Церковь и общество. Беседа с протоиереем Владимиром Вигилянским. Часть 2

О жизни прихода домового храма святой мученицы Татианы – подворья Патриарха Московского и всея Руси при Московском государственном университете имени М.В. Ломоносова, о традициях, исторических аналогиях, выпускниках МГУ, ставших священнослужителями, о роли Церкви в системе образования нового поколения в беседе с писателем Константином Ковалевым-Случевским рассказывает настоятель университетского храма, публицист и литературный критик, протоиерей Владимир Вигилянский.

– Добрый день. Сегодня мы вновь встречаемся с протоиереем Владимиром Вигилянским. Он является настоятелем храма святой мученицы Татианы при Московском государственном университете. Именно об этом храме и об этом приходе сегодня пойдет речь.

В прошлый раз мы немножко порассуждали о Вашем жизненному пути, о роли Церкви в современной жизни общества и о священнике, который может иметь множество функций, профессий и так далее. У Вас тоже достаточно много ролей и очень серьезная журналистская профессия, которая позволила Вам достичь определенных высот в церковной жизни в этой сфере.

Но, конечно, главное – это приход. Вы настоятель храма при МГУ. И первый же мой вопрос: почему-то считается, что это необычное место, что вокруг вашего храма присутствует какая-то аура (неудачное слово для православного, но все-таки). Знаете, я стажировался в Оксфорде, там у каждого колледжа свой отдельный храм. А у нас у МГУ один-единственный, самый главный. Правда, строится еще один, там есть какие-то приделы и подземный храм. Но все-таки что такого особенного в храме при МГУ?

– Конечно, это история, потому что храм при МГУ был изначально. Там были, кстати, разные храмы и даже Татьянинский храм находился в разных местах. Но, в конце концов, до войны 1812 года, он переместился на то место, в котором он сейчас находится. Потом в 1812 году его сожгли и очень долго – 25 лет – восстанавливали. И в 1837 году митрополит Московский Филарет освящал этот храм.

– Напомню телезрителям, что храм находится в самом центре Москвы, лицом на Манежную площадь, там, где старое здание МГУ. И многие видят этот полукруглый поворот, когда идут на Большую Никитскую улицу или едут мимо на машине. Вот это место. Если вы там не были, то, конечно, хотя бы один раз в жизни надо его посетить.

– Мы иногда шутим, что, стоя у жертвенника, когда нужно молиться о властях и воинстве, достаточно посмотреть на условный кабинет Президента Российской Федерации. Этот кабинет виден из окон нашего храма.

– Это тот, который в Кремле?

– Да, чтоб мы это не забыли. Я подумал: «А какие еще храмы смотрят так на Кремль?» Хотя рядышком есть храмы, но они не смотрят на Кремль, наш храм – единственный такой.

– А собор Василия Блаженного немножко все-таки по-другому…

– Он, может быть, ближе, а может быть, на таком же расстоянии от Кремля, как и мы, но он не смотрит на Кремль. Казанский собор тоже рядышком находится. Что я могу сказать? Раньше люди были приписаны к храмам по месту их служения или работы. И по тому, кого крестили и отпевали в нашем храме, можно было понять местоположение церкви. У нас отпевали Гоголя, Фета, Ключевского, Погодина, всех Соловьевых. Владимиру Соловьеву явилась Матерь Божия в нашем храме, он об этом пишет.

– Владимиру Соловьеву – философу XIX века.

– Да.

– Это чтобы просто не путать с современностью.

– Я был знаком с сотрудницей Исторического музея, которая видела фотографии профессорского хора храма мученицы Татианы. Я потом пытался найти их и не нашел, она перестала там работать, непонятно, в каких фондах она это видела. Но там был профессорский хор. Понимаете, какая история тут тянется. Это был первый храм, который закрыли в Москве по указанию Владимира Ильича Ленина.

– Рядом была гостиница «Националь». Когда правительство большевиков переехало из Петрограда в Москву (еще не было Ленинграда), оно поселилось прямо около этого храма. И наверное, звон колоколов сильно бил им по мозгам.

– Кроме того, там было написано: «Свет Христов просвещает всех». И началось с того, что храм закрыли, и эти буквы тут же сбили с фронтона здания. Есть история, и благодаря этому храм был восстановлен. Дай Бог здоровья нынешнему ректору В. А. Садовничему, который, вопреки сопротивлению многих людей в ученом совете, стал инициатором – это благодеяние ему вспомнится в вечности. Правда, большинство проголосовало за открытие храма. Поэтому мы восстановили все, что было до революции, – иконостас, росписи, пол и даже рисунок паркета. То есть надо вернуть то, что было отнято, разрушено и так далее. Кто наши прихожане?

– Да, вот это самое интересное.

– В основном это интеллигенция и молодая интеллигенция. Это студенты, аспиранты, преподаватели не только МГУ, но и разных других вузов, может быть, выпускники, которых тянет именно в наш храм. И приход, конечно, у нас очень молодой и подвижный – кто-то заканчивает учебу, уезжает к себе, и всё, больше не появляется. Кроме того, в округе рядом с этим храмом, в радиусе одного километра, пятнадцать других храмов, а жилых домов нет. К нам приезжают – это большая ценность для нас. То есть люди тратят свое время на путь не к ближайшему храму, а к нам. Почему? Потому что у нас община. Община и прихожане – в общем, это не одно и то же.

Эту общину надо как-то склеивать, сохранять. И поэтому деятельность храма (кроме богослужения) обширная. У нас все что только можно – два сайта, издательство (пусть маленькое, но тем не менее), курсы катехизации, школа духовного пения, школа народного духовного пения, лекции, детский лагерь, мы окормляем тюрьмы, стариков… Чего у нас только нет! Даже библейский кружок на английском языке, это уж вообще для меня экзотика.

– Молодежный разговорный английский клуб у вас, что меня тоже немножко удивило, потому что английский язык хорош, в том числе и для богослужения. В Англии служат по-английски, в Американской автокефальной Церкви служат по-английски, а у нас служат по-церковнославянски, но никак не по-русски. Что немножечко сложно для русскоязычных людей, вернее, странно, потому что по-японски можно, по-французски можно, по-английски можно, а по-русски нельзя. Но, тем не менее это факт.

– Вот поэтому горизонтально, вертикально, справа налево, слева направо наша община пронизана разными способами общения. И это держит людей; наш костяк, 400-500 человек, неизменен.

– Вы перечислили людей: профессура, аспирантура, просто студенты и так далее. Но известен факт, что у вас есть особенные прихожане. Они что, более интеллектуальные, более образованные? В православном мире даже есть такое ощущение, что вокруг прихода храма святой Татианы существует женский кружок – не столько мальчишеский, студенческий, а именно женский, – который порождает известных журналисток, например. Вы же выпускаете один из самых известных православных журналов «Татьянин день». И там есть много людей, пишущих разные статьи, с которыми можно соглашаться или не соглашаться, но тем не менее. Есть при приходе какой-то эмгэушный круг необычных, особенных людей – так это или не так? Развейте этот миф.

– Вообще, если считать, что каждый человек особенный, то, конечно, это особенные люди. Какая моя задача при поддержке того, что находится во внебогослужебной жизни храма? Моя задача – выявить людей и их особенности, которые могли бы послужить пользе Церкви. Я очень хорошо помню первые десять лет после моего прихода в Церковь – это еще были советские времена. Мне хотелось чем-то послужить Церкви. Я был сотрудником сектора художественных проблем средств массовых коммуникаций. Какое тут может быть служение Церкви?

Я спрашивал своих друзей – священников, монахов: «Что сделать, чтобы быть полезным Церкви?» Они выискивали и нашли – я стал редактором в издательском совете, писал житийные справки, массой других дел занимался. Но это желание чем-то послужить Церкви до сих пор есть у других людей. Мы выявляем эти моменты – музыкальные, художественные, технические… У нас, например, огромное количество детей – у нас школа духовного пения, в которой 70 детей учатся и получают дипломы государственного образца, как в музыкальной школе.

– А с этим дипломом потом дальше куда?

– Во всякие училища музыкальные. Но у нас полно детей. Есть отстающие. Но это бред, чтобы родители платили деньги репетиторам, когда у нас есть весь спектр ученых, преподавателей, которые могут позаниматься с нашими детьми. У нас занимаются каллиграфией, иконописью. Вообще все, что только в голову приходит, у нас так или иначе или было, или есть. Чтобы людей выявить, понимаете? Вы думаете, у нас нет каких-то простых людей? Да есть.

У нас две прихожанки – одной 103, другой 104 года. К той, которой 104, все-таки я хожу, а не она в храм. А та, которой 103, приходит к нам. Она беженка из Средней Азии, очень простая женщина, мы ее зовем баба Настя. Мы помогаем Украине – людям, у которых дома разрушили бомбежками. Мы уже четыре года ведем стариков. Баба Тамара, дед, ее муж приезжают, мы им помогаем лекарствами, деньгами, окна купить, вставить и так далее. То есть как бы сказать – на все вкусы… Не то чтобы я хвалюсь, но когда я знаю о чем-то таком, то призываю: «Может, кто-то может помочь?» Тут же находятся. И людям это важно – реально что-то сделать.

Таким образом мы организовываем и поддерживаем общину. Это большая семья. Мне нравится, что Церковь дает возможность организации такой большой семьи. Не все происходит просто. Я говорю о том, что Церковь – это не собрание святых, это собрание грешников. И все претензии к Церкви не надуманны. Но мы открыто говорим, что мы собрание кающихся грешников, что это путь к святости. Поэтому не все просто, все приходят в Церковь со своими грехами, и я в том числе, и мы совместно пытаемся из этого выползти.

– То есть никакого суперинтеллектуализма Вы не наблюдаете?

– Есть просто специфика. У нас есть, например, круг киноведов – два-три человека, действующие, пишущие, издающие свои книги и публикующие статьи. Я их собираю, говорю: «Позовите такого-то режиссера, давайте будем говорить о художественном образе, выражаемом посредством кино», чтобы их потенциал использовать. У нас есть писатели, двух-трех могу называть. Например, Алексей Варламов – наш прихожанин, но могу и других назвать. Я из них все вытягиваю: «Давай встречаться, чтобы люди пришли». Мы издаем кое-что. Могу сравнить: моя жена – писатель, у нее больше пятидесяти книг вышло. Тиражи книг, изданных в церковных структурах, в три-пять раз больше, чем в светских изданиях. У нас есть адресный читатель.

Я на примере нашего храма хотел бы, чтобы в церковном обществе такое тоже было, чтобы в это дело включались другие… Понимаете, нам нужно воцерковлять нашу жизнь, привносить какой-то духовный сектор в общественную жизнь. Я читаю послание Федеральному собранию и смотрю: а что-нибудь о духовности президент сказал или нет? Я ищу это! Рассказы талантливых людей о своих профессиях – а какую-то вертикаль они проводят или только горизонталь?

– Или какую-то гипотенузу в четвертое измерение?

– Я ищу, этого очень мало. Достаточно посмотреть на человека – сколько времени он уделяет своей материальной жизни, участию в некой, как говорят, экономической цепочке, и сколько он уделяет духовной жизни. Таким образом я могу судить об обществе. Если духовность вытравляется из жизни человека, то грош цена любым экономическим успехам. Тогда будут действовать все эти кривые роста и снижения, ВВП, проценты. А если есть что-то помимо этого, то, что мы можем отнести к такому понятию, как вечность, то это сразу обогащает деятельность человека или как профессионала в науке, или в сфере обслуживания, или в преподавательской деятельности.

Если мы духовно захватываем какие-то определенные территории нашей материальной, экономической жизни, это оказывается лучше для материальной, экономической жизни. По-моему, это банально, это лежит на поверхности. И думаю, что Церковь помимо самого главного – осуществления связи человека с Богом – должна как-то духовно захватывать и другие территории. Эта ответственность тоже лежит на пастыре, на священнике.

– Вы сказали, что около шестидесяти выпускников МГУ стали священниками. Только в Москве?

– Только в Москве.

– А еще в вашем приходе есть такой особый список – святые, которые окончили МГУ. Кто из них наиболее известен?

– Этим вопросом я тоже занялся. Я думал о том, что пятерых человек мы обнаружили раньше. И кто-то сказал: «А я посмотрел – у вас 12 выпускников, уже канонизированных Русской Православной Церковью». И я занялся этим вопросом. Знаете, мне пришлось приложить достаточно мало усилий для того, чтобы найти 21 человека.

– Оказывается, они быстро нашлись, просто кто-то должен был проделать эту работу.

– 21 человек – то есть у нас собор святых.

– Они все были связаны с этим храмом, я так понимаю.

– С храмом или университетом. Это были или преподаватели университета, или студенты, которые потом стали мучениками. Но у нас есть еще запас – как минимум 150 человек, которые пострадали в ХХ столетии за свою веру, и они не канонизированы. Или они пострадали странными способами, как, например, отец Сергий Булгаков, который был изгнан из России на «философском корабле», Алексей Лосев, философ, который потерял зрение в лагере. Или, например, два обер-прокурора – Александр Самарин и Владимир Саблер, – которые были просто убиты, расстреляны или один, Саблер, умер от голода в ссылке, 82-летний старик.

Там огромное количество очень известных людей. Отец Павел Флоренский, например. Это те, которые не канонизированы, но это некий большой отряд. То есть выясняется, что если написать хотя бы кратко книгу о 21 святом и плюс о 150, то это будет многотомник. В один том не вместим их! Это университет, который прожил жизнь вместе с историей России. Есть доска победителей в войне, погибших во время войны, а по поводу мучеников нет. У меня есть обязательство, и в этом году три доски с семью именами святых будут на фронтоне нашего храма – 21 святой, связанный с университетом.

– А если кто-то из паломников или просто гостей столицы сейчас посмотрит передачу и захочет посетить ваш храм, то какие главные святыни он там найдет?

– Во-первых, мы сделали так, чтобы храм всегда был открыт. Есть частички мощей мученицы Татианы, святителя Филарета (Дроздова) – нашего святого, это единственный не мученик из канонизированных святых, связанных с МГУ. Есть частички мощей преподобного Сергия, Максима Грека, Шио Мгвимского, всех оптинских святых – 12 человек. У нас есть ковчег-мощевик.

И у нас есть несколько местночтимых икон, причем скромно выглядящих, но которые для нас очень важны, – икона целителя Пантелеимона, которая несколько лет мироточила у нас в храме, потом прекратила; икона Божией Матери «Державная», которую принесли в первый день открытия храма. Когда община вошла в храм, женщина принесла икону Божией Матери «Державная». С тех пор у нас есть день, когда мы читаем акафист перед иконой; этот образ как некое благословение Матери Божией нашему храму.

– Отец Владимир, спасибо Вам за обстоятельный рассказ о вашем приходе, за некоторые рассуждения, связанные с духовностью и материальной жизнью людей. Хотелось бы, чтобы мы не прекращали наши беседы; надеюсь, что мы продолжим их в дальнейшем. Всего Вам самого доброго.

– Всего доброго.

Ведущий Константин Ковалев-Случевский, писатель

Записал Игорь Лунев