У книжной полки. 17 мая

Протоиерей Игорь Прекуп. О сквернословии в привычном и «достойном»

В настоящее время для большей части нашего общества стало нормой при разговоре использовать нецензурную брань. Поэтому матерную речь можно услышать везде: гуляем ли мы по улице с детьми, едем ли в транспорте, заходим ли в магазин за продуктами. Некоторые родители даже радуются, когда их маленький ребенок выводит своим лепечущим языком матерщиные слова, и тем самым поощряют его и дальнейшем подкреплять свою речь «крепким словцом». При этом они забывают, что, когда ребенок вырастет и это «крепкое словцо» обратит против них, радоваться тогда уже будет нечему. Почему нецензурная брань считается грехом, а на церковнославянском языке она называется сквернословием, рассказывает новая книга протоиерея Игоря Прекупа – «О сквернословии в привычном и «достойном»». ***

Цель своей новой книги протоиерей Игорь Прекуп видит в том, чтоб восстановить целостность понятия «сквернословие», которое все чаще сводится для нас к тому, что раньше называлось «срамословием», а сейчас «ненормативной лексикой». Но ненормативная (или непристойная) речь – это проблема общественная, потому что пределы пристойного общество само же и определяет. Обличительная, оскорбительная лексика тоже не сводится к непристойной, но и со сквернословием полностью не совпадает. Может ли она быть не скверной? Может, если … Собственно этому «если», по словам автора, и посвящена эта книга.

Отец Игорь постарался привести понятие сквернословия в соответствие христианскому учению о человеке и новозаветному пониманию скверны, стержневая мысль которого проста: все греховное скверно, а скверно только то, что греховно. Греховное, облекающееся в слова (хотя бы и мысленно) – сквернословие. То есть сквернословием в широком смысле является любая речь, питаемая греховными страстями. Срамословие скверно, однако сквернословие, по словам автора, сводится не только к нему. Сквернословие может быть не только пристойным, но и еще образцом ораторского искусства. Разве льстивая, лицемерная речь, порождаемая человекоугодием, ради удовлетворения чьей-то гордыни и тщеславия – это не сквернословие? По общественным меркам – нет. А по Евангельским - несомненно.

Как отмечает автор, сквернословие следует рассматривать в двух значениях: в широком (полном) и узком (частном, обыденном и общепринятом) смыс­ле этого слова. Сквернословием в широком смысле и в новозаветном контексте мы называем любую речь от междометий до шедев­ров риторики, если она является способом выражения греховной скверны, вне зависимости от содержания и/или формы произносимого и того, как сквернословящий оценивает греховность своего состояния, отдает ли он себе отчет в движущих им мотивах и осознает ли преследуемые цели. Сквернословие в узком (общепринятом) смысле — всего лишь та его часть, которая опознается обществом как не­пристойная лексика. К слову сказать, - говорит автор, - ее происхождение совершенно напрасно усматривают в татаро-монгольском иге. Это не более чем широко распространенный миф. Между прочим, то же самое, но с точностью до наоборот утверж­дают монголы о своей непристойной лексике: что она заимствована от русских.

Вероятно, возникновение этой версии связано с тем, что издревле русские люди рассматривали мат как явление языческое, антихристианское по своему происхождению и духу. А поскольку в массовом русском сознании татары олицетворяли собой язычество, то и к тому, что ассоциировалось с язычеством, приклеился ярлык «татарского». Таким образом, матерная брань уходит корнями в языческое прошлое. Особенно это касается мата, за счет которого в русской брани сравнительно мало прямых богохульств: основную нагрузку взяла на себя матерщина. Автору удалось найти подтверждение предположению, что изначально сквернословием считалось именно богохульство, а потом постепенно объем этого понятия стал расширяться, после чего в эпоху всеобщей грамотности как раз ядро было вытолкнуто из понятия, из-за чего оно сузилось до срамословия. Оно и понятно: если хулить Бога стало добродетелью, как можно богохульство считать сквернословием? Кстати сказать, что и слово-то это уже совсем забыто нашими современниками и многие даже не знают его значения.

И вот что об этом пишет автор: «В обыденной речи слово «сквернословие» мы не используем. Многие из нас его и не знали, не слышали даже, пока не начали ходить в храм или читать «православный ликбез», изобилующий нынче, например, в уличных и других киосках. Так-то мы знали «ругань», «брань», «мат», «нецензурные (нелитературные) слова». А вот «сквернословие» входит в наше словоупотребление в процессе воцерковления одновременно со «спаси Господи» и «благословите», заменяющими собой привычные «спасибо» и «здравствуйте» Эта замена происходит зачастую достаточно формально. Начинает человек идентифицировать себя с православием и как бы пе­реходит на своего рода корпоративный сленг. Ничего более глубокого, чем замена одного слова или словосочетания другим, не происходит. Ну, может, чуть луч­ше осознается смысл, а то как-то подзабыли мы, что «спасибо» — это «спаси Бог». Поэтому забавно бывает слышать, как некоторые гово­рят: «Спасибо Тебе, Господи», словно Господь нуждается в спасении. Тут уж уместнее слово «благодарю», а лучше — «слава Богу», «слава Тебе, Господи», но никак не «спасибо».

То же происходит и со «сквернословием», «памятозлобием», «любостяжанием», «чре­воугодием» и пр., заменяющими привыч­ные «ругань», «злопамятство», «стяжатель­ство», «обжорство» и др». Автор обращает внимание на «ту поспешную поверхностность, с которой мы просто заменяем одни термины другими. Может, это свидетельствует о поверхностности нашей веры? Не той, конечно, веры, которую мы исповедуем, а о поверхностности нашего исповедания веры Христовой? В Евангелии говорится: От слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься (Мф. 12: 37). Наше отношение к словам, которые мы произносим, к смыслам, в них содержимым, к их духовному и просто эмоциональному заряду — это нередко свидетельство нашей внутренней жизни, исповедуемой нами системы ценностей». Поэтому, как отмечает автор, «мало просто включить в словоупотребление церковнославянскую терминологию. Надо еще и осмыслить ее. Понять.

Это понимание, по словам отца Игоря, приходит постепенно, по мере погружения в культурный контекст каждого слова, причем погружения деятельного, т. е. по мере того, как человек, читая Новый Завет и Отцов, привы­кает мыслить, чувствовать и, что крайне важ­но, говорить и действовать в христианской системе ценностных и этических ориентиров. И для того, чтобы осмыслить явление, именуемое ар­хаичным словом «сквернословие», надо иметь представление не только о слове и о сквер­не, о чем автор говорит в первых двух частях книги, но и обо всей системе пороков, как проявляющихся в сквернословии, так и составляю­щих для него своего рода питательную среду. Этой теме посвящена третья часть, в которой автор отвечает на вопросы: что же такое порочность? Что следует понимать под грехом? Что такое нечистота, нечестие, гниение слова, злоречие? Из чего рождается раздражительность? И конечно, священник напоминает нам о том, что мать грехов — гордость.

Всё это вышеперечисленное, а также и неупомянутые пороки, по словам автора, создают своего рода питательную среду для сквернословия, этакое брожение скверны в душе, брожение, выплескивающееся в том числе и в скверных словах: иногда срамных, пока еще, слава Богу, считающихся нецензурными. На наш скромный взгляд, - говорит отец Игорь, со сквернословием надо бороться. В том числе и репрессивными действиями. Но, отмечает он далее, - все-такие сквернословие, это только следствие, а что является их причиной? Ответ на этот и другие вопросы вы найдете на страницах книги - «О сквернословии в привычном и «достойном»»

*** Представление современного человека о скверне часто основано на стереотипах. Так, нечистым «становится» то, что в свете Нового Завета таковым не является, а истинная скверна ошибочно предстает «неизбежной» или даже остается неузнанной. Что же на самом деле является скверной? И в чем истинное значение греха сквернословия? Протоиерей Игорь Прекуп исследует сквернословие и всю систему пороков, которые проявляются в нем и питают его. А еще показывает истинное происхождение и значения русской нецензурной лексики. Но его книга, прежде всего, помогает обнаружить сквернословие в привычном и казалось бы «достойном».