевышний не может достучаться до нас через душу?»

– Он не может достучаться по одной простой причине – мы не даем достучаться. Человек, имеющий опыт общения с другим человеком, прекрасно понимает, как это происходит. Любой человек закрывается от другого человека, это одно из последствий грехопадения. Мы ставим блоки, прячемся в скорлупу, футляр, не доверяем, не раскрываемся навстречу другому человеку, даже от которого ничего плохого не ждем. Осторожность и страх требуют от нас бдительности, и мы не открываем всего. Это, может быть, хорошо по отношению к другому человеку, но так же мы ведем себя и по отношению к Богу.

Бог может достучаться до наших сердец, если мы на этот стук откроем. Он, в отличие от людей и бесов, никогда не ломает запертые двери, Он именно стоит и стучит. И если мы откроем или приоткроем дверь своего сердца, если начнем доверять Его словам, тогда Он начинает нам говорить. Но пока мы сопротивляемся, Он терпеливо ждет, когда мы начнем Ему доверять.

Ведь в этом и состоит суть смерти, что мы не верим Существу, нас создавшему, Которое есть жизнь, любовь и свет, Которое любит и животворит нас даже тогда, когда мы закрылись. Ему не поверил Адам, когда согрешил, и с этого момента начались все наши муки и мытарства. Мы не верим Ему.

Продолжу мысль по поводу первой заповеди блаженств и познания своей немощи. В том и состоит начало человеческого спасения, что человек начинает доверять словам, которые сказал Бог. Если человек сделал хоть малюсенький шажочек в сторону доверия Богу, то ему тут же открывается, насколько он Его боится, он напитан ужасом перед этим Всесильным, Всемогущим Существом, Которое может сделать с человеком все, что захочет: сокрушит, лишит всего, отправит в ад. Как Ему можно верить?.. Если человек хоть чуть-чуть (а это очень трудно и редко бывает) доверится Богу, он понимает, как сильно, страшно он Его боится, как он напуган самим словом «Бог», как ему страшно доверить себя в руки Бога.

В сущности, весь опыт нашей жизни вмещается в то, чтобы научиться наконец влагать себя в руки Бога, доверяя Ему совершенно. Но мы так не можем. Для этого надо стать как совершенно беззащитный младенчик, который понимает, что сейчас его обнимают руки матери, которая пеленает его с максимально возможной нежностью и теплом.

А человек думает: «Какая нежность? Какая забота? Люди от ковида умирают, дети умирают, матери остаются без детей, дети – без матери. Кругом страшная беда... Нет, не любит Он нас. Если бы любил, мы по-другому жили бы...» Эти мысли мы не можем прогнать. Мы напуганы. Если заглянуть в наши представления о Нем, то это нечто страшное; мы о сатане думаем лучше, чем о Боге. Настолько искаженная картина о Боге в нашем сознании! Потому Он и не может до нас достучаться. Как можно достучаться до человека, который закрылся, поставил защиту и даже не хочет слушать?

Будучи школьным учителем, я видел, как родители разговаривают с детьми. Родители думают, что надо провести работу, поговорить, а ребенок закрылся и даже потом вспомнить не может, о чем говорил отец, потому что он весь сжался внутри, только бы не слышать, не раскрыться; он не хочет слушать. Примерно в таком состоянии, только умноженном в тысячу раз, наши отношения с Богом. Как до нас достучаться, если мы сжались в комочек, закрыли уши, глаза, сжали сердце, чтобы только Он не пробился? Потому что нам кажется, что если Он пробьется внутрь нас, – нам конец: Он нас раздавит и будет делать с нами что хочет.

– Вопрос телезрительницы из Тольятти: «Уважаемый батюшка, разрешите выразить Вам огромную благодарность за Вашу работу на телевидении. Лекции, которые Вы читаете, очень ценны для нас. Какое Ваше мнение о том, что говорит профессор Алексей Ильич Осипов (он ссылается на святых отцов) по поводу того, что в конечном итоге каждый человек будет помилован Богом и будет с Богом в раю? Прежде человек пройдет какие-то серьезные посмертные испытания, чтобы очиститься, и потом предстанет пред Богом и будет в раю. Насколько я помню, в Евангелии о мытарствах нет ни слова. Любой человек боится ада. Вы согласны с тем, что говорит Алексей Ильич?»

– Я нахожусь не в той весовой категории, чтобы публично заявлять какое-то несогласие с профессором  Осиповым. Это было бы, по меньшей мере, не очень этично, неправильно. Я могу Вас отослать к тому, что говорит митрополит Иларион (Алфеев), возражая на подобное мнение Алексея Ильича. Могу сослаться на решение Пятого Вселенского Собора, осуждающего в целом то учение, которое называется апокатастасис, о конечном восстановлении и спасении всего. Там можно обо всем этом почитать.

Я соглашаюсь с учением Церкви по этому поводу и больше публично говорить ничего не буду. Если Вы слушаете не только Алексея Ильича Осипова, но и что-то иное, другое, то наверняка знаете все принципиальные возражения в курсе этой полемики, поэтому я не буду этого касаться; не хотелось бы мирную, спокойную беседу превращать в дискуссию.

Сказать я хочу следующее. В том-то и беда, что большинству людей очень приятно слушать о том, что никакого ада нет, никаких вечных мук нет. На это чувство нужно обратить особое внимание. Нам именно приятно это сознавать. Почему бы не слушать то, что слушать приятно? Это первый момент.

Второе, что мне хотелось бы сказать. Давно на эту тему я пытаюсь говорить в своих лекциях, избегая открытой полемики, прежде всего с профессором Осиповым, потому что уважаю его и сознаю, кто он и что сделал для Церкви. Я всегда пытаюсь рассказать о том, что знали святые отцы... Есть опыт жизни с Богом, и святые отцы говорили не из опыта рассуждений, размышлений, а из опыта жизни с Богом. Любой святой отец, любой православный подвижник знает, что есть такое состояние человеческой воли, сломить которое не может никто. Человек не хочет – и никто не сможет его заставить любить.

Люди все время рассуждают о том, что Бог нас любит, что Он нас простит, исцелит. Все это верно, Он и сейчас нас любит, и Его любовь не станет больше, чем сейчас. Проблема человеческой гибели не в том, что Бог на нас гневается, а потом перестает; не в том, что Он сердится, а потом вдруг прощает. Он уже простил, Он уже любит. Он нас любил в день, когда мы согрешили, и ничего не изменилось с того момента, потому что в Боге ничего не меняется, в Нем всегда все есть. И не может измениться отношение Бога к человеку хоть за миллион лет, хоть за миллиарды миллиардов лет, ибо в Боге нет перемены – Он всегда есть любовь и всегда всех любит. А люди думают, что что-то в Нем изменится.

Все дело в человеке: он либо любит, либо нет. Вот если человек любит Бога хоть чуть-чуть, хоть с маленькое семечко, тогда он спасется; и ему не надо тысячу или миллион лет гореть в аду. Бог раздует это маленькое семечко в искру. Но если человек не любит Бога, то раздувать нечего, он никогда Его не полюбит. Не потому, что это невозможно, а потому, что человек не хочет. Вы не можете сделать человека счастливым, спасти его, если он не любит Бога. Он будет в Царствии Божием находиться потому, что будет Бог все во всем. И в конце концов и бесы преклонят перед Ним колени, но совсем не так, как ангелы, и совсем не так, как верующие люди. Все преклонят колени, ведь что можно сказать против сокрушающей силы? Но одни сделают это радуясь, а другие – скрежеща зубами, ибо будет плач и скрежет зубов, потому что они ненавидят Того, Кому должны подчиняться, Чью волю должны отныне творить. Это вопрос воли.

Царство Божие есть воля Божия, царствует там Бог, Его воля действует во всем, Он будет во всем. Если для меня эта воля является радостью и счастьем – а таковой она является для меня только потому, что я Его люблю, то вот  и Царство Божие. А если я Бога ненавижу и не хочу творить Его волю? Я вынужден ее творить, но для меня это страшное мучение. И ничего не изменится, потому что каждое мгновение только усиливает мое мучение, только растет моя ненависть, потому что я сегодня и вечно должен слушаться Того, Кого слушаться не хочу. Дальше можно не рассуждать.

Святые отцы писали, пережив это инфернальное состояние ада, они знали, что такое ад, хотя знали и не так, как будут знать те, которые в конце концов выберут его. Но они именно выберут его, а не только будут посланы туда.

– Вопрос телезрительницы из Краснодарского края: «Я пенсионерка, молюсь каждый день. В утренней молитве есть такие слова к Богородице, чтобы Она избавила от уныния, забвения и так далее. Каждый день я плачу о грехах своих, это слезы неподдельные, мне действительно есть о чем плакать – я грешна, как и все. Хочу спросить, где граница между депрессией и плачем. Я плачу утром, вспоминая свои грехи, и, получается, уже весь день не могу смеяться, потому что вхожу в это состояние, когда действительно чувствую себя грешной. И получается, я вхожу в какую-то депрессию. Где граница между плачем о грехах своих и депрессией, чтобы не было уныния?»

– Здесь есть две стороны медали, два уровня проблемы: первая – духовно-психологическая, вторая – чисто духовная. Духовно-психологическая проблема состоит в том, что, вспоминая свои грехи, человек (у женщин это бывает намного чаще, чем у мужчин) жалеет себя. Это не всегда чистого вида жалость к себе. Человек думает примерно так: если бы я знал – я бы так не сделал, но теперь ничего не изменишь. Но почему мне никто не подсказал?.. Аберрации жалости к себе очень и очень многоразличны. Именно жалость к себе при сожалении о невозможности что-либо исправить и приводит в конечном счете к депрессии.

Но вы плачете все-таки перед Богом, и Бог, насколько вы Ему позволяете, все-таки вас утешает. На самом деле депрессия не слышится в интонациях Вашего голоса, у Вас достаточно сил сейчас, чтобы с этим справиться, преодолеть, если немножко подкорректировать собственное состояние, не жалеть себя и не сожалеть о том, что было. Плакать и сожалеть – это разные вещи. Но люди часто этого не понимают. Надо просто обсудить эту проблему с опытным духовником.

Духовная проблема как-то связана с духовно-психологической и состоит в том, что мы, начиная вспоминать свои грехи, не соотносим их со Христом, не соотносим их с тем, что Бог их простил. Мы совершили грехи, оплакали их, попросили у Бога прощения, и Он их нам простил. Надо в это поверить. Поверить не только в то, что Он нас простил и во всеобщее наше прощение, а поверить, что Христос принес нам мир, что Христос есть наше оправдание. Он пришел оправдать нас, защитить нас, в том числе от наших грехов.

Когда мы правильно плачем перед Богом, мы утешаемся, Он как бы становится рядом, кладет Свою руку нам на голову и говорит: «Я знаю, что ты грешный, но посмотри на Меня, Я же тебя люблю. Чего ты плачешь? Утри слезы, пойдем дальше жить, делать добро, любить. Пойдем, ты расскажешь людям о том, как простил тебя Бог, как Он тебя исцелил, напитал тебя Собой. Видишь, сколько несчастных людей? Пойдем к ним».

Не надо закоксовываться в этом плаче, надо идти за Христом. Когда приходит какое-то надмение, высокомерие, превозношение, мол, я не такой, как все, мы вспоминаем, что, конечно, не такой – гораздо хуже многих. И плачем. И снова приходит Христос и говорит: «Не переживай, Я все тебе простил. Возьми Меня за руку, пойдем дальше делать добро, любить, молиться, верить, надеяться. Дальше помогать людям». То есть это должно чем-то уравновешиваться.

Когда мы читаем у святых отцов об их очень глубоком покаянном плаче, мы забываем, что в этом плаче есть четкое осознание того, что ты грешник, но нет сожаления о собственных грехах. Это важная тема, и я попробую вкратце ее объяснить.

Святой отец вспоминает не конкретные грехи, а видит себя, какой он есть в течение всей своей жизни. Он не столько вспоминает ошибки своей жизни (да у святых отцов и не было по большому счету этих ошибок), сколько вспоминает всю свою грешность; он ее как бы охватывает одним взглядом, одним движением ума и оплакивает. Даже если и есть какие-то падения (допустим, как у Марии Египетской), он знает, что то, что он делал, Бог простил и исцелил; он знает, что все, что он делал, было гадко, плохо и корни этого поступка в нем еще живы, но если бы он этого не сделал, он никогда не пришел бы ко Христу, таков был его путь к Богу.

Разумеется, он не оправдывает эти грехи, он их ужасается и стыдится, но он видит, что в этих грехах Бог был с ним, протягивал руку и не дал погибнуть. То есть даже осознание грехов приводит его к утешению: «Господи, я совершил убийство, я должен был быть казнен, уничтожен, отвержен, но Ты даровал мне покаяние, Ты меня примирил с Собою, открыл мне Свой свет, меня не презрел». Переживание того ужаса, который он изнутри помнит, когда убивал человека, сорастворяется с пониманием того, что Бог его не оставил даже в этом страшном состоянии, иначе он просто сошел бы с ума, стал пищей бесов и никогда не обратился бы ко Христу; и много чего еще не произошло бы.

То есть когда  святой отец оплакивает грехи, у него есть свет, утешающий, вдохновляющий, оживляющий его, и через плач и покаяние он все глубже и глубже понимает неизреченность и силу Божественной любви. По сути, в момент этого плача он становится ближе к Богу, чем был до этого.

А не святой человек, в котором еще недостаточно веры, оплакивает свой грех примерно так: «Зачем я это сделал? Теперь ведь уже ничего не исправишь! Вся жизнь прошла, а я прожил как дурак: все делал неправильно. Теперь жизнь кончилась, все напрасно, сделать ничего хорошего не успею...»

Разбойнику, распятому рядом со Христом, хватило трех часов, чтобы войти в Царствие Божие. Мы не хуже, чем Мария Египетская, которой хватило нескольких минут, чтобы из величайшей блудницы стать святой женщиной. Да, грехи были, но я же их исповедал, принес ко Христу. Я сложил всю свою рваную одежду перед Христом и сказал: «Да, Господи, я такой». Но, сложив эту грязную одежду греха, я непременно должен прочувствовать слова: прощаю и разрешаю. Это не священник говорит, а Христос говорит, обнимая меня и привлекая к Себе. В этом смысл.

Как блудный сын. Например, стоял бы он перед отцом и говорил: «Отец, отойди, не мешай, дай я расскажу все, что меня мучит... Нет-нет, рано, подожди, я еще не все рассказал». И по кругу будет говорить одно и то же: «Я  сволочь, я от тебя ушел, я так много пил, так много блудил, ел всякую скверну. Нет-нет, подожди, я еще не закончил. Это так ужасно! Все напрасно, пятнадцать лет псу под хвост. Нет-нет, не обнимай меня, подожди...» Это нормально? Дай обнять тебя отцу! Отдайся в его руки. Он прижмет тебя, утешит и успокоит. Зачем ты так много говоришь? Ты просто об этом помни всегда.

Как говорит апостол Петр, основанием нашего возрастания во Христе является память о своих грехах. Память о грехе смиряет и не дает гордыне снова развиться и нас погубить. Во-вторых, память о своих грехах является памятью о том благодеянии, которое оказал мне Бог. Ведь, несмотря на то, что я грешник, Он меня не презрел, к Себе привел, Телом Своим напитал, Духом Своим утешил, молиться научил, и грехи меня больше не мучат, то есть я их не делаю снова. Я сокрушаюсь о том, что делал их раньше, но сейчас их не делаю. То есть память о грехах приводит к тому, что человек возрастает в познании того, как сильно, как неизреченно любит его Бог. И никакой депрессии тогда не будет.

– Вопрос телезрительницы из Московской области: «Мы с мужем ходим на службу и за нами, куда бы мы ни встали, стоят две женщины. Они поют с хором вместе, не в такт, отвлекают нас от пения хора, сбивают с молитвы, не дают сосредоточиться. Как нам себя вести, что делать? К кому обратиться за помощью? Они отвлекают, и у нас какое-то раздражение появляется. Мы с мужем верующие люди. Муж – врач, сорок лет работает в реанимации. Я пенсионерка, а муж работает до сих пор, хотя тоже пенсионер. Мы очень верим в Бога, постоянно ходим в церковь, соблюдаем посты. Но эти женщины постоянно стоят за нами, как будто рок какой-то. Что нам делать?»

– Есть два способа, как с этим бороться, и лучше их сочетать вместе, если есть такая возможность. Я сейчас не вспомню номер этого правила, но есть в постановлениях Вселенских Соборов такое правило, что человек, если он не в хоре, петь в храме не может. Либо поют все (как поют Символ веры), либо, если человек хочет петь, он встает в хор (естественно, по благословению настоятеля). Но самочинно, самовольно петь в храме человеку не позволено, согласно этому правилу Собора, именно по тем причинам, которые Вы прекрасно описали, потому что это сбивает человека с молитвы.

Это надо на исповеди раскрыть священнику, сказать, что они очень мешают, чтобы священник их как-то призвал к порядку. Если священник вас поймет, услышит и призовет их к порядку, то проблема будет решена, и дальше вы будете спокойно стоять в храме.

Второй способ. Если священник никак не отреагирует на вашу просьбу, если вы попробовали от этого избавиться, но не получилось, значит, это те условия, в которые поставил вас Бог. Вспоминайте о том, что надо друг друга тяготы носить, немощи немощных носить и не себе угождать. Каждый из нас должен угождать ближнему, во благо, к назиданию. Надо принять, что это условие, в котором вы должны теперь спасаться, для чего-то вам это нужно.

Вы, конечно, этого не примете, у вас будет только раздражение, отчаяние и уныние. Чтобы этого не было, надо начать всю службу молиться о себе и о них. О себе молиться так: «Господи Иисусе Христе, дай мне любовь к этим сестрам. Помоги мне их любить, как любишь их Ты». Половину службы помолиться такой молитвой. Вторую половину службы помолиться о них: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй сестер моих и просвети тьму их. Они ведь так увлечены своим самостным пением, что даже не понимают, как смущают и соблазняют рядом стоящих».

Человек в церкви должен думать не о том, как выразить свои чувства, свои переживания, а о том, чтобы никого не смутить и не соблазнить. Но они молоденькие еще (не по возрасту, а по вере своей), застыли в неофитском возрасте, поэтому надо помолиться, чтобы Господь их просветил и вразумил: «Господи, помилуй сестер моих и просвети тьму их».

Вот так помолитесь несколько служб вместе с мужем и увидите, что обязательно что-то изменится. Либо до них дойдет, и ваше сердце будет более спокойно к этому относиться, либо они просто уйдут из этого храма, отрясая пыль со своей обуви, мол, здесь не настоящие христиане, потому что никто не восхищается нашим пением.

– Отец Константин, благодарим Вас за ответы и ждем снова.

Ведущий Сергей Новиков

Записала Нина Кирсанова