Архипастырь. О вопросах духовной жизни и свободе

В московской студии нашего телеканала на вопросы телезрителей отвечает архиепископ Филарет (Карагодин).

− Владыка, сегодня мы будем беседовать о вопросах духовной жизни и на тему свободы. Вы у нас первый раз, и прежде чем мы начнем, я бы хотел, чтобы Вы немного рассказали о себе.

− После окончания академии я почти тринадцать лет преподавал в Одесской духовной семинарии. В 1990 году был рукоположен в сан епископа. Прошел через три епархии: Астраханскую, Кубанскую и Пензенскую. Немного задержался в должности ректора Московской духовной академии. Я не очень хотел этого, потому что  много лет преподавал, и мне больше хотелось служить у престола. А на мне еще было регентство, потому что регент заболел. Все молятся в алтаре, а я на клиросе и утром, и вечером. 

В 2009 году у меня была тяжелая болезнь, из-за которой Святейший Патриарх Кирилл освободил меня от кафедры и предложил находиться в Москве. Сначала он назначил меня почетным настоятелем храма в Богородском. Я там прослужил несколько лет, а потом как-то читал Канон Андрея Критского в храме Иоанно-Предтеченского монастыря. И мне там так понравилось, что я подошел к Святейшему и сказал: «Я бы хотел служить в этом монастыре». – «Почему?» − «В Богородском храме шумно, людей много: там же приход». Почему-то люди не понимали, что я не викарный архиерей и не занимаюсь решением каких-то вопросов, и подходили ко мне. И Святейший перевел меня. Уже несколько лет я с большой радостью служу в Иоанно-Предтеченской обители. 

Что касается моего происхождения, я родился в семье священника. Мать была регентом. Так что у меня не было вопроса, как я пришел к вере: я в ней родился. Помню, в пятилетнем возрасте я приехал на приход к отцу: он стоит у престола, совершает литургию, а мама регентует на клиросе. Это все четко запечатлелось в памяти. 

− Хотелось бы поговорить о духовной свободе. Порой кажется, что служение священника (тем более архиерея, который облечен властью и несет огромную ответственность не только на земле, но и на небе за свою паству) делает его несвободным. Вы сейчас рассказали кратко автобиографию. Как же Вы оставались в своей жизни свободным человеком? Тем более это был советский период, тяжелые 1990-е годы…

− Прошло много лет, и я часто задумываюсь, как это получилось. Скажу без лишнего пафоса: я родился в очень хорошей семье. Мама 1905 года рождения, а отец родился еще в конце XIX века. Это были прекрасные люди. Отец был очень благоговейный, никому не отказывал. Дома у нас была тишина, мир и спокойствие. Отец с матерью служили Богу, а я шел за ними. У меня не было вопроса, куда идти дальше. Я хотел продолжить путь отца:  стать священником.

− То есть другого варианта у Вас не было?

− Нет. Я даже в пятнадцатилетнем возрасте написал секретарю епархиального управления письмо с просьбой принять меня в Одесскую духовную семинарию. И он, маститый архиерей, мне еще и ответил: ободрил, поблагодарил за то, что я хочу поступить; написал, что в таком возрасте они в семинарию еще не принимают, но обязательно примут меня потом. 

Дай Бог всем быть такими родителями, какими были мои. Не принято хвалить родителей, потому что это внутренние отношения, но я с высоты своего возраста могу точно сказать, что это были удивительные, благоговейные люди. Отец всегда служил молитвенно, все его очень любили. А мама последние тридцать лет была певчей будничного хора в кафедральном соборе Одессы. Каждый день утром и вечером она ездила на богослужения. Я, живя в монастыре, не бывал так часто в храме, как мама. У нее был крепкий фундамент: она росла в очень бедной семье, и мать отдала ее в пансион имени Марии Федоровны, матери Николая II (туда брали сирот). Она получила прекрасное образование и, конечно, очень хорошее воспитание. 

Нам с братом родители не читали нотации. Как родители жили, так и мы жили. Они в храм − и мы в храм. Пономарили с братом: кадило подавали, свечи. Все, конечно, в руках Бога, Который ведет нас тем путем, который Ему ведом.

− В этом Промысл Божий. Часто нам говорят, что все Богом предопределено, Ему все ведомо. Действительно, нельзя усомниться во всемогуществе и всеведении Бога: если бы Он чего-то не знал, Он бы не был Богом. И как здесь не нарушается та самая свобода, о которой мы часто говорим людям? Они иногда не понимают, как же можно быть свободным, если Бог все знает.

− Здесь хорошо обратиться к Священному Писанию. Господь в Евангелии говорит: отвергнись себя тот, кто хочет идти за Мною. То есть Господь никого не принуждает и не заставляет. У апостола Иоанна Богослова, который был рядом со Христом и любил Его, есть такая запись слов Спасителя: если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики, и познаете истину, и истина сделает вас свободными. Есть еще одна фраза из послания апостола Павла: все мне позволительно (то есть я все могу делать), но не все полезно; все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною. Вдумайтесь в эти слова. И еще: всякий, делающий грех, есть раб греха. 

Вот свобода и рабство. Человеку только кажется, что он все может. Но это рабство страстям, прихотям, порочным привычкам. Мы сейчас, к сожалению, живем, не задумываясь об этом. А когда человек так живет, совесть постепенно притупляется. Совесть – это голос Божий в человеке. Да, жить по совести очень трудно. Но свобода – это, несомненно, дар Божий. И в духовной жизни это важная составляющая. 

В Оптину пустынь со всей страны приезжала интеллигенция, писатели. И ни один старец их не заставлял, не приказывал ничего делать. Он мог только выразить свое мнение и что-то посоветовать. А человек должен был сам решать. К сожалению, в наше время, когда духовников становится все меньше, мы сталкиваемся с тем, что люди ищут того, кто им скажет, что делать: как скажут, так и будем делать.

− Я тоже об этом задумываюсь…

− В Москве столько храмов… Зайди в любой, постой там хоть пятнадцать минут, и то пользы будет очень много. И Господь подскажет. Ведь если духовник скажет, что делать, это же не значит, что Бога нет. Но кому-то хочется, чтобы было так. Мы все-таки ходим под Богом. Мы ясно душой осознаем, что над всеми людьми Бог.

Я думаю, что сегодня люди начинают больше понимать. Хотелось бы, чтобы они больше читали интересных книг. Возьмите Феофана Затворника «Что есть духовная жизнь и как на нее настроиться». Замечательная книга. И ценность ее состоит в том, что святитель не писал ее специально. Он был в затворе двадцать лет, и ему писала молодая верующая девушка, которая хотела даже принять монашество. Она задавала святителю разные вопросы, а он на них отвечал. И из этих ответов получилась книга. Это не научный, богословский труд – ее очень интересно читать. Или возьмите еще одного автора, о котором не следует забывать, − это святитель Тихон Задонский. У него есть труд «Сокровище духовное, от мира собираемое». Это действительно сокровище. Или сейчас была Неделя преподобного Иоанна Лествичника. Его книга «Лествица» замечательная. Не надо думать, что она написана только для монахов. И миряне с удовольствием ее читают. Святому Иоанну Лествичнику было семьдесят пять лет, когда он стал наместником Синайского монастыря. Это был духоносный человек. Я часто постом стараюсь прочитывать «Лествицу», и у меня от нее остается очень сильное и хорошее впечатление. Не говорю о «Добротолюбии»: это книга для монашествующих; для тех, кто хочет понимать, что такое духовная внутренняя жизнь христианина. Это основа основ. Сейчас существует даже слишком много книг. Только дай Бог нам в этом множестве не утонуть. Потому что люди хотят все вместить, все прочитать. 

− Но с чего-то нужно начать (кроме Евангелия)?

− Студентом я был иподьяконом патриарха Пимена. Как-то мы с ним возвращались из Одессы в Москву, и я попросил у него благословение вступить в братство Троице-Сергиевой лавры. Святейший благословил. Нас перешло в лавру три человека. Мы жили в келье рядом с отцом Кириллом (духовником лавры). И мы как-то договорились пойти к отцу Кириллу и спросить его, что нам читать. Мы взяли тетради, ручки: думали, сейчас нам старец скажет, а мы всё запишем. Пришли, говорим: «Батюшка, что Вы порекомендуете нам почитать?» Он долго думал: «Авву Дорофея знаете? Его "Душеполезные поучения"?» И больше ничего не сказал. Мы немного смутились: думали, он нам целый список даст. Когда мы учились в академии, классный наставник каждый курс приносил нам список рекомендуемой литературы (за нашим образованием и воспитанием следили). У нас была такая тяга к учебе, что нас после одиннадцати вечера загоняли в комнаты: мы не могли уйти из аудитории или библиотеки.

− Тогда ведь были только библиотеки. Это сейчас можно скачать электронные книги.

− Конечно. В то время еще контингент был очень хороший. Я учился при ректорах покойном митрополите Филарете (Вахромееве) и митрополите Владимире (Сабодане). Оба владыки очень хорошие, интересные, образованные. Мы, обучаясь, получали истинное удовольствие. И, конечно, было много профессоров. Сейчас я смотрю в Интернете: один, другой профессор умер. Когда я был ректором, почувствовал, что люди уходят. А что делать? Где взять новых профессоров? Я попросил самых талантливых профессоров в возрасте выбрать на курсе наиболее способных и даровитых студентов. Они должны были быть с профессором на каждой его лекции. Если профессор уезжал, студент мог прочитать лекцию вместо него. И уже появилась какая-то база. 

Мне в университете рассказывали профессора, что в советское время было благословение патриарха налаживать отношения с Московским университетом, потому что Московская духовная академия и университет были практически единым целым. В то время в Советский Союз приезжали иностранные делегации. Приехали иностранцы в университет и спрашивают: «А где у вас богословский факультет?» (в университетах Европы везде есть богословские факультеты). − «В Загорске» (сейчас Сергиев Посад). 

Сегодня особая дата – День космонавтики. Юрий Алексеевич Гагарин был у нас в академии. Там есть очень интересный церковно-археологический кабинет. И в нем был прекрасно сделанный макет Храма Христа Спасителя. Гагарин остановился около макета, долго его рассматривал (он очень красиво сделан: через вход в храм можно даже увидеть, что внутри). Юрий Алексеевич был авторитетным, особым человек. Говорят, что на одном из пленумов ЦК КПСС он выступил с предложением восстановить Храм Христа Спасителя. Он сказал, что это будет служить воспитанию молодых людей, потому что храм был посвящен победе в войне 1812 года. Все промолчали (боялись), но Гагарин первый об этом сказал, и это сыграло свою роль. 

− Я дополню эту историю. Сказали, что Храм Христа Спасителя строить не будут (денег нет), а Триумфальную арку на Кутузовском проспекте восстановят. Хотя бы это восстановили в память о том времени.

− Еще мне рассказали такую историю. Когда Гагарин прилетел, Хрущев устроил торжественный прием в зале Кремлевского дворца. Там собрались выдающиеся люди: дипломаты, министры. И не всегда сообщалось, что на этом приеме был и патриарх. Вот гости на приеме общаются, и вдруг к патриарху подходит женщина: «Ваше Святейшество, благословите». И складывает руки для благословения. Святейший благословил. Все смотрят, думают, кто это такая… Оказалось, это была мать Юрия Алексеевича Гагарина. Она очень переживала, когда узнала, что он полетит в космос. Он же никому об этом не говорил. 

У космонавтов был куратор, который занимался культурой: возил их по музеям. Они как-то возвращались из Троице-Сергиевой лавры. В разговоре затронули какую-то тему, и Гагарин говорит: «Отче наш, Иже еси на небесех». Куратор говорит: «И Вы это знаете?» − «Знаю». – «Только молчите. Так нельзя говорить». Кстати, я служил в армии в городе Энгельсе (это место, где приземлился Гагарин). Меня приняли в семинарию сразу во второй класс. Я этому очень обрадовался, стал учиться. А потом мне пришла повестка в военкомат, и меня забрали.

− Мой отец и многие, кто окончил семинарию, вспоминали, что тогда студенты были после армии: взрослые состоявшиеся мужчины Советской армии.

− Это совсем другая атмосфера. Я служил в армии, не отказывался. И после возвращения у меня хорошие впечатления остались от офицеров, солдат. Дедовщины не было. Когда нас отправили в Энгельс в дивизию дальней авиации, там были очень хорошие люди, офицеры, дворец культуры, дворец офицеров. Но это был закрытый город: с аэродрома туда не попадешь. Везде люди хорошие. Я видел, как некоторые носили внутри партийного билета иконочку. 

– Вернемся к теме фундамента: наши предки много построили, невзирая на то, что практически три поколения прошли через Советский Союз. Сейчас хоть что-то нам известно из рассказов бабушек, прабабушек.

– Конечно. Я вырос в те времена, когда много было бабушек, женщин, преданных Церкви. Мужчины боялись, потому что могли лишиться работы. А женщины всё отстаивали: ездили в Кремль по поводу закрытия храмов. Из Астрахани, помню, вошли в кабинет к Хрущеву – добились. Боевые женщины! Печально, что это поколение постепенно уходит. Это были очень добрые люди, преданные Церкви. Они с таким благоговением совершали дни Великого поста, причащались... Сейчас уже этого не увидишь – редеют ряды. Или приходят люди поставить свечки и уходят. 

Я был в Грузии еще с патриархом Алексием II. Не хочу обижать грузин, они очень хорошие и гостеприимные люди, но мне говорили, что наберет один пачку свечей и ходит, расставляет по всем подсвечникам в храме. Батюшка говорит: «Давай помолимся с тобой: сейчас литургия». А он отвечает: «Батюшка, ты молись, а я пошел работать». Но надо отдать должное грузинскому Патриарху Илии: он привел молодежь в храм. Я был с патриархом Алексием II в Грузии, мы вместе служили с Католикосом. Он умный человек, окончил, кстати, нашу Московскую духовную академию. Он еще построил храм в честь Живоначальной Троицы – отголосок лавры, Троицкого собора. Огромный собор. Грузинские храмы замечательные. Наши русские монастыри тоже есть. 

Очень много интересного пришлось повидать. Когда я служил на Кубани, у меня была епархия от Краснодара вниз, включая Адлер, Республика Адыгея и еще русские приходы в Армении. Я туда летал несколько раз в год послужить. Сейчас это разные епархии. Как ни странно (не хочу никого обижать), армяне любят русское духовенство и обязательно просят русского священника. Там есть посольство и бывший военный храм, ныне действующий. При нем остались бедные русские старушки. Консул и люди из посольства приходили на праздники и в притворе, выходя с богослужения, давали старушкам деньги. Трудно им. Состоятельные люди уехали. Остались те, кто не может уехать.

– Владыка, было бы интересно послушать о периоде, когда Вы служили в лавре. Об отце Кирилле Вы рассказали. Не могли бы Вы еще рассказать о том, кого не все, может быть, знают. Что-то особенное вспомните, пожалуйста.

– Я хорошо знал отца Наума, отца Матфея (Мормыля), с которым мы дружили, были в очень хороших отношениях. Он, правда, обижался на меня немного, потому что я забрал у него несколько человек, пока был иподьяконом патриарха Пимена (ранее регента, очень музыкального человека), поскольку мы набирали иподьяконов, которые могут петь. У нас были хорошие певчие: могли петь и на Пасху, и в пост. Все службы в Елоховском соборе останутся во мне навсегда. И, конечно, лавра. 

Патриарх очень часто служил в разных храмах Москвы на престольные праздники. Бывало, мы по три-четыре дня уже так находились, набегались… Едем в лавру. Думаю, сейчас приеду, в келью зайду и буду отдыхать. Стоило пройти святые врата, поднимаюсь в корпус, захожу в келью – куда делась усталость? Отдыхать не хочется, я давай книгу читать, молиться. Лавра – это благодатный источник духовной жизни, который держит нас, помогает в трудные минуты. Не зря люди в унынии, печали, в скорбях приезжают в лавру и молятся у преподобного. Лавра – это дорогая для меня обитель, я прожил там семь лет. Знал архиепископа Аристарха Гомельского (скончался недавно), потом отца Михея – знаменитого звонаря, не застали Вы его?

– Он умер, кажется, в сентябре. Я с детства его помню очень хорошо, он цветы сажал в лавре, а в сознательном возрасте помню только его похороны. 

– Он низенький был. Я с ним рядом жил, у него был страшный диабет, так что он за ночь выпивал очень многоводы. По каким-то соображениям отец Михей отказывался от лечения. Нас в Троицком соборе постригал в монашество архимандрит Иероним (Извеков). Будучи ректором, он очень дружил с митрополитом Владимиром (Сабоданом), в гости ходили друг к другу. Более того, владыка предложил ему читать лекции в академии. До своего назначения он был начальником Русской духовной миссии в Иерусалиме (это люди особые – много полезного могут рассказать). Иероним был первым, кого похоронили в лавре за Духовским храмом. Потом маму мою постригал в монашество отец Кирилл, потом – младшего брата (жив еще, слава Богу!) – тоже в Троице-Сергиевой лавре. Мы все оттуда. 

– Брат тоже монах?

– Да, он схииеромонах Михаил. Сейчас живет в Подмосковье, ему семьдесят два года. Он тоже пережил ковид (или двухстороннее воспаление легких было), и я опасался, что он уйдет. Он очень хороший, во всех епархиях его очень любили. 

 Лавра – начало всех начал. Преподобный Сергий – это тот святой, в которого нельзя не влюбиться, если можно так сказать. В годы службы в академии мы каждый день до утренней молитвы или после завтрака ходили прикладываться к его святым мощам. Нас никто не заставлял это делать.

– Сейчас эта традиция продолжается.

– Поэтому это все родное. У нас учились иностранцы (сербы и кто-то еще). Они шли в Троицкий собор в длинный притвор, садились на скамейку. Им доставляло удовольствие смотреть на наших благочестивых бабушек: как они заходят, крестятся, молятся. Сидели и смотрели, потому что такого тогда уже нигде не было. 

Конечно, многие хорошие профессора ушли из этой жизни. Знаменитый секретарь ученого совета отец Алексий (Остапов). Константин Ефимович Скурат остался и Алексей Ильич Осипов, который еще меня учил основному богословию.

– Меня тоже учил.

– Он трезвый человек, все разумно говорит. Я бы хотел сказать: «Имеющий уши слышать да слышит». Он не берется осуждать кого-то, не уклоняется в сторону, четко излагает основы христианской духовной жизни, о которых мы пытаемся говорить. А это важно.

 Мне хочется сегодня обратиться к верующим людям, которые нас слышат и видят, и поздравить их с продолжающимся Великим постом, который день за днем нас приближает к светлому и радостному празднику Пасхи Христовой (в этом году 2 мая). Хотя иногда пост бывает тяжелый, но Пасха искупает все трудности – радость разливается даже во внешнем мире, наступает духовная весна. Есть немного строгие духовники-священники: напугают постами. Но известно, что устав о Великом посте написан для монашествующих. Для остальных людей, особенно пожилых, делается снисхождение по здоровью. Вон старушка уже еле ходит в храм.

– Зато как постится!

– Да, они добросовестно это делают.

– Даже священники порой говорят, что не нужно так сильно усердствовать, а они не перестают, потому что так привыкли.

– Я тоже любовался пожилыми людьми, которые прошли такую тяжелую жизнь: гонения Церкви, преследование священнослужителей. У нас в Одессе закрыли все храмы (примерно в 1920-х или 1930-х годах), но не тронули кладбищенский храм на Втором городском кладбище.  Потому что люди умирают, надо молиться, туда идут отпевать своих родных. Как закрыть? Будет недовольство. Но мне рассказывали: владыка назначает священника, тот служит, а через месяц исчезает – арестовывают… И следующий священник через месяц исчезает. 

Ктитором этого храма был Вадим Петрович Филатов – знаменитый офтальмолог, Герой Социалистического Труда. Он в Одессе открыл институт, в который приезжали к нему из-за границы и со всего Советского Союза. Это был глубоко верующий, благородный человек. 

Я жил в Одессе в монастыре. Напротив жил отец архимандрит Алексий – почтенный человек, уже в возрасте, очень добрый, духовник, исповедовал многих. Как-то мы с ним разговорились, и он рассказал мне историю, которую мало кто знает. Вадим Петрович Филатов брал отпуск и ездил в Мордовию (он оттуда родом). Перед отъездом он приглашал отца Алексия домой, просил батюшку отслужить молебен о путешествующих. Когда возвращался, опять приглашал отца Алексия отслужить благодарственный молебен. Он любил чай попить и с батюшкой поговорить. Как-то они разговаривали. Отец Алексий набрался смелости – ведь перед ним академик, такая величина, а он простой монах – и говорит: «Вадим Петрович, лет сто пройдет и скажут, что Вы были неверующим человеком». Филатов улыбнулся: «Раньше, батюшка, раньше». 

Помню, от журнала «Наука и религия» приехала из Москвы депутация, чтобы доказать, что Филатов не былверующим: у него не было икон в кабинете, он не молился, не крестился. К сожалению, персонал в этом институте поддался на это, чтобы уцелеть (тогда боялись люди). Да и никто об этом не говорил, хотя все знали Филатова. Он был состоятельным человеком и деньги отправлял на содержание храма, там и похоронен. Он заранее нарисовал для себя памятник с крестом. Когда жена его стала ходатайствовать об установке этого памятника, был получен категорический отказ. В итоге памятник представлял собой белый халат, брошенный на могилу, и больше ничего. Но могила у храма. Сейчас уже все сделали, а тогда нельзя было говорить на эту тему.

– Владыка, Вы о том времени так тепло говорите, хотя я знаю из учебника истории или по рассказам людей, что это было страшное время. Но Вы говорите об этом очень светло, что в те времена было что-то хорошее и это хорошее продолжается сейчас… 

Я хотел бы попросить Вас обратиться к нашим телезрителям, может быть, к молодой аудитории. Что самое важное Вы хотели бы сказать в сегодняшний вечер?

– Обращаясь к вашей широкой аудитории, к молодым людям, среди которых очень много хороших людей, нельзя их всех мешать в одну кучу; как обычно говорят, «потерянная» молодежь…

– Она каждое поколение «потерянная».

– Да. Я хотел бы просто напомнить им, что тысячу лет Русь, Россия жила своей верой, побеждала, строила. Почитайте Ярослава Мудрого, его письма к детям, сколько там любви! Мне хотелось пожелать, чтобы Господь помог всем вам вернуться под своды храмов, которые помнят наших дедов и прадедов. Здесь они молились, их отпевали, крестили, венчали. Это же родные храмы, дорогие мои, живой памятник, а не кладбищенская могила.

Особенно надо сказать о наших женщинах. Они были очень ревностными. Помните, в романе «Анна Каренина» рядом с Карениными очень много интересных людей (интеллигенция, дворяне). И я заметил, что мужчины не очень активно ходили в храм (охота, развлечения), а вот женщины-дворянки знали богослужение, подсказывали мужчинам, что, когда, зачем. Подумайте, ведь не так все это просто. Конечно, Каренина – это особый, тяжелый случай. 

Сейчас люди быстро сходятся, потом расходятся. Это печально. Хочется для вас, молодых, доброй, хорошей жизни, которая создавала бы радость в ваших детях, родителях, которые дали вам жизнь. И, конечно, самое главное – ищите помощи в Боге, Который всегда поддерживает, когда мы к Нему обращаемся. По случаю Великого поста приведу слова Иоанна Лествичника: «Покаяние – это путь к Богу». Не надо этого бояться. Храм нас поддерживает. Я сколько уже служу, не могу пропустить ни одной службы – привычка такая с детства. Без храма иногда чувствую себя потерянным. Когда была крепкая болезнь, я молился так: «Господи, все перенесу, только дай мне возможность служить Тебе». Я боялся, что не смогу служить, потому что все отказывало в организме, но Господь как-то все восстановил. 

– Слава Богу за все. Владыка, спасибо, что Вы сегодня были с нами. Думаю, что для наших телезрителей была очень важная встреча.

– Храни всех Господь! Есть хорошая пословица: «Без Бога ни до порога». Ничего без этого не бывает.

 

Ведущий Сергей Платонов

Записали Наталья Богданова и Людмила Кедысь