Великий покаянный канон Андрея Критского объясняет священник Константин Корепанов. Часть 2

Канон достаточно объемный. Буду проходить по две песни. То есть первые две песни понедельника, первые две песни вторника, первые две песни среды и первые две песни четверга. Потому что они на одну и ту же тему, и так рассматривать удобнее. Мы берем один сюжет – допустим, сегодня это сотворение мира, грехопадение, Каин и Авель. Допотопная история, по сути дела, то, что рассматривается в первых двух книгах. Об этом сегодня и поговорим. Еще раз повторю: мы рассматриваем только ветхозаветную часть канона.

Начинается канон с замечательного тропаря, который фактически является очень красивым, поэтическим началом: Откуду начну плакати окаяннаго моего жития деяний? Это такое введение: с чего же мне начать оплакивать самого себя? Но даждь ми прегрешений оставление. Причем тут стоит нынешнее рыдание. То есть канон сразу ставит нас в такое положение, что мы не должны его просто слушать, как мы слушаем хорошего чтеца в консерватории, или в филармонии, или на сцене в воскресной школе. Это не вещь для услаждения слуха. Все, что читается в каноне, составлено так и имеет такую силу, чтобы выбить из человека плач. Если получится, – рыдание. Ну, рыдание не получится по причине того, что когда стоит много народу, то все-таки человек стесняется, и это нормально. Но плач он должен выдавить из человека. Для того он и составлен. Поэтому, попросту говоря, если вы прожили Великий канон первого дня или второго и чувствуете, что у вас ничего не происходит (просто послушали, но не содрогнулись, не сокрушились, сердце ваше не дрогнуло), то это может характеризоваться как степень окамененного нечувствия.

Я понимаю, что это почти невозможно, но надо обратиться к священнику и буквально сразу спросить: что я могу сделать, чтобы изменилось мое отношение к канону? что можно успеть? Потому что первая неделя пройдет, и канон уйдет вместе с первой неделей. А вы не настроились на волну покаяния, и все, что дальше будет происходить в Церкви, будет происходить параллельно для вашей жизни. Для вас останется только пост в виде ограничения себя в пище – по сути дела, диета. А все остальное духовное поприще поста пойдет параллельным курсом. Вы не войдете в этот пост. Не случайно именно с пятой недели канон перенесен на первую, чтобы на первой именно его прожить, прочувствовать и настроиться на весь Великий пост. Это благодатное действие. Я утверждаю  так на примере многих людей… Есть некий отрезок времени, уделяемый Богу. Великий пост есть благодатное время, весна духовная, когда человек именно обновляется. Не потому, что он захотел, а потому, что вся Церковь на этом поприще Великого поста обновляется. И чтобы войти в это обновление, надо настроиться на правильную волну, на правильное восприятие текстов, которые будут читаться в течение поста. Даже если будете ходить только по воскресеньям в храм, там тоже особые тексты читаются.

Так вот, надо настроиться именно с этого канона. Если мы не можем настроиться, что-то не так.  И надо попытаться выяснить, что в нас не так, почему мы слышим слова, а они нас не трогают, не касаются. Это очень важно, поэтому надо понимать, что сердце должно сокрушиться, содрогнуться. И очи должны увлажниться хоть в какой-то степени, хотя бы некая часть слезинки должна быть, которая показывает, что слова канона коснулись нашего сердца. Но канон пишется именно для того, чтобы человек плакал.

Итак, первая песнь понедельника. Это, получается, третий тропарь: Первозданнаго Адама преступлению поревновав, познах себе обнажена от Бога и присносущнаго Царствия и сладости, грех ради моих. «Первозданного Адама преступлению ревнуя, я познал себя обнаженным от Бога, обнаженным от вечного Царства сладости из-за моих грехов». Говорю по-русски второй раз, примерно адаптируя текст для понимания. То есть часто можно слышать, что человек так говорит: вот Адам, ну что же он за человек такой, не мог он, что ли, поступить по-нормальному, кто его тянул есть этот плод, честное слово? Вот я, например, в пост воздерживаюсь. Не мог, что ли, он воздержаться?! По наивности чаще всего человек так думает или говорит в сердцах: что же я из-за тебя, Адамушка, мучаюсь-то, а? Скажи мне, почему я из-за тебя страдаю?

Этот третий тропарь, практически самое начало, говорит: нет, на самом деле каждый из нас делает то же самое, причем он-то сделал один раз, а мы делаем на день не один раз! А по жизни – так кто это считал? Только бес считает, сколько мы делаем каждый раз то же самое, что сделал Адам. Потому что каждый раз мы, греша, повторяем путь Адама. Хорошо, ветхозаветный человек может оправдаться и свалить все на Адама. С трудом, но может попытаться. Христианин – не может. С него первородный грех снят. Он крещен в купели, поэтому ответственности Адама у него нет. Он сам отвечает за свои грехи, никто его не толкает грешить. Он грешит сам по себе, потому что он хочет этого, потому что не верит Богу, потому что не слышит Его заповедей, не исполняет их. Потому что ему так нравится. Кого-то, может, и женщина соблазняет – мол, пойдем купим что-нибудь ненужное в очередной раз. Но мужчина и сам, без всякой женщины, может согрешить. Она ему для этого не нужна. В машинах женщина все равно не понимает, он сам покупает себе очередную машину, не имея в этом никакой нужды, просто потому, что хочется и есть возможность.

Да это просто пустяки… Осуждаем, завидуем, лжем, обманываем, лукавим. Мы все знаем, что этого делать нельзя. Буквально так люди иногда сами говорят: я знаю, что это грех, но по-другому не могу. Я понимаю, но что я могу сделать? Таким образом, не надо ни на кого сваливать вину. Покаяние – это важно, это принципиально важно. Покаяние начинается с того, что, встав перед лицом Бога, я говорю: во всем, что сейчас происходит со мной,  виноват я. И только я. В этом не виновата моя жена, мои родители, моя Родина, мой президент, мой батюшка, моя Церковь и тем более Бог. В этом никто не виноват. Все, что в моей жизни сейчас есть, от уровня образования и греховности до уровня зарплаты и интеллекта, – все это моя вина. Даже болезнь, даже рак – я за это отвечаю. Все, что есть во мне, – это моя ответственность. Все плохое. А все, что есть хорошего во мне, – это, Господи, Ты мне дал. Пока человек эти простые вещи не усвоит, никакого покаяния в нем не начнется.

Возвращаюсь к этому тропарю. Ведь почему мы познаем, что мы греховны? Потому что мы обнаженные от Бога. Мы можем спорить, кто-то говорит. Вы не поверите, но есть люди, которые утверждают, что грехов у них нет. Причем живущие в нашем городе, в нашей стране – они  искренне верят, что грехов у них нет. И они честно говорят, что не знают, в чем каяться. «Положа руку на сердце, могу сказать: не знаю. Может, Вы мне поможете, но я за собой грехов не чувствую». И действительно, начинаешь спрашивать какие-то грехи (не буду говорить – какие), человек отвечает: этого не делал; и этого тоже. Я самые страшные грехи говорю – человек не делал. После трех-четырех вопросов я уже начинаю понимать, какие у него есть грехи, но его уже не спрашиваю: зачем ломать человека? Пусть он остается в своем убеждении.

Но есть очень простой факт, который скрывается как раз в этом тропаре. Если ты не имеешь грехов, тогда ты должен иметь Бога. Ты должен нести в себе Бога. Ты должен быть облечен в Него. Я, глядя на тебя, должен увидеть в тебе Христа. Но я не вижу, позволь. Я вижу совсем другое – очень слабого, немощного человека, но не Христа. Не сияет свет Божественной любви в твоих глазах. Не сияет там кротость, милость, чистота сердца, любовь ко всем и прочее. То есть человек не облечен во Христа. И наша обнаженность от Христа и есть свидетельство того, что мы грешны. Об этом и говорит здесь Андрей Критский – что на самом деле наша обнаженность свидетельствует против нас. Если бы мы были необнаженными, то Он покрыл бы наше естество. А мы же оделись этой одеждой, да? Когда? В крещении. Помните, поют: Ризу мне подаждь светлу, одеяйся светом яко ризою, Многомилостиве Христе Боже наш. То есть: дай мне светлую одежду, Ты, Одеянный в свет.

И Он дает нам эту одежду, и знаком этого является белая рубаха, которую надевают.

Мы в свет одеваемся, но этого света в нас не видно. И мы, обнаженные от света, лежащие обнаженными, понимаем, что мы грешники – такие же, как Адам. И мы боимся Бога, стыдимся Его, не уповаем на Него. Скажи нам кто-нибудь слово – мы так же, как Адам, прячемся под кустиком: я в домике! я не виноват! Как только заслышим приближение правды, прячемся от нее. Господи, это не я, она виновата! Он виноват, они виноваты, оно виновато! Так же, как Адам. И это обнаженность... Адаму не надо было доказывать, что он грешник, он это почувствовал сразу. И мы чувствуем. Не имея дерзновения перед Богом, прячась от Него, обвиняя других, мы тем самым свидетельствуем, что лежим в обнаженности греха. Мы грешники. Если бы мы облеклись во Христа, то имели бы дерзновение, мы бы не боялись Его, мы бы любили Его. А любя Его, не боялись бы смерти и любили бы всех людей. Мы бы не обвиняли никого, а только себя. И взяли бы на себя даже ответственность за других, как взял ее Христос. А если в нас всего этого нет, значит, мы обнаженные, мы как тот человек, избитый разбойниками (этот образ тоже будет вспоминаться в каноне Андрея Критского), – все израненные лежим, и некому нам подать помощь. Как говорит канон: Ты Сам, Христе, подойди и подними меня, потому что больше подать помощь некому.

И вот человек должен осознать себя обнаженным перед Богом, лишенным благодати Царства Божьего. И устремиться к тому, чтобы взыскать его. То есть понять, что мы лежим обнаженные, израненные, измученные, лишенные Бога, – и начать кричать. С этого начинается покаяние: Господи, приди, исцели мои раны, покрой мою наготу, спрячь мое безобразие! А вместо этого мы говорим: а давайте-ка будем радоваться. А ничего плохого нет. Ну лежим мы обнаженные… Да не обнаженные, а, так скажем, в адамовой одежде просто. Лежим. Отдохнуть хочется. А чего бы не радоваться? Лежим же. Это просто от того, что человек не понимает, что он обнажен от Бога, лишен благодати, лишен славы Божьей. Он не чувствует даже своего обнажения, поэтому покаяние не начинается. Если мы почувствуем, то оно и начнется.

Дальше – четвертый тропарь. Увы мне, окаянная душе, что уподобилася еси первей Еве? Видела бо еси зле, и уязвилася еси горце, и коснулася еси древа, и вкусила еси дерзостно безсловесныя снеди. «Увы мне, окаянная душа, что ты уподобилась первосозданной Еве! Ибо увидела злой плод и уязвилась жестоко (то есть захотелось тебе его съесть), прикоснулась к дереву и дерзостно вкусила бессловесной снеди». В смысле – не Ева увидела злой плод, а мы увидели злой плод, как Ева. Ева съела плод познания добра и зла, а мы видели злой плод и захотели его съесть. И вкусили его дерзостно, эту бессловесную снедь. Что имеется в виду? Человек, видя зло, видя ложь, грех, может вкусить его, а может не вкусить. А загляну-ка я,  что там пишут в Интернете. Интересно как пишут! О, тут какая-то интересная ссылочка, Басков сделал то-то… Интересно, что сделал Басков! Интересно, что он опять там натворил. Посмотрю – о, ничего особенного не натворил. А вот тут новая ссылочка выходит – кто-то с кем-то встретился… Интересно, кто и с кем. Иду дальше по ссылочкам, на часы не смотрю. Так походил, много нового узнал, обогатился этой информацией, просто голова трещит уже от всех знаний по поводу того, кто с кем, где, как, в каком ракурсе. Ой, Господи, время зря потерял, сколько времени… Не так много, часа четыре всего, но ладно. В конце концов, урвал-то не на работе, я же дома. Я на работе этим не занимаюсь, только дома. В принципе, никому не плохо, сел где-то в одиннадцать, все уже спят. По сути дела, только себя сна лишил – и все. Никому от этого не плохо, поэтому ничего страшного. Потом скажу на исповеди, что много в Интернете сижу… И всё.

Нет. Всё не так. Каждая картинка, по которой мы кликнули, каждое скандальное объявление, в которое залезли, – это вкушенный плод. Нам предлагают плод: на, попробуй. Мы знаем, что там ничего нет, мы уже не в первый раз так, не вчера же Интернет нам поставили. Мы уже опытные пользователи, поэтому умеем ходить, мы знаем, что там ничего хорошего нет. Но мы идем. Почему? Слухи, скандалы, ложь послушать, попромывать косточки кому-то. Все равно же там ничего хорошего не напишут. Мы знаем… Пожалуйста, давайте кликнем на картинку с надписью «Лествица» и посидим четыре часа, почитаем. Нет, вместо этого мы будем кликать на эти «плодики». И каждый раз, открывая их, мы их вкушаем. Только почему-то потом после двух таких вечеров (я уж не говорю месяцев) «Лествицу» читать не хочется. Вот не хочу. Согласен еще на жития святых.

Ладно, открою жития святых. Открываю поисковик: жития святых; Дмитрий Ростовский. Выходит рекламка: о, как раз кроватку мне надо. Я потом вернусь, конечно, к житиям, я кроватку хочу посмотреть, как раз надо посмотреть и диван. Полистал часа четыре – в «Жития» не залез. Думаю; ну я же по делу, бывает; в следующий раз начну... Но когда я открываю жития через два дня, мне уже их читать не хочется. Мне не хочется. Вообще надоело это все постное, очень хочется почитать роман православный, хороший. Позвонил батюшке, написал сообщение: «Батюшка, что можно хорошее почитать, художественное? У меня уже аскетика не идет». Батюшка пишет: да, есть, вот почитай. Ну все: забиваю в поисковик, буду читать. Опять там вылазит реклама: где-то землетрясение, полторы тысячи эвакуировали, вулкан извергается. О, интересно посмотреть, как там все это происходит. Опять четыре часа просидел.

Думаю: да надоело мне все, с этим Интернетом одни проблемы. Лучше пойду телеканал «Союз» посмотрю. Но пока телеканал «Союз» настраивал, кучу других программ посмотрел. Опять-таки – по своей воле. Я знаю, на каком канале «Союз», но переключать интереснее. Переключаю – тут что-то интересное, тут тоже, дошел до «Союза» – тоже посмотрел немножко. Но каждый раз это вкушенный из-за любопытства плод. Он насыщает меня плотью. Не духом, а плотью. И поэтому душа, насыщаясь плотью, совершенно в плоть и падает. Она становится плотью, а не духом. Мы не замечаем этого. Мы там зацепились за обложку, там красивая девушка прошла в короткой юбке, тут стоит классный лимузин… Я его не куплю сроду, у меня денег нет, но посмотреть-то можно.

Посмотрел тут, тут, тут – и это всё плоды, которые я срываю с дерева. И они оскверняют мою душу смертью, так же как осквернили душу Адама. Я отравляю свою душу… Почему названо «бессловесная снедь»? То есть пища животных, пища плоти. Потому что вместо того, чтобы питаться духом, я сам питаю себя плотью. Если бы хоть кто-нибудь послушал, поверил и хотя бы неделю понаблюдал за собой, сколько пищи плоти он вкушает! Не макароны по-флотски вредят человеку, не колбаса. Она может отравить только наш желудок и больше ничего. Душа останется неуязвленной. Вредит то любопытство, с которым мы смотрим то туда, то сюда, как глаза и уши расставили, чтобы послушать чужую сплетню. «А вы знаете, наш батюшка что творит-то?» И мы тут же – уши. Не нам говорят, но нам же интересно, я же к нему на исповедь хожу. Надо же послушать, что такое он творит. Услышал. Да ну! Не может быть,  думаю. Врет все этот, сплетни собирает, пойду дальше. А мысль разве ушла? Она осталась и разъедает. Мы в первый раз ее отбросили, а второй раз батюшка сказал что-нибудь неприятное, и мысль тут же всплыла: может, правду говорят? Наверное, правду. Больше я к нему не пойду. Я, конечно, не верю тому, что говорят, но лучше я не пойду. От греха подальше.

Вот то, что в наше сознание входит, то, что мы вкушаем, зная, что нельзя, но любопытствуя, соблазняясь. И все это отравляет нашу душу плотью и превращает нас постепенно из существ духовных в существа плоти. Не в смысле в животных, мы животными, к сожалению (хотя многим, может быть, хотелось бы), никогда не станем. Мы можем стать либо достойными людьми, либо существами намного хуже животных. Как справедливо сказал один апологет, не надо обвинять животных в том, чего у них никогда не было. Животные никогда не ведут себя зверски. Зверски ведут себя люди. А животные по-зверски никогда не ведут себя. Они ведут себя обыкновенно. Просто если они хотят есть, они едят, если не хотят есть, – не едят. Если им угрожает опасность, они могут убить. Но издеваться они не будут так, как издевается человек. Мучить они не будут. Душу вытягивать из человека не будут. Мучить ребенка на глазах матери они не будут. Это делают только люди. На самом деле люди могут упасть в состояние ниже скотского. Они могут уподобиться бесам, а вовсе не животным. Как апостол Павел противопоставляет дух и плоть... Обратите внимание, у него к плоти относится идолопоклонство, волшебство, ереси и прочие другие вещи, которые как бы к плоти не имеют отношения. Крайняя степень развития плоти – это бесы. Именно им уподобляется человек, который непрестанно вкушает из-за разных соблазнов и любопытства то, о чем он знает, что нельзя, но делает это. Именно это подталкивает нас ко греху. Именно это обессиливает нас перед грехом. Вы понимаете: не посмотрите телевизор неделю, и вам легче станет дышать. Просто дышать. Если вы не посмотрите телевизор полгода, вам захочется читать. Может, еще не духовную литературу, но читать уже захочется, потому что эта пища перестанет отравлять ваш ум. Но к этому мы еще вернемся.

Записала Маргарита Попова