У книжной полки. 13 февраля

Роман (Матюшин-Правдин). Единственная Радость.

Пишу стихи, отыскивая слово
В устах пророка или ямщика:
За Библией лежит словарь толковый
Великого живого языка.
Пишу стихи. Не знаю, как иные,
Но первым делом захожу в Алтарь,
Молитвой освятить часы ночные…
И вот открыты — Библия, словарь.

Это стихотворение иеромонах Роман (Матюшин-Правдин) написал в 2003 году, когда его поэтическое творчество уже было известно всей России. Сегодня его стихи и песни можно услышать в самой разной аудитории: звучат они и по радио, и в концертных программах эстрадных певцов, и в храме, в дружеском кругу и даже у детской кроватки. Выросшие из Евангелия и Псалтыри, продолжающие лучшие традиции русской поэзии, стихи отца Романа обращены к любому сердцу. И сегодня мы предлагаем вашему вниманию новое сборник стихов поэта-монаха, вышедший в свет в Издательстве «Пальми­ра». Он называется – «Единственная Радость». ***

Как говорится на сайте Православие.ру, «иеромонах Роман (в миру — Александр Иванович Матюшин-Правдин) родился 16 ноября 1954 года в селе Рябчевск Трубчевского района Брянской области. Учился на филологическом факультете Калмыцкого государственного университета. В 1983 году принял монашеский постриг в Псково-Печерском монастыре. В 1985 рукоположен во иеромонаха. С 1994 года живет и служит в скиту Ветрово (в Псковской епархии). Он автор духовных стихов и песен, член Союза писателей России. В период с 1991 по 2008 год вышло в свет пять его поэтических сборников, а также песенные альбомы — «Все истинное, вечное — не здесь», «Вся Россия стала полем Куликовым», «Души моей святыня» и др».

По словам священника Ильи Ничипорова, «песенно-поэтическое творчество иеромонаха Романа приобрело широкое распростране­ние в 1990-е годы и для многих современников открыло путь к Богу и Церкви. Его произведения рождались на пере­сечении древнейшей традиции молитвенного псалмопения, фольклорной культуры, вековых пластов русской религиоз­но-философской лирики. В этой книге представлены поздние стихотворения отца Романа, написанные в 2003-2008 го­дах. Смысловым центром этого поэтического мира становит­ся образ Христа, лирическое переживание зачастую обра­щено к евангельским эпизодам, к раздумьям о подражании Христу. Радость молитвенного прикосновения к Его имени окрашивается скорбью признания в своей внутренней неготовности к этой встрече».

Так, в стихотворении «Для победы дано Чудо-Слово...» отец Роман с грустью замечает:

О, Сладчайшее Имя Христово!
Что же сердце мое не готово
Начертать письменами златыми
Светоносное, Славное Имя?
Или злата душа не имеет.
Или сердце быть стягом не смеет?

Поэтическое постижение личности Богочеловека, по словам отца Ильи, происходит в стихотворениях, где запечатлены поворотные события земного служения Иисуса Христа. Это тайна Рождества, переданная на языке пейзажно-философских образов, какой она предстает в стихотворении «Все радостнее звезды...»:

Всё радостнее звезды к Рождеству,
Все миротворней Млечная Протока,
И шествует по небу наяву
Рожденная, как некогда, Востоком.
Искрит, переливается, горит,
Вот-вот от ликования взорвётся,
И всем имущим очи говорит:
Придите, да возрадуемся Солнцу!

Это и Крещение Господне, изображенное в одноименном стихотворении, как акт вселен­ского обновления и в то же время свидетельство Божественного самоумаления и жертвенного смирения:

Крещение. Творца крещает тварь!
Воистину Божественно смиренье!
И воды, не вмещая Божества,
Переменяют вспять свое теченье.
Предтеча светел, трепетной рукой
Показывает всем Его Явленье:
- Внемлите! Предстоящий — Царь веков!
Ему спасать нас, грешных, от истленья!

Вершинами этого смыслового ряда становятся стихотво­рения 2008 года «Спаситель, обвязавшись полотенцем...» и «Еще не Пасха, а уже светло...», где торжество Воскресения явлено как победа Крестной любви над грехом. И источ­ник пронзительной боли - в прозрении им осознанного или стихийного отвержения Христа челове­ческим родом.

В евангельских сценах отец Роман выдвигает на первый план часто поверхностное и враждебное восприятие современниками - от исцеленных Им людей до глумливых римских легионеров - личности Спасителя и сущности Его служения. В стихотворении «Казалось бы, все очень просто...», автор пишет:

Казалось бы, всё очень просто:
Христос являет чудеса,
Признай Владыку — но коростой
Покрыты уши и глаза.
Любовь к сиюминутным бла́гам
Возненавидела Любовь,
И каждым словом, каждым шагом
Он умножал Себе врагов.
Конечно, многие любили
За то, что бесов изгонял,
За то, что косные ходили,
За то, что хлебом напитал.
Но кто хотел сердца и души
Благим Учением живить?
Кто приходил Его послушать
Не от беды, а по любви?
И ненависть своё вершила,
Изрыла Праведному ров,
И даже в смерти погрешила:
Так распинали лишь рабов!
Распять, Кто был совсем Невинен!
Дать терн для Царского чела!
Земля моя! Ты и поныне
Трясёшься от такого зла!

Болевым восприятием проникнуто у отца Романа даже созерцание церковного чина омовения ног, который, напо­миная о Христе, знаменует и трагическое отдаление сего­дняшнего мира от Его Тайной Вечери. Драма совершившегося и длящегося в истории богоот­ступничества проецируется в исповедальной лирике отца Романа и на внутренние переживания. Примечательны стихотворения, построенные в виде обращения к собственной душе, поставляемой своими страстями «у самой бездны на краю» и всем опытом своего бытия «не защитившей» распинаемого Вла­дыку. Вот, например, такое произведение:

Душа моя! Туда ли мы глядим!
Ведь нашего Владыку пригвоздили!
Кто только не злорадствовал над Ним,
А мы с тобой Его не защитили!
Распят Господь! Чего от Mipa ждать!
И ты не плачешь, только унываешь.
Утешь Его, повисни, словно тать.
Скажи, что сораспятия желаешь.

Исповедальные мотивы, по словам священника Ильи Ничипорова, сопряжены у отца Романа с вглядыванием в духовно разнонаправленные устремления соб­ственной души, с раздумьями о своем личностном родстве с апостолом Павлом и, увы, даже в большей мере с еще не прозревшим сердечными очами Савлом, с тревожными вопрошаниями о достойном применении поэтического дара и его непростом соотношении с монашеским поприщем. Вот что он об этом пишет:

Слагать стихи — сомненьем погрешать:
Спасаются молитвой и молчаньем.
Надеюсь все же, хоть одна душа,
Припав к Христу, мне будет оправданьем.
А если просчитался — виноват,
Враг посмеялся, уловился прахом,
И, значит, справедливо говорят —
И Mip покинул, и не стал монахом.

Стихотворения «Поведали: когда монах один» и «Две радости», по мнению отца Ильи, являют редчайший в поэтическом творчестве, хотя и встречавшийся в ранней лирике отца Ро­мана опыт частичной вербализации уединенного молитвен­ного делания монаха, его духовной брани и богообщения. Здесь возникает иносказательный образ монашеской души, устремляющейся к горнему миру, но даже в затворе несво­бодной до конца от земных тяготений. Опыт молитвы обращен в стихотворениях отца Романа и на русский народ, на людей, которые «забыли Бога», на мир живущий в своей массе вне Божественной Правды. Особенно пронзительны в этом тематическом ряду такие стихотворения, как «О Mipe можно только с болью...», «Лжепокаянье!», «Люди забыли Бога...». Общая черта выра­женного в них лирического чувства - сплав скорби и преоб­раженной в молитве любви:

Но как помочь? Безсилен разум.
Болящий хворь не сознает,
А даже хвалится проказой,
За добродетель выдает.
Молиться. Что же остается?
И верить, и живить мечту,
Что, может, кто-нибудь очнется
И с плачем припадет к Христу.