У книжной полки. 3 декабря

К незакатному Свету. Анатолий Жураковский: пастырь, поэт, мученик.

Священник Анатолий Жураковский - фигура одновременно исключительная и типичная. Типичная — потому что он разделил участь тысяч своих собратьев по вере, расстрелянных и сброшенных в безвест­ные рвы; исключительная — по своим человеческим качествам, по влиянию на церковно-общественную жизнь, на свое близкое и дальнее окружение. Имя о. Анатолия сегодня не на слуху — его скромность сказалась на умалении его посмертной славы, кото­рую он, несомненно, заслужил. Долгое время только единицы из его ближайшего круга (правда, рассеянные по всему миру) знали и помнили о нем, хотя многие из друзей, учителей, учеников и духовных детей, а то и просто знакомых этого киевского священника стали известными историческими персонажами. Почему так случилось, читатель поймет, прочитав книгу Павла Григорьевича Проценко - «К незакатному Свету. Анатолий Жураковский : пастырь, поэт, мученик». ***

Эта книга вышла в свет при содействии издательств Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета и Эксмо. Она представляет собой первое масштабное жизнеописание одного из самых замеча­тельных пастырей Русской Церкви начала XX века. Киевский мыслитель, поэт, священник Анатолий Жураковский, по словам издателей, - плоть от плоти российского Серебряного века, развивавший и внедрявший eго идеалы как в личной жизни и творчестве, так и в церковно-общественной борьбе 1920-х годов. В этом смыс­ле он важный свидетель времени светлых надежд и видений русской культуры. Организатор уникальной церковной общины, стойкий и последовательный противник обновленчества, о. Анатолий до конца испил уготованную тысячам российских новомучеников чашу страданий. Автор книги Павел Проценко, историк гонимой Русской Церкви, на основе огромного корпуса материалов воссоздает жизнь киев­ского пастыря на широком историческом фоне эпохи. В приложении публикуют­ся стихи о. Анатолия, многие из них - впервые.

И несколько штрихов из биографии отца Анатолия. Родился он в Москве, в семье педагога, 17 марта 1897 года и был вторым ребенком. После него, с интервалами в 2 года, появились еще брат и сестра. Отец, Евгений Дмитриевич, гуманитарий широкого профиля, преподавал в средних и высших учебных заведениях русский язык, эстетику, теорию искусства. Мать, Ольга Васильевна, с юных лет страдала распространенной тогда болезнью - туберкулезом, что вынуждало семью в поисках подходящего климата неоднократно переезжать в более теплые края. В революционном 1905 году семью Жураковских постигло большое горе: заболел туберкулезом младший сын, Аркадий. Болезнь, а затем и смерть брата, беспомощность взрослых, пробудили в 8-летнем Анатолии жажду молитвы.

Не получивший религиозного воспитания, мальчик ради выздоровления брата дает обет простаивать все церковные службы на коленях. Регулярно посещая ближайший храм, он своей недетской, сосредоточенной молитвой обращает на себя внимание прихожан и клира - диакон этой церкви становится его первым взрослым другом и церковным наставником. А когда Аркадий умирает, Анатолий принимает решение продолжать свой молитвенный труд уже ради матери. Так, помимо «естественного» порядка вещей, сложившегося вокруг мальчика, он выходит в мир взрослых и ответственных решений, самостоятельно совершает духовный прорыв. Прорыв этот тем поразительнее, что атмосфера родительского дома была начисто лишена всякой «мистики», как пренебрежительно называли тогда религиозный опыт. Еще детским сознанием он сумел различить мир горний и дольний и принял решение пребывать в мире, подчиненном лучам сердечного чувства.

Анатолий любил родных, друзей, скромный подмосковный дачный пейзаж своих ранних лет, а затем чарую­щие линии ирпенских и ворзельских перелесков своей второй, украинской родины. Все вокруг с ранних лет было озарено для него «незаходимым светом». Источник этого сияния находил­ся рядом: огромное солнце вечности в любой миг могло взойти над горизонтом его будней и принять — мальчика, гимназиста, юношу — в свое живительное тепло. Еще на школьной скамье он обрел ее — будущую невесту, жену. Нина Богоявленская, чья фамилия словно бы символизировала предопределенность их встречи, первая и единственная возлюбленная, действительно стала для Анатолия даром свыше. Его близкими и друзьями были люди разносторонне одаренные, блестяще образованные, совестливые, с тонкой духовной организацией, любящие его и искренне ему преданные, подтвердившие свою преданность в годы тяж­ких испытаний.

Поколение, к которому принадлежали супруги Жураковские, их почти ровесник и земляк М.А. Булгаков назвал «беспечальным». Родившись в конце XIX — начале XX столетия, оно, казалось, пришло в мир, чтобы превратить Россию в страну творчества, материального изобилия и душевной радости. Се­ребряный век, ставший для многих из них одновременно и детской, и университетом, привил им мироощущение граждан вселенной, которым открыты все дороги. Универсальная фило­софия символизма, вдруг расцветшая в русской аскетической и сумрачной культуре, кажется, чуть ли не стихийно ваяла из поколения «беспечальных» личности большой цельности и даро­ваний. Уже в поздние годы общественной деградации студенче­ский приятель Жураковского, впоследствии видный советский философ В.Ф. Асмус, так объяснит главную цель символизма, в юности поманившего их всех захватывающей возможностью преображения родины: «Русский символизм возник как течение, поставившее своей задачей разрешение... в первую очередь пра­ктических — философско-исторических, этических, обществен­но-политических — задач».

Этот взлет надежд оборвала мировая война, затем насту­пил вселенский обвал, вызванный большевистским переворо­том. Поколение, призванное преобразовывать «энергии высших сфер духа» в дела созидания, столкнулось с энергией тотально­го разрушения. В невероятно короткий исторический срок всем представителям молодой символистской культуры стало ясно, что в дом пришли убийцы. Стало ясно, что предстоит отречься от жизни во имя исповедуемых идеалов или от идеалов во имя жизни под страхом ради призрачного покоя. Как и многим, Нине и Анатолию Жураковским предстояло сделать этот выбор. В их судьбе преломился и опыт идеалистически ориентированного поколения, раздавленного прессом идеологии государства ново­го типа, и опыт верных, принявших и перенесших первые, самые кровавые волны преследования Церкви.

Иерей Анатолий после долгих семи лет тюремных и лагер­ных унижений был казнен. Была перемолота и вся большая цер­ковная община Киева, частью которой являлись сестричество Св. Марии Магдалины и братство Свт. Иоанна Златоуста, созданные при содействии Жураковских. Есть ли сходство между мучениками древности и мучениками XX века, принявшими смерть от палачей? Историку, в руках которого оказываются материалы следст­вия, проводившегося в недрах ОГПУ-НКВД, приходится разга­дывать послания если не самого ада, то адской машины, втяги­вавшей человека в состояние расчеловечивания. Расшифровать их, исходя из документов конкретного «Дела», как правило, по­чти невозможно. Исследователь, изучающий биографии узников совести, вынужден касаться вещей запредельных, «последних» для нормального человеческого сознания, трудно поддающих­ся рациональному осмыслению. Знание того, как вели себя за­ключенные христиане в тяжких условиях тюрьмы и концлагеря, какой нравственный выбор совершали они перед лицом смерти и пыток, является не только материалом для истории Церкви, но — шире — и опорой общечеловеческой культуры. Ибо это зна­ние раскрывает истоки свободы личности и ее ответственности за жизнь — как свою, так и всех, близких и дальних.

Благодаря архивным и мемуарным находкам последнего десятилетия удалось прояснить стратегию поведения, борьбы и выживания православных деятелей Киева 1920-х годов. В ре­зультате работы архивистов Отдела новейшей церковной истории Свято-Тихоновского православного гуманитарного университе­та были найдены важнейшие документы, свидетельствующие о существенной роли отца Анатолия в попытках Церкви отразить «девятый вал» антихристианских гонений в СССР. В дополнение к уже известным фактам читатель найдет в книге неизвестные мемуарные и архивные свидетельства, фо­томатериалы, обнаруженные автором в последние годы, что по­зволяет по-новому взглянуть на личность о. Анатолия Жураковского, священника, поэта, мыслителя и проповедника.

*** Слово о. Анатолия имело необычайную силу, во время его службы храмы были переполнены. Неудивительно, что власти воспринимали священника Жураковского как опасного врага. Весной 1923 года (в ночь на Чистый четверг), этот рядовой священник стал фактически одним из главных борцов с обновленчеством в Киеве, и его арестовывали в первый раз с формулой: за подрыв советской власти путем проповедей. Второй - и последний – арест последовал в 1930 году. 3 декабря 1937 года отец Анатолий был расстрелян по приговору лагерной тройки. По большому счету, - считает автор книги, судить о святости подвига о. Анатолия можно лишь на основании со­борного решения Церкви. Земную же судьбу отважного пастыря, стремившегося послужить Православию, должна осмыслить и широкая общественность — в той мере, в какой она заинтере­сована в духовном возрождении страны.