Выбор жизни. О средствах, помогающих в молитвенном делании

Гость программы - священник Аркадий Маковецкий.

– Сегодня хотелось бы поговорить о средствах, помогающих человеку в молитвенном делании. Хорошие иконы сейчас общедоступны, и можно купить тот образ, который именно тебе близок. Четки, лампадки, кадильные свечи... Насколько это важно для того, чтобы человек душой воспринял то, что он делает?

Священник Аркадий Маковецкий, настоятель храма святителя Василия Великого в с. Борисовское Суздальского района:

– Все, что Вы перечислили, – это наши традиционные помощники в молитве. Святая икона – без сомнения, очень необходимый предмет, который помогает сосредоточиться на тех, к кому мы обращаемся, – к Господу Богу, Его Пречистой Матери, святым угодникам Божиим. Без всякого преувеличения – икона позволяет нам войти в мир потусторонний, где обитают Господь, Божия Матерь, святые.

Четки – это инструмент молитвы. До определенного времени все наши благочестивые предки (не только монахи) молились по четкам. Плоские четки называются лестовки, у всех перекладинок свое назначение. Если посмотрим на изображения святых (например, преподобного Сергия Радонежского, Зосимы и Савватия Соловецких) – они все с лестовками. Четки помогали людям сосредоточиться на молитве, отсчитывать определенное количество кратких молитв (например, «Господи, помилуй!» или «Богородице Дево, радуйся»). Потом эта традиция трансформировалась, стали считать, что четки – принадлежность только монашествующих. Но нигде, ни в каком каноне не написано, что мирянину нельзя молиться по четкам. Поэтому четки сейчас очень уверенно возвращаются в наш православный быт.

– Но не как сувенир или амулет.

– Нет, конечно. Как средство, помогающее сосредоточиться в молитве. Но, конечно, чтобы была максимальная духовная польза, надо брать благословение на молитву по четкам.

Возжигание ладана или воскурение кадильных свечей – это тоже помощь в молитве. Духовное благоухание, которого мы хотим достичь во время молитвы, приносится видимым, материальным образом в воскурении ладана. Нужно сказать, что традиция воскурения ладана очень древняя, она идет из Ветхого Завета. Когда Господь повелел создать первую походную церковь – скинию, там уже был сосуд с углями, на который возлагали ладан. Ладан в то время был очень дорогим благовонием, которое могли себе позволить только цари в своих дворцах. Так что воскурение ладана идет еще с древних, ветхозаветных времен. И сейчас церковь тоже благоухает, когда совершается каждение.

Дома – малая церковь, поэтому дома тоже вполне уместно малое каждение. Если позволяют условия, это все, конечно, нужно делать. И еще я хотел бы сказать о возжигании свечей и лампад. Сейчас мы приобретаем свечи в храме, но они обязательно должны быть освященными. Когда они освященные – это эквивалент нашей жертвы, а когда они просто куплены в хозяйственном магазине или сувенирном киоске, это просто огоньки без всякого элемента жертвы, к сожалению, и надо это понимать.

Другой пример: поясок с молитвой «Живый в помощи». Конечно, чтобы выучить псалом 90 и молитву Животворящему Кресту, нужно время, нужны усилия ума, души, а тут положил поясок в карманчик – и хорошо. Такие моменты, к сожалению, надо искоренять из нашей жизни. Это не значит, что такие пояски надо выбрасывать, но рассматривать это как какой-то амулет, оберег – это уже язычество; здесь очень тонкая и опасная грань.

То же самое касается и молитвы. Если посмотреть историю Русской Православной Церкви, особенно на протяжении последних 300 лет, сборники молитв менялись. Когда-то все молились по Часослову, как таковых молитвословов в наших домах и не было. Люди грамотные читали часы, изобразительны, утреню, вечерню дома. Потом появились канонники – сборники канонов, а потом уже появились молитвословы, в которых есть утренние, вечерние молитвы, молитвы перед Святым Причащением. В последнее время появились такие молитвословы, где, как в энциклопедии, расписано, в каких случаях какими молитвами молиться.

– Такая градация.

– Как на это смотреть? Конечно, сила традиции очень велика. Если, например, праведному Симеону Верхотурскому молятся об исцелении от глазных болезней или Божией Матери перед Казанской иконой, это очень хорошо, это говорит о том, что многие люди молились – и им это помогло. Но превращать молитвослов в какой-то справочник о том, кому от чего надо молиться, – это неправильно, это уже крайность.

Или есть традиция за каждой иконой Божией Матери закреплять как бы определенные полномочия. Это совершенно неправильно! Получается, если помолиться перед Владимирской чудотворной иконой Божией Матери, то пьяницу не спасешь, потому что надо молиться только перед «Неупиваемой Чашей».

И молитвы, и все традиции, связанные с молитвой, должны быть очень осмысленными и не должны превращаться в какую-то магию. К сожалению, последнее часто бывает, приходится с этим то и дело сталкиваться и объяснять это людям.

– Многие говорят о том, что молитва водителя помогает человеку в дороге. Это люди говорят из опыта.

– Водитель просит у Бога помощи не допускать гибели людей, быть предельно собранным во время управления автомобилем. Так что это очень ответственно. Когда мы выезжаем на дорогу, рискуем не только своей жизнью и жизнью пассажиров, которые едут в нашем автомобиле, но и жизнью людей, которые перебегают дорогу или едут навстречу.

Поэтому перед любой дорогой, даже самой короткой, например, от дома до магазина, надо молиться. И если возникает выбор – бить машину или давить человека, конечно, надо бить машину; машина – это все-таки кусок металла, а жизнь человеческая бесценна, это всегда нужно помнить. А для священников тут ситуация усугубляется: если по вине священника кто-то погиб, то священник запрещается в священнослужении, даже пожизненно. Даже если священник не виноват (например, выскочил человек неожиданно). Но канонические правила в этом плане очень строги.

– Действительно, без молитвы тут не обойтись.

– Поэтому надо очень сильно молиться. И у нас национальная проблема: сколько людей гибнет в авариях, произошедших по вине пьяных водителей!

– Да, это беда.

– В последние годы, в последнее десятилетие стало очень популярным освящение машин, не только новых, но и тех, которые побывали в авариях; или просто люди захотели освятить машину. Это очень правильно. Иногда говорят, что это что-то новое, такого не было. Как это не было? Есть дореволюционные Требники, в которых есть текст на освящение колесницы. В первую очередь освящали, конечно, не кареты, а колесницы, на которых перевозились боевые орудия, но ведь была такая молитва. Чем отличается колесница, которую тащили лошади, от колесницы с двигателем? Освящение машины – это тоже очень важный момент. Думаю, когда человек садится в освященную машину, он помнит об этом и молится...

– Конечно, у него уже совершенно другой настрой.

– Он настраивается на более ответственный уровень. Конечно, аварии случаются, это неизбежно, и попадают в аварии не только простые люди, но и священники, и митрополиты, но, как правило, если люди с молитвой поехали, все это обходится с наименьшими потерями.

– У протестантов и в других сектах очень популярно пение молитв под современную музыку. Они очень активно это показывают с хорошей стороны как современный, понятный формат. И, кстати, это воспринимается многими очень хорошо.

– Есть определенный рубеж допустимости. Если мы возьмем, например, канты – духовные песнопения на стихи духовного содержания, то их огромное количество с древних времен до наших дней. И сейчас их пишут, есть православные композиторы. Такое исполнение под музыку на сцене в виде духовного концерта допустимо.

– Но не вместо богослужения.

– Но если часть богослужения выносится на сцену, думаю, это уже на грани кощунства. В советское время, кстати, такое практиковалось, на это закрывали глаза, и литургические песнопения Бортнянского, Чайковского, Чеснокова иногда вокальные коллективы исполняли. Тут надо чувствовать, допустимо это или нет. Сейчас нет такой необходимости – сейчас храмы открыты. Поэтому, думаю, исполнение богослужебных песнопений со сцены никак не приемлемо.

– Если говорить о церковном пении, хор может петь по-разному: может вопить так, что штукатурка начинает осыпаться, либо петь для прихожан, для создания  молитвенной атмосферы.

– Молитвенное пение в первую очередь должно помогать молиться, а не услаждать слух. Есть обиходное пение, простое, когда хор поет, и понятно, о чем он поет (исполняются стихиры, песнопения утрени, вечерни, литургии). А есть партесное, концертное пение, которое уже заслоняет смысл, и человек услаждается этими звуками, этой гармонией, и это, конечно, недопустимо.

До революции большие хоры пели только на больших праздниках в архиерейских соборах, а обычно пел дьячок. Может, пел он не очень музыкально, но все было понятно. Если «Господи, помилуй!», то «Господи, помилуй!»А когда партесное пение, иногда даже трудно это уловить. Вот я всю жизнь в Церкви, а иногда слушаю и не могу ухватить, что же они поют: все красиво, насыщено звуками, но совершенно отсутствует содержание. Такого допускать никак нельзя. Думаю, всем надо на это обращать внимание. Пение церковное должно в первую очередь помогать молитве.

– Очень часто слышишь в адрес телевидения критику за прямые трансляции праздничных богослужений (например, пасхального богослужения). А ведь есть огромное количество людей, которые не в состоянии прийти в храм по разным причинам.

– Совершенно верно. Человек, который лежит на одре болезни, ощущает свое присутствие на богослужении. Человек, который проживает в таком населенном пункте, где, может быть, на сто-двести километров храма нет, – то же самое. А если человек в воинской части, в больнице, в месте заключения?.. То есть все по ситуации.

– То есть это возможность внести эту атмосферу в дом.

– С другой стороны, когда человек имеет возможность пойти в храм, но заменяет посещение храма таким комфортным созерцанием богослужения на телеэкране – это неправильно. Это делается именно для тех людей, которые удалены от храма в силу своего нездоровья или иных обстоятельств, в которых они оказались. Единственное, наверное, нельзя показывать, что происходит в алтаре. В некоторых репортажах показывают престол, священнодействие владыки, сослужащих священников.

– Телекамеры мешают богослужению, это же таинство.

– Понимаете, в чем дело? Если в храме люди стоят за алтарной перегородкой и не видят, что происходит в алтаре, то тут получается, что они через телеэкран проникают прямо во Святая Святых, и для них это как-то обесценивается.

– Согласен.

– Сакральные вещи, которые происходят в алтаре, не нужно транслировать, а то, что происходит внешне, – пожалуйста, это замечательно. Например, у нас в храме богослужение начинается рано, в 4 часа вечера, и когда я прихожу домой, включаю «Союз», там обязательно идет трансляция богослужения или из Санкт-Петербурга из храма духовной академии, или из Екатеринбурга, или из Храма Христа Спасителя, и я как бы дублирую службу.

– Ощущается связь, когда все вместе...

Невозможно представить крестный ход без молитвы. Ну что это будет без молитвы – пикет, демонстрация, шествие? 

– У греков есть словосочетание, аналогичное нашему «крестному ходу»: «литийное шествие». Лития – это сугубая усиленная молитва. У нас тоже стали кое-где такое практиковать: литию совершать во время крестного хода, освящать пять хлебов. То есть это действительно сугубая общественная молитва. Как мы можем продемонстрировать силу своей веры, крепость своего духа, если не будем выходить на эти крестные ходы?

Не случайно крестные ходы стали подвергаться иногда и нападкам. Во Владимирской епархии совсем недавно был Боголюбовский крестный ход (километров восемь), когда икону несли из города из Ново-Алексеевского монастыря в Боголюбово. Там были такие протесты! В Интернете собрали сразу несколько тысяч подписей против; дескать, это мешает водителям, перекрывается половина трассы и так далее. То есть были уже организованные протесты. Силы зла не терпят крестных ходов, литийных шествий.

– Это правда. И очень быстро организовываются протесты.

– К сожалению, та благостная атмосфера, которую мы наблюдали в 90-е, в 2000-е годы, сейчас уже сходит на нет, и приходится очень убедительно, аргументированно отвечать на эти вызовы. Это еще раз говорит о великой силе крестного хода, великой силе молитвы. И надо продолжать их совершать во что бы то ни стало.

– Сейчас очень многие православные обеспокоены тем, что идут модернистские тенденции перевода службы на русский язык. Но ведь многие церковнославянские слова даже не переводятся на русский язык корректно. Если вместо «вонмем!» мы будем слышать «внимание!», то какой тут может быть молитвенный настрой души?

– Эта проблема многоуровневая. Например, есть текст Божественной литургии – и там, конечно, нельзя ничего менять, модернизировать, переводить. Но, например, акафисты писались в гораздо более позднее время, и их, думаю, допустимо редактировать и переводить какие-то обороты, которые понимаются трудно, на более приемлемый для современного слуха уровень.

– Ведь обновленцы, собственно, это и пытались сделать – они переводили службы, но реакция была непростой.

– Мы знаем: после революции очень много примеров, когда службы переводились, модернизировались, искажались, и народ православный это не поддержал. По поводу искажения текстов очень много разных курьезных переводов. Например, припев «Радуйся, Невеста Неневестная» (Благовещенский акафист) отражает такую глубину! Приснодевство Пресвятой Богородицы! На Украине перевели: «Радуйся, Девка Незасватанная». Есть разница или нет? Лингвистически это правильно, переводчики сделали аналог, но это страшное кощунство.

Это очень деликатный вопрос, всем этим должны заниматься компетентные специалисты. У нас есть богословские комиссии, духовные академии, другие церковные учебные заведения, на кафедрах которых этим занимаются, особенно на кафедрах литургики, церковно-практических дисциплин. Например, я преподаю во Владимирской духовной семинарии на кафедре церковно-практических дисциплин, и мы со студентами часто эту тему обсуждаем. Они соглашаются, что до какого-то уровня можно делать что-то более понятным, но сакральные тексты, особенно Божественную литургию, утреню, вечерню, песнопения Октоиха, Минеи просто нельзя трогать.

В то же время Триодь Постная, которой мы сейчас пользуемся, была буквально перед революцией адаптирована под тот разговорный язык, который был приемлемым для начала ХХ века. В этом участвовал митрополит Сергий (Страгородский), который впоследствии был патриархом. Но мало кому в голову приходит, что эта Триодь Постная не та древняя, по которой молились преподобный Сергий, Серафим Саровский и другие наши подвижники.

То есть этот процесс допустим, но должны быть грамотные переводчики, грамотные оптимизаторы этих текстов, тогда это будет не кощунством, а допустимым усовершенствованием. Но все до определенного предела, конечно. Гимнограф, песнотворец может написать какое-то песнопение, стихиру, акафист и отправить в Межсоборное присутствие Русской Православной Церкви, чтобы Архиерейский Собор утвердил этот текст. У нас каждый год делают довольно много новых тропарей, кондаков, песнопений в честь разных святых.

– Я не знал, что идет такая кипучая работа. Это очень серьезно, кстати.

– Много новых святых канонизировано, в 2000 году собор новомучеников и исповедников Российских. Каждому из них составлен тропарь, кондак, величание, какие-то стихиры могут быть.

– Все модернистские усилия надо как раз вот сюда направлять – пожалуйста, обращайтесь.

– Да. Пусть заходят на сайт Межсоборного присутствия, пишут свои предложения, эти предложения обязательно рассмотрят и им ответят.

В Церкви есть две группы людей – консерваторы (их большинство) и новаторы. Новаторы все время что-то просят. Поскольку я руководитель миссионерского отдела, я с этим сталкивался. Например, предлагают: «Давайте будем служить миссионерскую литургию». Говорю: «Как вы это представляете?» Предлагают: «Вы читаете Апостол, Евангелие на русском языке и все переводите, объясняете». А почему мы не можем делать это не в богослужебное время? Провели традиционно литургию на церковнославянском языке, прочитали Апостол, Евангелие, а потом собрались и всё это за чашкой чая разобрали?..

То есть новаторы хотят какого-то нарушения привычного строя службы. Но люди очень тонко на это реагируют, не терпят этих новаций. Как правило, все эти новации обречены на поражение. Хочу сказать, что люди, которые ходят в храм, пусть даже недолго (месяц, два, три), постепенно вливаются в это, чувствуют красоту и гармонию богослужения и даже интуитивно домысливают то, что не понимают в языке.

«Паки и паки миром Господу помолимся!» – все понимают, о чем речь. Что, будем говорить: «Еще раз и еще раз помолимся»? Как на какой-то дискотеке? Происходит упрощение, обмирщение богослужения, когда мы начинаем вот эти новации внедрять. Есть такие новаторы, за примерами далеко ходить не надо. Думаю, забота священноначалия – за этим следить, все это объяснять и направлять в нужное русло.

Ведущий Андрей Лимонов

Записал Игорь Лунёв