Беседы с батюшкой. "Православие-light, или Тесны врата спасения". Священник Олег Герасимов

В петербургской студии нашего телеканала на вопросы телезрителей отвечает настоятель храма в честь иконы Божией Матери «Всецарица» в поселке Керро Ленинградской области священник Олег Герасимов.

– Тема сегодняшней передачи: «Православие-light, или Тесны врата спасения». 

Отец Олег, я знаю ваш приход, ваш храм и всегда поражаюсь одному: храм находится далеко, на территории воинской части. Казалось бы, прихожан должно быть два человека, но это не так. Есть и постоянный приход, и еще люди приезжают. Меня это действительно несколько удивило по той причине, что гораздо удобнее сходить в храм рядом с домом, не надо ехать на машине далеко от города, у нас в городе очень много храмов. 

С другой стороны, я вспоминаю одну историю, как  разговаривал с женщиной,  живущей в Америке. Чтобы ей добраться до православного храма, нужно потратить четыре часа. Это, на мой взгляд, подвиг. Она меня этим поразила. Есть еще одно наблюдение. В городских храмах приходится часто бывать, и я вижу людей, внимание которых к богослужению выражается в зевоте; мол, говорите, говорите, «я всегда зеваю, когда мне интересно».

В любом случае люди разные. Люди приходят в храм с разным настроением,  разной подготовкой. Но при этом были времена, и мы помним эти времена, когда приходили в храм с горящим сердцем, горячей верой и желанием верить, и храмы были полны. Слава Богу, это было. Потом пришло охлаждение, и сейчас мы встречаем такую позицию: «Давайте-ка проще, полегче, давайте не будем думать о каких-то сложностях. И язык должен быть более понятным. Да и зачем приходить на чтение часов? Непонятно, зачем они нужны. Мы знаем богослужение, можно прийти к “Отче наш” и на причастие». И так многие делают.

– «Это же самая главная часть богослужения, зачем все остальное»?

– Да. И это мы называем облегченным православием, православием-light. Насколько, на Ваш взгляд, сейчас оправданна эта позиция и что ищут прихожане, которые требуют от литургии, богослужения более легких форм?

– Сейчас мы сталкиваемся с этим «облегчением» православия; лично я, прежде всего, на всенощном бдении. Литургию люди еще как-то худо-бедно выдерживают, потому что это не очень длинно, и в конце Причастие – как вознаграждение. Всенощное бдение вообще непонятно в этом смысле, много читают непонятного, что-то поют, записки не читаются – и что вообще там делать?

Это на самом деле очень грустно, мы начинаем утрачивать понимание живой ткани богослужения, к сожалению. Я не знаю, насколько это естественный процесс, может быть, это действительно зависит от нашей лености или нашего  недостаточно вдумчивого отношения к богослужению. Но симптом очень нехороший… 

Суточный круг богослужения все-таки начинается со всенощного бдения. Соответственно, приходя на литургию, ты приходишь на середину богослужения, а если еще и опаздываешь и приходишь к «Отче наш», предположим,  все самое главное ты пропустил. Но при этом с горечью приходится отметить, что люди приходят, но ничего не понимают. Для того чтобы понять, что происходит в данный момент на богослужении, нужно, конечно, потрудиться. Найти время, силы разыскать тексты того, что сейчас читается, а лучше с переводом, объяснением, потому что церковнославянский уже не воспринимается. Попытаться пропустить через себя, понять стихиры, которые поются на всенощном бдении. Это просто сокровища гимнографии. Это живое богословие. Но сейчас это уже потихоньку становится архаизмом, что ли. Это страшно, потому что мы сдаем позиции, получается. Мы вынуждены просто находиться на таком действе, которое из каких-то частей состоит. Мы знаем, что там должны быть вот такие стихиры, такие тропари, кондаки, а все остальное даже сами священники не всегда знают. 

– Раньше люди должны были каяться, если по какой-то причине не приходили на всенощные бдения. 

Вопрос телезрителя: «В чем заключается узость протестантского взгляда на спасение? Почему спасение возможно только в Церкви? Как переводится: православие-light?»

– Это современное молодежное слово, которое означает «облегченный вариант», то, что от нас сейчас требуют: сделайте легче.

Что касается протестантизма, это сейчас не совсем в тему. Этому нужно посвятить отдельную передачу. Давайте лучше продолжим про богослужение. 

– Я тоже вынужден признать тот факт, что на всенощных бдениях даже в очень больших храмах мало людей. Как правило, нам никто не объясняет, в чем суть богослужения; например, что такое шестопсалмие. 

Что нужно сделать и кто должен делать что-то, чтобы облегчить православное богослужение? Может быть, перевести всю службу на русский разговорный? Может быть, все объяснять во время богослужения, останавливаться и говорить: здесь вот это… Один батюшка сделал так: исповедь в храме только на всенощном бдении, утром на литургии исповеди нет. Соответственно, тот, кто приходит исповедоваться в воскресенье, не может исповедоваться, не может причащаться. Прокомментируйте это, пожалуйста. 

– Чтобы всенощные бдения были понятнее, я думаю, здесь большую часть усилий должен прикладывать сам человек. Не нужны переводы на разговорный язык. После перевода на разговорный язык попросят сделать картинки, как в комиксе, или что-нибудь еще. И даже это будет лень смотреть и слушать.

– Всенощные бдения попросят сократить до получаса… 

– Да, и каким-нибудь видеорядом дополнить, чтобы быстрее все прошло. Есть  шутка по поводу часов, которые читают как можно быстрее, не понимая, что это за часть службы. «Иже на всякое время и на всякий час, Господи, помилуй сорок раз; видит Бог, не могу короче, именем Господним благослови…» И часы закончились. Это, конечно, шутка, но, мне кажется, основная беда заключается в том, что люди не хотят что-то узнавать. Для того чтобы что-то узнать, нужно труд приложить. Поэтому все эти призывы «давайте облегчим» не приведут ни к чему хорошему, на мой взгляд: если мы это облегчим, мы не сделаем это доступнее. От этого не будет никакого толку, потому что все-таки православие – это глубина, до которой надо еще докопаться. 

Один батюшка очень хороший пример привел, я его тоже стараюсь приводить, когда люди говорят: «Зачем нужно приходить на службу? Мы ничего не понимаем». Он сказал, это как с привитием вкуса к классической музыке. Вот ты знаешь, что классическая музыка – это хорошо, и люди, которых ты уважаешь, слушают ее и находят в этом удовольствие. Думаешь, дай-ка я тоже послушаю. Покупаешь билет в филармонию, приходишь и умираешь от скуки. Уходишь – «больше никогда сюда не вернусь». Потом – «Нет, стоп; люди, которых я уважаю, к мнению которых  прислушиваюсь, находят в этой музыке что-то; может, во мне дело?» Приходишь еще раз, потом еще раз, на какой-то раз ты начинаешь понимать – да, есть глубина и истинное удовольствие от прослушивания этой музыки. Музыка, которая не навязывает саму себя, а требует работы. Точно такой же работы требует осмысление богослужения. Всенощное бдение – это сложнее. Хотя бы литургию не трогайте, зачем ее-то сокращать? Но, к сожалению, даже с литургией мы начинаем потихоньку отступать. 

– Мне в институте казалось, что самый легкий предмет – это литургика. Нет, оказалось, один из самых сложных.

Вопрос телезрителя: «Есть ли гарантия и кто ее может дать, что если человек будет участвовать во всех богослужениях, все понимать, все принимать, то спасется? Или все-таки гарантию дать не может никто, кроме Бога? Если бы была такая гарантия, то храмы, наверное, ломились бы от людей. А тут разбойник справа от Христа никогда ни в каких богослужениях не участвовал. Как с этим быть?»

– Начать надо с того, что никто никаких гарантий давать не может. Вопрос поставлен не очень хорошо: мол, я буду ходить в храм на все богослужения, а ты мне, Господи –спасение. Дело в том, что на богослужения мы ходим для того, чтобы постараться вникнуть и понять, чего от нас хочет Господь, для чего Он посылает нам те или иные испытания. Иначе, чем в глубокой молитве, это понять невозможно. Можно сколько угодно пытаться роптать на Бога: «Я такой хороший, хожу на все службы, соблюдаю все посты, ставлю кучу свечек, а Ты мне, Господи, болезнь посылаешь». И так ничего и не понять. Если Господь посылает болезнь, это означает, что Он хочет, чтобы я остановился и задумался как минимум.

Поэтому я посещаю богослужения не для того, чтобы тем самым гарантировать себе спасение. Ничего подобного! Например, спортсмен приходит на тренировки – и тренер ему показывает: сделай вот так. Человек начинает делать и понимает, что у него получается очень коряво. А чтобы получилось хорошо, правильно и как надо, нужно долго и упорно работать над собой.

Каждое посещение богослужения – это обтачивание своей души, углубление своей молитвы, чтобы наконец прикоснуться к Богу, понять, как Он меня спасает, и что нужно делать для того, чтобы соответствовать тем ожиданиям, которые Он на меня возлагает. Это титаническая работа над собой.

Конечно, можно привести пример Марии Египетской, которая была всего на одном богослужении в своей жизни и только два раза в жизни причастилась. И она спаслась, стала святой. Можно привести в пример благоразумного разбойника, который вообще ни на одном богослужении не был, вся его заслуга в том, что он, будучи распинаемым на кресте, признал Христа Богом. Это понятно, но слишком самонадеянно приравнивать себя к таким людям.

Мы не знаем, когда и как Господь заберет нашу душу. Пока у нас есть возможность обтачивать свои душевные силы, пытаться приблизиться к Богу через участие в богослужении, ни в коем случае нельзя этим пренебрегать. Это то, что нам Господь дает по Своей милости. Сейчас открыты храмы – ходите в них, пока есть возможность.

– В вопросе телезрителя был еще один очень интересный аспект, на мой взгляд. Есть люди, которые ходятв храм на каждое богослужение, и вроде бы в них есть и благочестивость, и как бы смирение, но... Приведу другой пример. В одном храме  есть человек (он очень большого роста), который приходит на каждое богослужение: и на всенощное бдение, и на литургии. Такое ощущение, что он вообще не выходит из храма. И он все время молится коленопреклоненно. Видно, что он чувствует в себе вину и считает себя виноватым постоянно. Сколько лет он в храме, но у него нет ощущения, мол, я здесь постоянный клиент, я все знаю, все понимаю... Когда я вижу этого человека, понимаю, что в нем есть покаянный дух. А есть постоянные прихожане, которые живут по принципу облегченного православия. Прав я или нет?

– Думаю, есть очень большой соблазн найти просто некую форму (понятно, что и она требует какого-то напряжения, сил), которую встраиваешь в свою жизнь. Например, ты знаешь, что в воскресенье должен прийти в храм, столько-то постоять, столько-то раз поклониться, в пост не есть мяса. Соблюдая эту форму, человек вдруг начинает считать, что это все, что от него требуется. На самом деле форма еще требует наполнения, сама по себе она ничего не дает. Просто человек привыкает, что так надо делать, такие-то молитвы читать, вот так креститься, так становиться на колени – и все. Если это не наполнено никаким содержанием, тогда получается, что эта форма пустая: внешне человек благочестивый, а внутри пустой. Это то, что Господь обличал в фарисеях.

У Салтыкова-Щедрина был такой персонаж – Иудушка Головлев, который каждый поклончик отмечал... Если человек нашел только форму и на этом остановился – горе тому человеку. Он будет внешне очень хорошим, но внутри будет пустота; в конце концов он сломается.

Смирение, как глубинное понимание того, что я перед Богом, в общем-то, ничтожен, – это естественное состояние человека перед Богом, потому что Бог – Творец, а я – тварь. Соответственно, я не могу не то что подняться, а даже посмотреть в ту сторону. И смирение как уподобление Богу, потому что Он являет Собой совершенный образец смирения.  Соответственно, если я хочу уподобиться Богу, достичь богоподобия, то смиряюсь тоже. Когда человек это понимает, тогда вся внешняя шелуха отслаивается, и он не ломает комедию, говоря театральным тоном: «Ах, какой я грешный». А, как мытарь, бьет себя кулаком в грудь, и ему уже ни до чего нет дела. Дай Бог каждому из нас такого достичь.

– Вопрос телезрительницы из Гомеля: «Господь не всегда благословляет супругам иметь детей, значит, есть на это какие-то причины. Хотелось бы узнать, какие могут быть причины. И второй вопрос: когда Господа Иисуса Христа распяли и Он на третий день воскрес, неужели и тогда фарисеи не признали Его за Мессию?»

– Что касается первого вопроса, то я не дерзну пытаться объяснить, почему Господь делает то-то и то-то. Но можно точно сказать, что если Господь нам дает то или иное испытание (например, отсутствие детей), значит, Он лучше знает, что нужно для нашего спасения. Я могу предположить (но не дерзаю сказать, что именно этим Господь руководствуется), что этим людям нужно выполнить некую другую миссию. Может быть, уйти обоим в монастырь. Или, может быть, рождение ребенка каким-то образом ухудшило бы их путь к спасению. Предположим, ребенок вырос бы каким-нибудь разбойником. Все это Господь предвидит и дает каждому ровно то, что нужно этому человеку для спасения. Каждый случай индивидуален. Почему Господь делает то или иное – мы не знаем. Но мы знаем точно, что если Господь так делает, значит, это самое нужное и необходимое для нас и того человека, в отношении которого Он это делает.

Вопрос по поводу фарисеев сейчас очень животрепещущий, потому что фарисеи – это не только те законоучители, которые жили во времена Христа и позволяли многое о себе мнить. Господь их обличал и в конце концов был за это и распят. Фарисея можно найти в каждом из нас. Когда мы считаем, что ходим в храм и из-за этого уже обречены на спасение, так сказать, – это фарисейство. Когда я знаю лучше, чем ты, что мне делать и что Господь говорит, – это тоже фарисейство. Вот это гадкое состояние фарисейства, когда ты знаешь лучше, когда тебе никто не указ, настолько ослепляет, что даже очевидные чудеса ни в чем не убеждают.

Мы это видим на примере евангельского повествования. Господь совершает чудеса, которые никто не может совершить, но фарисеи упорно обвиняют Его в том, что Он нарушает субботу. Господь объясняет, что суббота – это не незыблемое установление, которое ни в коем случае нельзя нарушать. Нет; все имеет логическое объяснение. Если в субботу есть необходимость сделать доброе дело, то не смотри на то, что суббота,  делай его. Господь не законнического исполнения от нас ждет, а вдумчивого.

Фарисеи не видели это, продолжали Его обвинять, что Он формально нарушает закон. Поэтому даже такое великое чудо на земле, как воскресение Господне, таких людей, ослепленных собственной гордостью, не убедило и не могло убедить. И выкрики: «Сойди с креста, и мы в Тебя уверуем», – это было не что иное, как глумление. Даже если допустить, что Господь сотворил бы такое чудо перед ними, они все равно нашли бы повод сказать: нет, это все от князя бесовского, это фокусы, а мы верим в то, что надо исполнять субботу.

В современном варианте, например, это когда я верю, что каждое воскресенье хожу в храм и этого достаточно для спасения. И никто не сдвинет меня с этой позиции, никто не убедит меня в том, что мне нужно самого себя пытаться перековать. Ведь покаяние – это не просто перечисление грехов на исповеди, а переплавка самого себя, метанойя, изменение ума, мировоззрения, когда к исповеди человек подходит одним, а уходит другим. Но нет, для некоторых исповедь – это бумажка, на которой написаны грехи. Мне приносили список грехов на такое-то число, и все переписано из книжки. Да, формально все сделано правильно, не придерешься, но фактически это вызывает сожаление и недоумение.

– Осадок остается... Вопрос, конечно, сложный. Если серьезно говорить об этом, то мы ведь не знаем, что с нами вообще происходит. Ни во время всенощного бдения, ни во время литургии мы ничего не понимаем. Откуда мы узнаем о православии? Если мы не читаем Евангелие, не читаем святых отцов, тогда второй источник получения знаний о Боге – «батюшка сказал» (иерархия тут не имеет значения). Один батюшка замечательно сказал: «Нам бы вектор поменять: просто посмотреть в сторону Христа – этого уже будет достаточно». Я тогда подумал, что, в принципе, это тоже какой-то облегченный вариант объяснения. Христос тоже говорил притчами о вере христианской. Возникает вопрос: необходимо ли нам напрягаться и читать Игнатия (Брянчанинова), Феофана Затворника, «Лествицу», если мы не знаем «Отче наш»?

– Разумеется, читать надо и святых отцов, и Евангелие. И батюшку тоже слушать надо. При этом для себя нужно выстроить иерархию ценностей. Есть замечательная метафора о том, что когда ты поднимаешься по лестнице, сразу с первого этажа на четвертый не попасть, минуя второй и третий этажи. Может быть, и хочется на лифте: сразу раз – и туда... Многие сразу хватаются за «Лествицу», «Невидимую брань» Никодима Святогорца. Кажется, что еще чуть-чуть – и ты взлетишь и будешь с ангелами беседовать. Человек должен осознать, что православие – очень тяжелый труд, который предполагает все-таки постепенный подъем. Начиная с простых вещей, с молитвы «Отче наш», переходя к более сложным, не застревая на простых. Многие считают, что если знаешь, к какой иконе свечку поставить, какая икона помогает от головной боли, а какая – от зубной, то этого достаточно. У нас люди в храм приходят и спрашивают: куда свечку поставить, чтобы помогло в том-то и том-то?

С другой стороны, это накладывает большую ответственность на нас, священников. Потому что когда «батюшка сказал» – это единственный источник знания православия; значит, то, что батюшка сказал, должно быть очень четко выверено. То есть нельзя говорить от ветра головы своея. Нельзя давать необдуманных советов. Нельзя переходить в те области, которые не имеют отношения к православию: например, говорить про политику, медицину. «Так батюшка сказал», и это незыблемый авторитет. Зная, что для человека твое мнение как священника авторитетно, надо очень и очень внимательно выбирать слова. Поэтому я советую и святых отцов читать, и Евангелие.

– Вопрос телезрителя: «Как Господь приходит, когда человек молится?»

– Наверное, вопрос о том, как Господь слышит наши молитвы. Это вопрос очень животрепещущий, поскольку каждый, кто старался приступать к молитве, знаком с состоянием, когда  в какой-то момент начинаешь думать, что никто тебя не слышит, ты просто разговариваешь с иконой. И начинаешь чувствовать себя глупо: мол, здравомыслящий человек в XXI веке стоит и нашептывает какие-то слова бездушным вещам... Но, слава Богу, это состояние проходит, потому что это явное наваждение.

Что касается ощущения того, что Господь тебя слышит, святые отцы не рекомендуют к этим ощущениям внимательно относиться, потому что это может увести в прелесть. Тем не менее Господь слышит нас; это взаимное общение есть. Описать его невозможно, это просто на уровне точного знания: Господь рядом. Как Он при этом выглядит и как Он входит в мои мысли – не знаю; эта техника вопроса меня не должна волновать, мне достаточно того, что Он рядом.

Это очень глубинное понимание, отчасти как у детей с родителями. Ребенок чувствует, что мама рядом, несмотря на то, что она может быть в это время где-то далеко, а может, ее даже уже нет в живых. Как это – не знаешь, но это чувствуешь. Я знаю это на уровне убеждения, которое не требует логического  подтверждения.

Поэтому мы молимся и точно знаем, что Господь нас слышит. Вне зависимости от того, внимательно мы молимся или нет, глубоко или просто перечитываем слова, Он нас слышит. Святые отцы говорят, что Господь благоволит к той молитве, которая все-таки предполагает устремление к Нему навстречу. Потому что если это просто проговаривание слов, а в это время в голове мысли о кастрюлях, то это, конечно, тоже молитва, но Господь будет потихонечку подводить к тому, чтобы молитва была глубокой и осознанной, криком души. Тогда ее Господь слышит.

– Это как Василий Блаженный обвинил Ивана Грозного, что он не был в храме на литургии. Тот говорит: «Васенька, как же, все меня видели, я молился в храме». Василий Блаженный говорит: «Ты был в храме, но мыслями строил дворец на Воробьевых горах». Что делать, если я вдруг чувствую, приходя в храм, что как бы уже обвык и все идет по накатанной?

– Не знаю. К сожалению, ко всему человек привыкает. Требуется, чтобы я сам себя встряхнул. Господь меня встряхнет, если надо будет, но Он встряхнет очень и очень ощутимо. Преподобные отцы (в частности, преподобный Серафим) говорили, что не надо ждать, когда Господь наложит какие-то епитимьи, накладывай их на себя сам.

Поэтому всякий раз встряхивать себя и напоминать себе, где ты находишься, – мне кажется, это обязанность каждого. Я слышал такое выражение от своего коллеги, что нельзя делать алтарь своим кабинетом. Вот ты входишь в алтарь и того трепета, который был, когда ты входил в первый раз и все внутри замирало, уже не чувствуешь. А это же престол Божий; ты совершаешь литургию, и ангелы трепещут!

Закоснеть, привыкнуть, сделать что-то обыденным и ничего не значащим очень легко, достаточно просто перестать себя подталкивать изнутри. Я думаю, в этом-то и заключается великое искусство, чтобы пинком себя согнать с дивана или другого удобного места и заставить вспомнить о том, где ты. 

В свое время я работал на Исаакиевской площади. Я выходил из метро, шел мимо Исаакиевского собора, Мариинского дворца, памятника Николаю I и сначала любовался: какое замечательное место! Потом я стал ловить себя на мысли, что иду и глаз не поднимаю на всю эту красоту. Надо же заставлять себя: смотри, вбирай в себя! 

Поэтому пока есть возможность, надо себя заставлять удивляться той Божественной красоте, которая открывается в богослужении. Удивляться всякий раз, как в первый. Это очень важно.

– Я представил себе, как на исповедь к Вам подойдет какая-нибудь бабушка и скажет: «Отец Олег, я чувствую, что обвыклась, что на литургии чувствую себя как дома...» 

– Знаете, как раз бабушки в этом смысле очень и очень ответственны. Во-первых, сказывается, наверное, то еще воспитание. Во-вторых, чем ближе подходишь к концу земного пути, тем все-таки более ответственно относишься к тому, что у тебя сейчас перед глазами. Кто знает, вдруг это последний день? Бабушки это понимают очень хорошо. И они радуются так, как мы не умеем радоваться. Это мы думаем, что нам еще жить и жить. Кто-то из моих коллег однажды деликатно сказал: «Я думаю, нам осталось жить меньше, чем мы уже прожили». Это тоже уже напрягает. Если мы будем говорить, что нам осталось еще лет десять, пятнадцать, это будет выглядеть как мрачное пророчество...

– Тесны врата, которые ведут нас к спасению. И очень хочется, чтобы была радость от того, что мы преодолеваем эту тесноту. В Иерусалиме есть фрагмент стены, который называется «Игольное ушко». Туда мог пройти человек и пронести на себе только одну овцу. Въехать туда на лошади или верблюде невозможно. Я всегда думаю о том, что когда мы идем к спасению, то пролезаем через эти угольные уши и ничего не можем с собой взять...

– Тесны врата. Нужно заставлять себя, напрягать себя и прочувствовать, что сказал Господь: иго Мое благо и бремя Мое легко. Это не просто красивые крылатые слова, которые можно процитировать. Нужно именно ощутить, что то, что дает Господь, внешне кажется очень тяжелым, но на самом деле это легкость и радость.

Ведущий Глеб Ильинский

Записали Анна Топорова и Нина Кирсанова