У книжной полки. 29 марта

Житие преподобномучениц великой княгини Елисаветы и инокини Варвары (Яковлевой).

«...Суббота перед Вербным воскресеньем будет для меня великим днем. В нашей маленькой церкви эта служба пройдет очень тихо, а после Пасхи мы уедем в Москву...» - это строки из письма Елизаветы Федоровны будущему императору Николаю, напи­санные в 1891-м, незадолго до присоединения к Святому Православию... Память об этом великом дне она с благогове­нием чтила все последующие годы своей жизни, вплоть до Пасхи 1918-го, календарно почти совпавшей с той, первой в лоне Православной Церкви, и ставшей последней на пути княгини к Небесному Отечеству...» Об этом пути, длинною в жизнь, рассказывает книга, которую сегодня мы предлагаем вашему вниманию. Она вышла в свет в издательстве Введенского ставропигиального мужского монастыря Оптина пустынь и называется «Житие преподобномучениц великой княгини Елисаветы и инокини Варвары (Яковлевой)». ***

«Жизнеописание преподобномучениц великой княгини Елизаветы и инокини Варвары (Яковлевой)», написанное архимандритом Дамаскиным (Орловским) и предлагаемое се­годня вашему вниманию, раскрывает достаточно подробную и правдивую картину жизненного пути великой княгини. Эта правдивость, по словам монахини Евфимии (Аксаментовой), написавшей вводную статью к книге, — один из существенных критериев агиогра­фического исследования. Этот критерий призван не к слепой и безответ­ственной идеализации, но к объективному изучению того, насколько человек был духовно устремлен к Богу и как, в осмыслении евангельском, принял выпавшие на его долю страдания. Путь великой княгини Елизаветы не был лишен человеческих ошибок и преткновений: отчасти мы можем судить об этом по воспоминаниям ее окружения, отчасти — по различным фактам и поступкам, память о которых история сохранила для нас...

Но, как отмечает монахиня Евфимия, «отдавая себе отчет в том, какое это было непростое время, и изумляясь мужеству всех тех, кому выпало жить и действовать в эпоху кровавых смут и государственных нестроений, со страниц жизнеописания мы, прежде всего, извлекаем уроки преданности Христу — преданности, что проходит свои особые испытания помимо испытаний обще­человеческих: психологических и моральных.... Воспитанная в строгих понятиях долга, самодисциплины и трудолюбия, великая княгиня Елизавета не была женщиной хрупкой и слабой, как многим из современников желалось ее видеть, и уж тем более — не была изнеженной аристо­краткой. Ее изящество скорее оттеняло твердость характера, а изысканная доступность в общении никогда не являлась только данью этикету — принцесса Гессенская была приучена с глубоким вниманием относиться и к людям, и вообще ко всему, чем была наполнена ее жизнь.

Неподдельный интерес Елизаветы к религии и вопросам веры, по мнению м. Евфимии, возможно, также был обусловлен навыком глубоко и вдумчиво вникать в окружающее. Эта вдумчивость станет фундаментом ее иск­ренности и прямоты, но затем и внешней сдержанности, порой принимаемой многими за сухость и жесткость: Елиза­вете Федоровне рано пришлось столкнуться с тем, что жизнь ее духа не всегда встречала понимание. По сути, самым радостным и значительным событием в судьбе Елизаветы Федоровны останется осмысленный и самостоятельный выбор Православной веры — выбор, который не был горячо поддержан ее отцом, великим герцо­гом Людвигом, и это окажется первым испытанием произво­ления будущей мученицы. Постепенно вера, любовь к церков­ной молитве и святыням своего нового Отечества окажутся центральным содержанием жизни великой княгини, что повлечет за собою недвусмысленные подозрения в ханжестве и экзальтированности даже от самых близких.

В конечном итоге, именно атмосфера аристократической великосветской среды, где она провела основную часть своей жизни в Германии, Англии и России и, казалось, чувствовала себя так органично, будучи блестящей красавицей и влиятель­ным членом императорской фамилии, послужит причиной колоссального внутреннего одиночества великой княгини. Одиночества, в котором постепенно созревала для Царствия Божьего ее душа, укреплялись воля и решимость, пока, нако­нец, не открылась и благодатная возможность христианского подвига... Как свидетельствует автор статьи, в мемуарной литературе, в воспоминаниях тех, кто ро­дился в преддверии трагического перелома русской истории и так или иначе соприкоснулся с бедствиями эпохи, то и дело проскальзывает достаточно страшная мысль: если бы, оказав­шиеся на пороге грозного века могли выбирать свою судьбу — они предпочли бы не рождаться вовсе.

Грозный век принес на нашу землю братоубийственную войну, кровавый террор и репрессии. Лучшие из наших соотечественников погибли в этот период, иные — покинули Родину... Так, замечательный русский философ Иван Ильин, уезжая из России в 1922 году, говорил своим ученикам: «Я не вижу никакого света для вас, остающихся, кроме внутреннего подвига веры». И действи­тельно, только те, кто носили в себе хотя бы крупицу рели­гиозного чувства, трепетно берегли свет веры в тайниках души, — проходили жестокие испытания времени, сохранив человеческое достоинство... Мученик же Христов, Его испо­ведник, решившийся именно на открытый подвиг веры, в лютую годину не только не терял религиозного чувства, не только не цепенел перед лицом нарастающей катастрофы, но полнос­тью внутренне мобилизовывался, усматривая в попускаемых Богом скорбях пути духовного возрастания и благословенный призыв следовать за своим Спасителем.

Так произошло и с Елизаветой Федоровной. Гибель суп­руга словно подвела черту под той жизнью, которая в сущ­ности уже тяготила ее сердце, не давая в полноте проявиться деятельной стороне ее любви ко Христу. Исполненная этой любви, она не боялась и не бежала от страданий — она пошла к ним навстречу. С неженской твердостью и рассудительностью, княгиня довела до завершения свою задумку о создании обители мило­сердия, спокойно выдержав очередные упреки в экзальтиро­ванности и приверженности протестантским тенденциям. Она тщательно делала свое дело во имя Христово. Заботилась о вновь созданном сестричестве, в котором обрела единодуш­ную семью. Служила больным и обездоленным и искренне пере­живала о гибельных нестроениях, снежной лавиной навалив­шихся на дорогую Россию.

«Жизнеописание», повествуя о последнем годе земной жизни Елизаветы Федоровны, ярко показывает нам, как росла и крепла в своей устремленности к Небесному Царству ее душа... Еще до начала революционных событий немецким кайзером Вильгельмом великой княгине неоднократно было предложено выехать за границу и спастись от надвигающейся беды... Но Елизавета Федоровна не хотела и не могла изменить призванию и долгу. Не покинула Россию она и в 1918 году, после того, как большевистские власти однажды уже нагрянули в обитель с обыском и намерением арестовать настоятель­ницу... В то время, по воспоминаниям свидетелей, матушка Елизавета практически отошла от активной внешней деятель­ности, все чаще уединяясь и углубляясь в молитву — она словно чувствовала необходимость в предельной внутренней собранности перед самым важным часом своих испытаний.

Господь призвал матушку Елизавету к ее последнему испытанию сразу после Страстных дней и Светлого Воскресения. На третий день Пасхи 1918 года, когда Православная Церковь праздновала день Иверской иконы Божией Матери, Святейший Патриарх Тихон посетил Марфо-Мариинскую обитель милосердия и отслужил молебен. Через полчаса после отъезда Патриарха Елисавета Фео­доровна была арестована. Узнав об этом, Святейший Патриарх попытался добиться освобождения, но тщетно: настоятельница Марфо-Мариинской обители была отправлена в ссылку. Час испытаний пробил. И когда беззаветно любившие ее сестры сколько хватало сил с плачем бежали за увозившей их настоятельницу машиной — великая княгиня, как истин­ная духовная мать, пожелала им искать укрепления не в ее человеческом участии и поддержке, к чему так любят скло­няться сердца малодушных, но в Едином источнике подлин­ных благ — во Христе, к Нему Одному устремляя свои чаяния.

*** Ни в последних письмах преподобномученицы Елиза­веты, ни в том достоинстве, с каким она вела себя в заключении перед страдальческой кончиной, не было и тени суетли­вой мирской душевности, унылого маловерия, растерянности или нетвердости произволения: «Господь нашел, что нам пора нести Его крест, — писала матушка сестрам. — Постараемся быть достойными этой радости!» Ее путь к Небесному Отечеству уже завершался. Оставались лишь несколько верст на телегах от Наполь­ной алапаевской школы до заброшенной шахты в лесу, откуда несколько месяцев спустя поднимут тела алапаевских мучеников. На груди святой Елизаветы обнаружат небольшую икону Спасителя, подаренную ей Александром III по случаю присоединения к Святому Православию. «Твой народ стал моим народом, твой Бог – моим Богом», - сказала она апрельским днем 1891 года. И осталась верна - Богу и народу даже до смерти. Обо всем этом и рассказывает предлагаемая вниманию вашему книга.