Читаем Добротолюбие. 6 июня. Священник Константин Корепанов

33-й абзац:

Когда, противоборствуя причинам страстей, препобедишь их, не дозволяй величать тебя лукавому помыслу, чтоб, поверив ему, не впасть тебе в прелесть; но старайся лучше увидеть недостатки в том, над чем потрудился, чтоб преуспеяние твое не было окрадено внутренними врагами.

Любая победа над страстью, то есть, в сущности, над самим собой, над испорченной, темной стороной своей природы, чревата искушениями. Вообще любая победа чревата искушениями. Поэтому святые отцы и говорят, что путь восхождения ко Христу совершается не от победы к победе (чего мы, конечно, жаждем и оттого ничего и не понимаем в духовной жизни), а от поражения к поражению. Именно в поражении человек познает свою немощь, свой грех, познает, что он не может, не умеет (а в конце концов и не хочет) любить, не хочет слушаться, что он изуродован гордыней, самомнением и непослушанием.

Именно познание самого себя, своей немощи, своего греха и делает человека способным жить с Богом, пользоваться Его любовью, принимать в себя Его благодатные дары. Мы уже много раз повторяли, что именно поэтому заповеди блаженств начинаются со слов: блаженны нищие духом, ибо тех есть Царство Небесное (Мф. 5, 3). Не сильные духом, не великие духом, не славные духом, а нищие духом. Нами это никак не усваивается.

Мы уже несколько столетий потомки разного рода бунтарей и революционеров, наследники той культуры, которая учит, что надо быть великим, славным и сильным. А на самом деле вся структура духовной жизни направлена на то, чтобы научиться познать свою немощь, свое бессилие, и это будет тем основанием, которое может поднять нас к Богу. А чтобы научиться переносить изредка случающиеся наши победы над какими-то темными сторонами нашей души, нужно сделать две вещи.

Первое: познать свою немощь, о чем мы в прошлый раз говорили, и говорили немало. Второе – это то, о чем здесь говорит преподобный Нил Синайский и что отцы называют самоукорением, когда мы укоряем себя за неправильность, недостаточность, за грех, еще за что-то. В случае победы это самоукорение должно носить характер обнаружения недостатков в том, что ты сделал, как пишет здесь преподобный Нил Синайский, обнаружить неполноту твоего дела, тленность того, что ты делаешь, некачественность того, что ты сделал. Это помогает нам обнаружить, что когда мы взобрались на большую гору, это оказывается всего лишь маленькая кочка, а впереди еще много холмов и гор, чтобы дойти туда, куда хочешь попасть.

Вот эта неизбежность и необходимость самоукорения, самообличения помогает нам переносить победы. Вот маленький пример небольшой победы, даже «победки». Скажем, мы боролись-боролись и решились наконец-то попросить прощения у человека, которого обидели. Просить прощения, когда мы не виноваты, у человека, который нам дорог и приятен, не составляет никакого труда. Более того, для очень и очень многих людей это источник наслаждений; может быть, запретных, вредных, но все-таки наслаждений. Речь идет о том, чтобы человек попросил прощения, когда действительно виноват, у человека, который слабее, немощнее, несчастнее его. У такого человека попросить прощения. И вот человек боролся-боролся, а потом подошел к другому и сказал: «Прости меня. Я виноват».

Вроде бы действительно победа. И у человека ликует сердце, трубят трубы в душе,  появляется легкость бытия, потому что он  действительно сделал усилие, совершил великий подвиг (по крайней мере, он его считает весьма великим). И вот здесь, когда первые фанфары в душе угасли, когда первоначальная легкость начала угасать, очень хорошо бы себя отрезвить, иначе эта победа будет источником очень и очень многих бедствий.

Можно себя укорить и сказать: «Ну и что? Попросил прощения? Две недели собирался. Насколько же ты на самом деле горд! Для того чтобы сломать свою гордыню в случае твоей явной вины тебе потребовалось целых две недели! Разве так должен делать человек, который сознает свою вину? Ты знал, что виноват, и целых две недели не мог попросить прощения. Чем тут гордиться?»

Или, скажем, можно вспомнить, скольких еще людей ты обидел: «Сможешь ты перед всеми попросить прощения? Не сможешь! Так почему изо всех обиженных тобой людей ты только у одного попросил прощения? А раструбился тут, расфуфырился как индюк! Ничего особенного не сделал, всегда бы так делал. Иди и учись». Ну и всё, фанфары угасли, крылья опали, и никакой беды с человеком не будет.

Или, скажем, дело большое, действительно великое, когда человек поборол какую-нибудь страсть (чревоугодие, например). Важно понимать, что речь здесь идет не о девушке, собирающейся сбросить от 40 до 60 кг, а о человеке, который действительно страстно любит еду, ест постоянно, даже ночью, страсть поднимает его с постели, он идет к холодильнику и что-нибудь ест. Он ест утром, днем, ночью, ест по восемь раз в день и очень много. Он страшно измучен этой страстью. И он начинает молиться, чтобы Бог исцелил его от страсти. Он как-то сдерживает себя, происходит эта долговременная борьба; кажется, что тут просто ничего не получится. Но через какое-то время появляется ощущение, что человек победил страсть.

Поначалу это не вызывает никакой эйфории, никакого восторга, потому что путь к этой победе был очень долгим, трудным, очень мучительным. Потому и никакой эйфории нет. Это не одноразовая победа – это долговременный подвиг, подвиг умерщвления своей страсти.

Но после того, как страсть действительно улеглась и человек на какое-то время действительно овладел ею, к нему начинают приходить помыслы: «Смотри-ка, чревоугодие ты победил, значит, можешь и с остальными страстями побороться». И тут он должен себя одернуть и сказать себе: «Во-первых, ничего я не победил, как ел, так и ем. Вон Моисей сорок дней ничего не ел, а я так не могу. Вон святые один раз в день ели, да и то сухари да воду, иногда финики, запиваемые водой. Вот это был пост! А я что победил? Ем два раза в день. Соблюдаю только постные дни, а все остальное время и мясо ем, и все остальное, просто в разы меньше, в десятки раз меньше, чем это было раньше, но все-таки ем!»

И вот это осаживание себя, ограничивание себя, протрезвление очень важны. Это мешает помыслам, возносящим нас, мешает им поднять нас выше, чтобы потом со всей силы они нас не бросили в грязь, не втоптали в бетон, не сломали. Нельзя позволять помыслам тщеславия улавливать нас.

34-й абзац:

Иные, быв восхвалены за преуспеяние, со временем вознерадели; от чего – и похвала мимоиде, и труды пропали.

Соотнесение дел и похвалы очень популярно в жизни всякого человека, творящего добрые дела. Естественно, когда мы делаем что-то хорошее, доброе, замечательное, похвальное, то все это вызывает похвалу (потому и называются эти дела похвальными). Но, с другой стороны, мы и созданы на добрые дела, которые предназначил нам Бог исполнять. Исполнение добрых дел, дел милосердия, всегда является требованием, причем обязательным, для христианина. Естественно, подав милостыню, простив грех, сделав что-то хорошее (помогли деньгами кому-то, трудом, кого-то куда-то подвезли), мы получаем похвалу.

И часто мне приходилось слышать, что люди смущаются делать добрые дела, потому что неизбежно будет похвала, а они знают, что похвала категорически вредна, приводит к великим скорбям и искушениям. И тут никуда не денешься, мы действительно как бы находимся в некой вилке. Мы неизбежно должны делать добрые дела, и делать их достаточно много, часто, наша жизнь должна быть наполнена добрыми делами, но так же неизбежно то, что чем больше мы будем делать добрых дел, тем больше за эти дела нас будут хвалить. Естественно, эта похвала, которая приходит за добрые дела, как и всякая другая, мешает, возбуждает тщеславие, а тщеславие приводит к тому, что добрые дела делаются уже напоказ и более разрушают нас, чем созидают.

Многие люди, зная и понимая эту закономерность, боятся делать добрые дела. А с теми, что не боятся и делают, часто действительно происходит то, о чем здесь пишет преподобный Нил Синайский: за то, что у человека что-то получается, чего-то он достигает, какие-то вещи умеет делать, какие-то дары приобрел (или добрые дела делает), – естественно, его хвалят, а похвала крадет у него награду, которой должен наградить его Христос.

Эта ситуация кажется безвыходной, но на самом деле есть два способа уклонения от похвалы, которые доступны всякому человеку.

Первый способ доступен каждому, и преподобный Нил Синайский об этом много говорит: это сокрытие своих добродетелей, успехов, сокрытие своих добрых дел. Даже заповедь такая есть в Евангелии: когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая (Мф. 6, 3). Скрывай все, что ты творишь для людей, сделай так, чтобы об этом никто никогда не узнал.

Конечно, существует современная тенденция, наполненная определенным соблазном, потому что нам как раз и предлагается трубить о наших добрых делах направо и налево, рассказывать всем, кому мы помогли, сколько добрых дел сделали. И эта некая вакханалия похвальбы, начатая сначала в миру, перешла и к нам, в нашу церковную среду. И мы, даже сознавая пагубность этого дела, постепенно принимаем это и не можем уже действовать иначе. Мы постоянно хвалим сами себя за те дела, которые делаем, постоянно нарушая известную нам заповедь Божию.

Итак, первый способ уклонения от похвалы: надо просто скрывать свои дела так, чтобы об этом никто не догадался, тогда добрые дела будут, а похвалы не будет.

Второе – надо научиться такому помыслу, такому отношению к своим делам, когда мы могли бы защитить себя от опасности похвалы. Какие это могут помыслы? Как воспитать свое новое отношение к делам, чтобы действительно не было опасности от переживаемой нами похвалы?

Надо понимать, что любое доброе дело – это не наше дело, это слава нашего Бога. Это Бог действует через нас, и это плод, который вырос на Лозе. Одна виноградинка или одна большая кисть выросла потому, что ты укоренен на Лозе. Это действие Бога внутри тебя, это Его сила в тебе. Ты человек, и ты точно знаешь, что никоим образом это сделать не можешь.

Для того чтобы совершенно уверенно это знать и говорить, нужно сознавать свою немощь и сознавать свой грех (об этом мы говорили в прошлый раз). Человек, творящий добрые дела, должен наперед совершенно уверенно знать, что он эти дела сотворить не мог. Вся проблема в том, что мы сомневаемся в себе. Нам кажется, что все-таки, наверно, мы не настолько плохие, как говорят об этом святые отцы и благочестивые книги. Наверное, они все-таки сгущают краски. Я знаю, что я хороший человек, и мне радостно, что я могу творить доброе дело. Поэтому, когда меня хвалят, я, естественно, стыдливо опустив глаза, думаю: «Да, есть немного. Ну, что греха таить, сделал доброе дело. Это же справедливо, я же не присваиваю себе чужую похвалу – действительно это сделал, помог».

Это состояние нашего сердца, состояние нашего духа, я бы сказал, потому что в глубине души мы совершенно уверены, что способны к добрым делам. И когда у нас что-то получается, мы, естественно, об этом говорим людям. Если даже не говорим, они сами это видят и отмечают эту нашу особенность, наше какое-то качество, приходят и хвалят. Мы принимаем это как должное: скромно или нет, но в любом случае как должное. И эта похвала, естественно, нас разрушает.

Но виновата не похвала, как бы лукава и коварна она ни была (потому что долговременная похвала убивает любого человека), но она действует в данном случае только потому, что человек уверен в глубине души, что он хороший. Он, конечно, говорит, что он плохой, грешный, просит прощения, но он это говорит потому, что так надо говорить. Он знает свои грехи, неправды, просчеты, ошибки, немощи, но верит в то, что он непоколебимо хороший, а вот эта вся мерзость, которую он терпеть не может, почему-то случилась...

Но если ты немного книжки читал, вот «Добротолюбие» читал, то понимаешь, что, наверное, сам виноват. Многие так и говорят, рассуждая о своих грехах: «Ну, наверное, я сам в чем-то виноват». Большинство людей, не читавших подобные книги, сразу, и как бы интуитивно, начинают оправдываться: «Я согрешил, но вы же понимаете, что такая причина сложилась? Я осудил, потому что ко мне пришли и заставили меня осудить. Я, конечно, не соблюдаю пост, но у меня болезни. Я что могу с ними сделать? Я бы с радостью, но вот болезни мешают. Я, конечно, не соблюдаю пост, но, сами понимаете, у меня семья, дети – что-то же им готовить? И, естественно, я тоже ем вместе с ними».

Конечно, естественно, конечно, ешь, но проблема-то не в этом. Проблема в том, что ты оправдываешь себя. На самом деле ты любишь эту еду, ты любишь ту сладость, которую вызывает эта еда, то есть у тебя есть страсть. А надо бы вместо этого сказать, что ты страстный человек, чревоугодник, очень любишь вкусно поесть, потому что испорченный человек, других радостей и сладостей в жизни не знаешь, кроме этого… Это будет судом над собой, но как это сказать? «Но вы не подумайте, я вообще-то хороший человек, но иногда на меня что-то находит».

Покаяния не получается, стояния перед крестом не получается. И, в сущности, человек постоянно пребывает несчастным, потому что он очень хочет, чтобы все люди, особенно значимые для него, священник, епископ (Бог бы желательно), сказали: «Да не переживай, чадо! Да, ты хороший человек. Хороший! И все, что ты делаешь, – это случайные вещи. С кем не бывает!» И человек обрадуется: «Ну да, действительно…»

Собственно, мы к этому сейчас и приходим и так начинаем воспринимать жизнь: в сущности, мы все хорошие люди, просто есть люди, которые что-то там делают, иногда срываются, какие-то там искушения им встречаются. Ну, с кем не бывает? Этот позитивный настрой замечательный, хороший, ровный, он сближает людей, помогает им радоваться. Они выходят из того критического, кризисного состояния, в которое ставит  подлинное покаяние. Поэтому мы легко начинаем с этим жить; правда, такие книги, как «Добротолюбие», некоторые места Евангелия, святых отцов как-то для нас непонятны. Но мы сильно на этом внимание не акцентируем.

На самом деле человек должен понять, что именно он виноват в этом, он должен познать свой грех, и тогда, когда бы его ни хвалили, хоть до небес превознесли, он понимает: «Это ко мне не имеет отношения, это не я. Я знаю, кто я, какой. Это Бог».

Отсюда важен тот опыт, который донес до нас апостол Павел: что сила Божья совершается в немощи (см. Кор. 12, 9). Важен именно для того, чтобы избыточествующая благодать была приписываема Богу, а не нам. Для того мы и обложены немощью, для того мы и должны познать свою немощь, особенно в борьбе с грехом, чтобы эта победа была приписываема Богу, как это по совести и является. Это настолько важно, что даже ангел сатаны, удручающий апостола Павла, не был от него взят, потому что сознание своей немощи, своего бессилия в борьбе с грехом необыкновенно важно для подлинного смирения. И, собственно, похвала и показывает, насколько глубоко смирение человека.

Второе, что необходимо сделать: восприятие любого дела должно восприниматься как выполненное послушание, выполненное задание. Мы слуги, которые сделали то, что должны были сделать. Как говорит Христос: даже когда исполните все повеленное вам, говорите: мы рабы ничего не стоящие, потому что сделали, что должны были сделать (Лк. 17, 10).

Даже если мы выполнили идеально всё, вообще нам не в чем себя укорить, мы всего лишь сделали то, что должны были сделать. Нас не за что хвалить, нас просто не за что и ругать. Это если так получится. На самом деле сделать совершенно все у нас не получится. Но важна вот эта мысль: «Ну и что? Чем гордиться? Чем хвалиться? Я сделал только то, что должен был сделать. Отдал все людям, но вообще-то я и должен был это сделать. Простил всем все – вообще-то и должен, и горе мне, если я не буду этого делать».

Тот же апостол Павел говорит: «Какая мне награда и похвала за то, что я благовествую? Я умру, если не буду этого делать, меня убьют. Бог накажет меня, потому что только для этого и оставлен я в мире» (см. 1 Кор. 9, 16).

Записала Инна Корепанова