У книжной полки. Иеромонах Климент (Зедергольм). Житие преподобного Антония Оптинского

22 марта 1795 года в городе Романове Яро­славской губернии, в семье благочестивых и богобоязненных Ивана Григорьевича и Анны Ивановны Путиловых родился сын Александр. Когда мальчику было десять лет, старшие братья его -Тимофей и Иона — оставили мирскую жизнь и поступили в Саровскую пустынь. Пример их, вероятно, подейство­вал на младшего брата, который еще в детском возрасте почувствовал призвание к монаше­ской жизни. Следующие 10 лет были исполнены различными испытаниями, и вот к концу 1815 года созрела в Александре решимость покинуть мир. И отправился он в Рославльские леса, где уже подвизался его старший брат Тимофей, будущий старец Оптиной Пустыни Моисей. Александр же, выдержав 4-х летний искус, принял постриг с именем Антоний. С этим именем он и вошел в историю русского старчества и известен сегодня всем православным христианам как преподобный Антоний Оптинский. О нем рассказывает книга, которую сегодня мы предлагаем вашему вниманию.

***

В этой книге, вышедшей в свет в издательстве Введенского мужского монастыря Оптина пустынь, представлено житие замечательного подвижника преподобного Антония (Путилова) — насельника Оптиной пустыни первой половины XIX века. В основу издания положена книга иеромонаха Климента (Зедергольма) – «Жизнеописание настоятеля Малоярославецкого Ни­колаевского монастыря игумена Антония». Агиограф сумел передать удивительные черты характера игумена Антония, главной из которых является особенное смирение, а смирение -это единственный способ получить, или, как говорят, стяжать, Божественную благодать — основное условие нашего спасения для вечной жизни. Преподобный своим милосердием, верой, на­деждой и любовию напоминает нам о Божественном милосердии, вере, надежде и любви.

В предисловии, написанном монахиней Евфимией (Аксаментовой), мы читаем следующее: ««Лицемерие — хуже неверия», — говаривал в свое время великий оптинский старец преподобный Амвросий. И действительно, в неверии есть своя, пусть и ограниченная, но все же правда, своя прямота и открытость. Эта правда бы­вает отчаянной, бывает ожесточенной, косной или неудер­жимой в своей гордыне, но вполне понятной, узнаваемой — ее можно почувствовать, так сказать, прочесть в человеке. Лицемерие же — душевная проказа не всякому глазу приметная. Лицемерие, не выражая открытого неприятия веры, не ищет и подлинно глубокого в ней, довольствуется личиной благочестия, маской служения добру и может при­вести к катастрофическим последствиям — окончательно отравить и погубить душу как своего теплохладного носителя, так и тех, кто оказался наивно очарован таким актерством.

Иноки золотого века Оптины хорошо знали цену и подлинному благочестию, и тому, с какой твердостью должно блюсти себя от соблазна усвоить дух благочестия притвор­ного. За полушутливыми афоризмами старца Амвросия сто­яла тысячелетняя мудрость Церкви. Преподобный Антоний (Путилов), родной брат знаменитого оптинского настоятеля преподобного Моисея, являл собой образец той нелицемер­ной, почти детской простоты, в сокровенных глубинах кото­рой таились настоящие богатства духовной опытности. Не многие из современников преподобного могли оценить по достоинству эту простоту. И действительно, чтобы раз­гадать тайну такой человеческой личности, надо, по слову преподобного Иоанна Кассиана Римлянина, иметь с нею «сходство добродетелей», любить смирение с такою же бла­гоговейной силой. А это подвиг, и немалый.

Однако, как отмечает матушка Евфимия, и для людей внешних, а подчас и совершенных ненавистников веры, Господь открывал душевную красо­ту своих избранников. Так, Константин Леонтьев, извест­ный русский публицист, религиозный мыслитель и дипло­мат писал о преподобном Антонии: «Это был такой добрый, такой "любовный", кроткий человек, что покорял своим об­ращением самых строптивых людей. Я знал коротко одного петербургского литератора, человека по характеру гордого, закоснелого атеиста, ненавистника религии и Церкви, ко­торый, уважая и любя отца Антония лично, только у него одного изо всех встречавшихся ему духовных лиц целовал с любовью и почтением руку. И делал он это сознательно, говоря, что этот Антоний "единственный поп, которого он чтит и любит"».

Эта запись, возможно, имеет отношение к периоду, когда преподобный с 1839 по 1853 годы настоятельствовал в Малоярославецком Никольском монастыре, — времени до­статочно тяжелых испытаний для болезненного старца - любителя безмолвия. Преподобный Антоний не ощущал в себе ни малейшего призвания к настоятельству и тяготился этим, подчиняясь лишь воле правящего архиерея; по долгу поло­жения, хлопоча о монастырских делах, он обязан был появ­ляться в свете, стал известен тогда и, опять же невольно, при­обрел себе многих почитателей. Господь по прошествии этих тринадцати мучительных лет настоятельства благоволил возвращению старца в Оптину, но Малоярославцу мы, по словам матушки Евфимии, обязаны тем, что узнали преподобного Антония не только как смиренного послушника своего родного брата.

Можно дога­даться, как чувствовал себя преподобный в монастыре уезд­ного города, братство которого, как лоскутное одеяло, было «скроено» из нескольких вакансий других, упраздненных обителей — такой состав сулил долгие, кропотливые труды по установлению дисциплины и мира внутреннего. Но перед глазами тогдашних малоярославецких богомольцев было и другое — был удивительный, редкий подвижник, пустын­ник, несколько лет подвизавшийся в уединении, наконец, скитоначальник Онтины. Люди потянулись к доброму и крот­кому игумену, обладавшему подлинным духовным опытом, стали просить его поддержки, искать его совета. Время сохранило для нас переписку старца. Редкая преданность Божьей воле - вот духовный аромат его бесхи­тростных, самобытных назиданий. Аромат чистой, нелицемерной души.

Как отмечает монахиня Евфимия, Оптина Пустынь дала Русской Церкви не только примеры клас­сического подвижничества — она подарила нам и образцы замечательной агиографии. Ее ревностным воспитанникам, таким как архимандрит Леонид (Кавелин), архимандрит Агапит (Беловидов), иеромонах Климент (Зедергольм), архи­епископ Иувеналий (Половцев), монах Порфирий (Григоров), мы обязаны тем, что можем держать сегодня в руках дейст­вительно бесценные книги — с любовью, с научным тщанием собранные житийные материалы о старцах, их переписку. Имя иеромонаха Климента (Зедергольма), перу кото­рого принадлежит представленное вам «Житие преподобного Антония (Путилова)», на слуху у читателя, знакомого с оптинским духовным наследием.

Отец Климент был очень образо­ванным иноком и искренним подвижником, он послужил оби­тели своими трудами по переводу древних творений святых отцов, много собрал материалов об оптинских подвижниках. Со страниц написанных им жизнеописаний во всей своей неподражае­мой красоте и открывается перед нами дух нелицемерного благочестия оптинских преподобных отцов. И великая милость Божия заключается в том, что составляли их тот, кто и сам был напитан этим духом, не приукрашивал повествование о старцах и не вносил откровенной лжи. Впервые жизнеописание игумена Анто­ния (Путилова), написанное иеро­монахом Климентом, лично знавшим старца, было издано в 1870 году в Оптиной пустыни.  Оно-то и было положено в основу этого нового издания.

***

Современные насельники Оптиной пустыни, исследуя историю родного монастыря, справедливо отмечают, что Оптина остается «наиболее жаркой свечой», возжженной русскими людьми, и свет этой свечи имеет для нас, шагнув­ших в XXI век, значение неоценимое. При общем для всех видимом и осязательном упадке веры и благочестия, в те времена, по словам издателей, «было много великих святителей, мно­го достойных иереев, замечательных и даром слова, и вы­сокою жизнью, много отшельников и иноков, ревновавших идти путем древних преподобных отцов». В их ряду стоит и прп. Антоний Оптинский. Своею жизнью старец Антоний доказал, что в любое время возможно истинное монашество. Удостовериться в этом вы сможете, открыв настоящую книгу.