Свет невечерний. Дума о макаронах

Мне очень знаком этот опыт – я ведь тоже человек и тоже волнуюсь. Особенно много я волновался, когда был молодым человеком. Бывало, перед встречей с преподавателем или уважаемым человеком и несколько дней выстраиваешь речь, не можешь заснуть, потому что этот разговор в тебе никак не может прекратиться. Ты ворочаешься, не можешь заснуть, проговариваешь про себя какие-то важные фразы. Думаешь: «Нет, вот этого лучше не говорить. А если скажу так? Тогда он ответит вот так – и куда заведет наш разговор?»

Говоря о молитве, часто расшифровывают это понятие как разговор с Богом. Это разговор не просто с Отцом, Который тебя бесконечно любит и готов пожертвовать Своей жизнью за тебя. Причем не только готов, но уже пожертвовал. Становясь на молитву, мы каким-то образом предстоим перед Тем, Кто выше всех, мудрее всех, прекраснее всех. Это Начальник всех начальников, Мудрец всех мудрецов... Поэтому люди, опытные в молитве, так внимательно относились к этому действию, которое из определенного события, имеющего свое хронологическое пространственное измерение, превращалось в постоянное действие. Люди сподоблялись удивительного дара молиться непрестанно.

Мы прекрасно понимаем это умом, но должны признаться, что перед беседой с Богом вовсе не так трепещем, как перед встречей с начальником, учителем, судьей или адвокатом. Мы не говорим так же три дня подряд перед тем, как предстать пред Господом. Его присутствие, Его участие в нашей молитве не совсем для нас очевидно. И если в первые дни нашего воцерковления этот опыт был очень ярким, пронзительным, освежающим, то с течением времени, с погружением в рутину церковной жизни эта свежесть исчезает.

Это часто бывает и со мной в церкви. Например, я слушаю любимый псалом «Благослови, душе моя, Господа» (очень люблю это песнопение, всегда подпеваю и погружаюсь мыслями в этот удивительный, ликующий, радостный, свежий гимн, у которого нет возраста), но спустя несколько мгновений после того, как я начал молиться, мои мысли уходят куда-то далеко. Я думаю: «Как же хорошо мы сейчас поем. Вот и Нина пришла в церковь – я слышу ее голос, она была на акафисте у отца Серафима. Серафим, наверное, сейчас уехал в деревню. Надо будет ему позвонить, чтобы он по дороге обратно купил макароны...»

Спустя несколько мгновений после начала молитвы, хотя телом я нахожусь в церкви перед престолом Божиим и устами пою замечательный псалом, на самом деле я своей душевной организацией нахожусь по дороге в деревню к отцу Серафиму и думаю о макаронах, которые он должен привезти. Всего несколько мгновений – и молитвенный восторг от пения удивительного псалма святого пророка Давида превращается в думу о макаронах. Перед Богом ли я предстою в этот момент? Ему ли я пою?..

Становится очень стыдно, когда ловишь себя на том, что нет собранности, внимания, терпения во время этого замечательного действа, важного не только для меня, но и для всего мира. Ведь мы говорим, что мир держится молитвой людей, рабов Божиих. Весь город спит, а мы, рабы Божии, собрались на раннюю литургию в церковь. Нас немного, но мы молимся. И это очень важно для нас самих, для наших семей, для нашего государства, для Церкви. Для всего мира очень важно, чтобы кто-то молился. Но, получается, даже у того небольшого числа людей, которые стоят в церкви, вместо молитвы – дума о макаронах, о каких-то совершенно неуместных вещах. Хотя ты стоишь перед лицом Господа, Творца.

И требуется большое усилие, большое терпение, чтобы удержать молитву, вернуть внимание, если оно уклонилось, и снова поставить себя перед престолом Божиим. Нужно себя постоянно собирать. Молитва – это большой, серьезный труд. Это не изобретение аскетов.

Апостол Павел в Послании к Колоссянам говорит: «В молитве будьте постоянны, бодрствуйте с терпением». Там употреблено замечательное греческое слово (глагол): προσκαρτερεῖτε. Это значит находиться в постоянном терпении, собранном состоянии нерассеянного ума, предстоя перед Господом... Этот глагол иногда переводят русским словом «постоянствуйте». То есть нужно быть постоянным в молитве; с терпеливым постоянством подходить к этому большому и очень важному труду. Оказывается, этот труд увенчивается определенным успехом. Хотя, конечно же, относительно молитвы мы не можем говорить об успешности, эффективности – это совсем не те слова, которые подходят для этого важного делания.

Тем не менее я встречал людей, в глазах которых отражается Господь. Например, стоит на литургии человек, молится. Вы знаете, что священник в определенные моменты поворачивается к молящимся, чтобы сказать: «Мир всем». И благословить. Еще я вижу лица людей, когда выношу Чашу или говорю проповедь. Так вот, когда я поворачиваюсь лицом к людям, я вижу лица молящихся людей. И это удивительные лица! В них отражается такое состояние, которое невозможно описать. Конечно, бывают очень пустые лица, рассеянные взгляды. Но порой вдруг видишь взгляд, в котором отражается Господь. И это самое прекрасное лицо на свете!

Стоит, например, старушечка, которой далеко за восемьдесят, держится на двух палочках, смотрит на икону Божией Матери и всю службу молится перед Господом. Может быть, ее молитва тоже отвлекается на думу о макаронах, на размышления о внуках, детях, но даже это отвлечение, эта небольшая немощь, которую человек допускает, тоже возносится к Господу, тоже превращается в молитву.

Великий молитвенник, подвижник Сербской Церкви Иустин (Попович) говорил: тяжело всякой мысли, которая не превращается в молитву. Оказывается, даже думу о макаронах  можно превратить в молитву. Ошибки, отвлечения, рассеянность тоже можно превращать в молитву, если человек выработает со временем, подходя к этому с терпением и постоянством, этот важнейший молитвенный навык.

Записала Нина Кирсанова