Церковь и общество. Беседа с протоиереем Александром Агейкиным. Часть 2

О состоянии и развитии традиций духовного пения в наши дни, о деятельности Церковно-общественного совета при Патриархе Московском и всея Руси по развитию русского церковного пения, об истории и корифеях регентского дела в беседе с писателем К. Ковалевым-Случевским рассказывает настоятель Богоявленского кафедрального собора в Елохове, председатель Церковно-общественного совета по развитию русского церковного пения, митрофорный протоиерей Александр Агейкин.

– Добрый день. Мы продолжаем наши встречи с протоиереем Александром Агейкиным, настоятелем Богоявленского кафедрального собора в Елохове в Москве. Напоминаем нашим телезрителям, что отец Александр является также председателем Церковно-общественного совета при Патриархе Московском и всея Руси по развитию русского церковного пения. Здравствуйте, батюшка!

– Здравствуйте!

– В предыдущей нашей передаче мы предполагали поговорить сегодня о развитии церковного пения в России. Церковное пение сегодня… Вообще церковное пение за тысячелетия претерпело колоссальные изменения. Помню, что, получив его из Византии, люди пели в унисон, то есть было единогласие – пели одну и ту же мелодию одинаково все вместе, не было многоголосия.

Потом появились, как говорили, «крылосы», то есть клиросы – два крыла пения. Потом, при Иване Грозном, появилась московская школа, в XVII веке появилась новая система нотации, появились многоголосные хоры, в XVIII веке – партесное пение. Потом началось творчество – почти все российские композиторы писали духовную музыку, в ХХ веке все это развивалось и так далее.

Мы имеем такую колоссальную палитру, такое огромное наследие, что разобраться в нем теперь бывает трудно даже профессионалу. Что такое церковное пение сегодня? В Вашем мироощущении, понимании это сохранение каких-то сугубых традиций или продолжение творчества?

– Это изначальная традиция. Когда размышляешь, что такое пение, то в свободной форме приходишь к мысли, что, наверно, это отражение райского существования человечества. Человек начинает петь, когда на душе хорошо. Когда человек дома поет что-то себе под нос, то его ближние понимают, что он в хорошем настроении. И вот если мы берем нашу основополагающую службу – пасхальную – то она вся построена на пении, там фактически нет чтения. И вся пасхальная седмица – это пение, душа ликует. Воскресение – это основа нашей веры, значит, пение – это основа богослужения.

Мы знаем, что даже в Ветхом Завете Израиль, обретя Ковчег Завета, вложив туда скрижали с заповедями, ликовал. А лик – это древнерусское название хора. То есть Израиль пел. И царь Давид, когда переносил Ковчег, как говорит Писание, скакал и пел. И все ветхозаветное богослужение тоже было построено на пении и на игре на особых музыкальных инструментах. Пение для человека – это особое состояние души, благостное состояние души. Когда человек поет, он ликует, значит, он славит Бога.

Развитие музыкальной традиции берет свое начало все-таки от культового религиозного служения. Поэтому в нашей традиции очень большое значение имеет пение без музыкальных инструментов, это одна из основ православного богослужения. Какое пение, такое и внутреннее ощущение человека. В храме, где прекрасное и слаженное гармоничное пение, человеку приятно находиться. И вот в нынешнее время, когда мы строим новые храмы, возрождаем жизнь в монастырях, когда возрождаем храмовое богослужение, хорошее, правильное, традиционное пение является одной из самых главных составляющих богослужебной и приходской жизни.

– Однажды, изучая наследие Державина, в его архиве в Санкт-Петербурге, тогда еще Ленинграде, я нашел у него один из первых музыкально-эстетических трактатов в России. Там есть потрясающая фраза, он даже дошел вот до чего: «Песня родилась вместе с человеком – прежде, нежели лепетал, издавал он глас». То есть, еще не научившись говорить, он подавал глас – пел, не зная еще, как произносить слова. То есть, возможно, что пение даже раньше слова появилось.

– Когда у нас рождается ребенок, мы замечаем, что он начинает издавать звуки довольно музыкально. И каждый рождается с уже заложенным определенным голосовым диапазоном – кто-то начинает сразу басом петь, кто-то на высоких звуках строит свои первые песни. В мир приходит хор, который составляется из множества людей.

– Да-да. И понятие хора – это тоже интересная вещь. Державин тоже говорил о том, что хор – это глас целой вселенной. Поразительно, что долгое время на Руси пели единогласием – Вы хорошо знаете историю унисонного пения. Я застал еще живым Ивана Заволоко, старообрядческого старца из Рижской Гребенщиковской общины, который в 30-е годы в Латвии издавал журнал «Русская старина», в частности посвященный церковному пению. И вот он написал о том, что унисонное пение, возможно, было единственной силой, которая связывала Древнюю Русь.

Если представить себе XVI век, времена Дмитрия Донского, то в Москве и во всех городах одновременно в определенное время (например, в 8 часов утра) начиналось воскресное богослужение  – и все поют одну и ту же мелодию одним голосом. Это сейчас трудно представить: одновременно вся Россия поет одно и то же одним голосом. Потом произошли изменения, появилось многоголосие. Нужно ли нам возвращаться к старой традиции? Или все-таки мы вправе делать то новое, к чему нас повела история Церкви?

– Так как у Бога всего много, то можно и сохранять традицию, и развитие традиции тоже не оставлять. Этой работы хватит на всех – и на сторонников древнего пения, и на сторонников многоголосного пения. Как наша русская храмовая архитектура богата различными направлениями, в том числе и в храмовом убранстве, так же и пение. Наверно, тяжело себе представить даже в Елоховском соборе, который построен в классическом стиле, основанном на веяниях европейской архитектуры, и украшен так же – иконы и живопись в академическом стиле, или в Храме Христа Спасителя, расписанном в академическом стиле, что там будет строиться богослужение только на древней традиции одноголосия. Я думаю, это будет вносить некий диссонанс, будет довольно странно, искусственно.

А вот когда это пение будет звучать в Успенском соборе Московского Кремля, или в древней обители преподобного Сергия, или в Саввино-Сторожевском монастыре, это будет совершенно уместно. У нас такое многообразие храмов и убранство настолько богатое! Мы видим в этом отражение богатства Божьего мира. И богослужение может звучать по-разному в этих храмах. Но некая унификация нужна, некий фундамент пения должен быть у всех один – тот источник, из которого черпали вдохновение различные композиторы различных эпох.

Когда мы столкнулись с проблемой создания некоего универсального сводного хора из нескольких десятков детей из разных хоровых коллективов, впервые проводя фестиваль в Елоховском соборе (у нас есть зимний Рождественский фестиваль детско-юношеских хоров), мы поняли, что построить гармоничный хор можно, только начав приучать к какой-то единой обиходной традиции. И сначала это вызвало какое-то недовольство. Регентам разных детских хоров, которым мы раздали общий материал, мы четко указали, что вот эти тропари такого-то гласа в обиходе поются именно с такими-то остановками и с такими-то нюансами. Они говорили: «У нас на приходе принято немножко по-другому»; или: «У нас в регионе принято по-другому». Но мы просили их выучить так, как мы предписываем: в одной обиходной традиции с одинаковыми нюансами.

И мы сделали правильный выбор. Когда все эти хоры приехали для первой репетиции, то они сразу зазвучали, потому что они в едином стиле выучили этот нотный материал. И очень быстро можно было сформировать 100-голосный, 200-голосный, 300-голосный хор – все имели один и тот же фундамент. У себя в храме вы можете петь так, как вы уже привыкли, как вам нравится, но вот в сводном пении очень важен общий фундамент. Мы от этой традиции оттолкнулись, и у нас уже есть богатый опыт формирования сводных хоров.

– Сейчас многие поругивают Бортнянского, героя одной из моих книг. Но дело в том, что он создал уникальнейший хор – придворную певческую капеллу. Вернее, не он создал, но он достиг полного совершенства – 120 человек; ни одного женского голоса – вместо женских голосов детские, то есть мальчики пели дисканты (или дышканты, как говорили тогда). И вот этот хор, который Берлиоз называл небесным (он ничего подобного не слышал даже в Италии), как он писал, заложил такие основы, что на выставке в Париже в 1887 году пел сводный хор из 2500 голосов, который специально привезли из России. Они пели, как Вы правильно сказали, что-то более унифицированное, то есть они смогли спеться так, что понимали друг друга.

Потому что в России есть много тенденций, когда разные приходы поют по-разному. Мы испытали колоссальный кризис в XVI–XVII веках, когда было большое количество разногласий. Потом многие люди, которые писали о музыке, гневно возмущались тем, что один поет так, а другой иначе, говорили, что нужно все это унифицировать – создавались государственные комиссии, но так люди и не пришли к единому мнению. А потом появилось многоголосие на итальянской ноте. То есть мы имеем право на творчество?

– В рамках канона да.

– Тогда скажите, пожалуйста, почему возникла необходимость создания Церковно-общественного совета при Патриархе Московском и всея Руси по развитию русского церковного пения? Ведь это же не случайная организация?

– Это было следствием уже назревшей проблемы. В конце 2016 года наконец смогло воплотиться общее чаяние: по благословению Святейшего Патриарха Кирилла собрали первый съезд регентов и певчих Русской Православной Церкви. Люди приехали практически со всех регионов и из-за рубежа – около 500 человек. Инициатива как раз исходила от активных, неравнодушных регентов, среди которых Варвара Волкова, Алексей Александрович Пузаков…

– Руководитель синодального хора, Ваш заместитель.

– Сейчас да, уже в совете мой заместитель, Варвара Волкова – ответственный секретарь. Также участвовала школа духовного пения при храме во имя святой мученицы Татианы, храме Московского университета, и другие энтузиасты, среди которых известные регенты. Активные люди вышли с инициативой созыва такого съезда. И этот съезд состоялся. В одном из итоговых документов было отражено общее пожелание  создать некий церковно-общественный орган, который занимался бы проблемами сохранения традиций русского церковного пения. Синодальное решение стало ответом на общецерковную инициативу, которая родилась на этом первом съезде.

Такой съезд назревал давно – более ста лет прошло после того, как тоже впервые состоялся общероссийский съезд певчих и регентов в рамках Поместного собора 1917– 1918 годов. Эта проблема обсуждения общих вопросов назревала еще с конца XIX века – тоже из-за того, что появилась некая разобщенность, склонность к различным традициям, забвение основных традиций, проблема клиросного пения, приходского, монастырского. Об этом говорили и на предсоборных комиссиях, и на соборе.

Потом сто лет не было такой возможности собраться регентам, хотя были некие семинары, встречи, конференции в Московской духовной академии, которым очень много внимания уделял отец Матфей (Мормыль), отец Михаил Фортунато из Лондона. Итогом этих исканий стал первый съезд регентов и певчих, результатом которого явился и созданный синодальным решением с благословения Святейшего Патриарха Кирилла Церковно-общественный совет по развитию русского церковного пения при Патриархе Московском и всея Руси.

– Вот у меня есть даже слова, которые произнес Святейший Патриарх на этом съезде. Он высказался подробно о необходимости сохранения традиций синодального обихода. Цитата: «Если он [синодальный обиход] совершенно исчезнет, если у нас забудут синодальное осмогласие, это будет очень плохо. Я болезненно воспринимаю фантазии на тему восьми гласов. Этого делать нельзя». Что он все-таки имел в виду?

– То, над чем работали в Московском синодальном училище, где был знаменитый Московский синодальный хор, который как раз с самого начала возрождает Алексей Александрович Пузаков. Эти незыблемые сокровища традиционного русского пения, этого единого унифицированного обихода в строгой традиции, которая берет свое начало в древнем византийском, потом русском пении. Это тот фундамент, на котором строится все – с чего мы начали наш сегодняшний разговор. Обиход должен быть как азбука. Ведь когда человек приходит в школу, ему дают букварь, он учит банальные буквы…

– Ну да, «аз», «буки», «веди».

– …Банальные выражения: «Мама мыла раму»; начинает складывать слоги, потом уже получает навык читать и складывать слова в предложения. Так же и в музыке. В свое время еще Пифагор считал музыку, гармонию частью философии и частью математики. Поэтому есть основной язык музыкального общения, обиход – это алфавит.

– В истории России был такой момент, когда Дмитрий Степанович Бортнянский, композитор церковного и светского пения, был назначен императором главным цензором всех издаваемых в стране духовных нот. Он даже сочинил общегосударственную литургию, которая должна была бы исполняться во всех храмах. Это продолжалось очень короткий период времени, но не прижилось. Не будет ли создание единой системы чем-то похожим на введение – ни в коем случае не хочу употребить слово «цензура» – каких-то рамок, которые, может быть, не всегда оправданны?

– Нет. Я же уже упомянул, что в рамках канона возможны варианты. Для нас канон – это закон, некое правило. Для нас классический обиход – это некое эталонное пение. На основе этого эталона возникают и местные традиции, которые совершенно свободно и гармонично существуют. Например, обиход Киево-Печерской лавры, созданный под влиянием местного менталитета, становится уже некой классикой монастырской. Обиход Троице-Сергиевой лавры, московский обиход, петербургская манера пения – это все сосуществует. Но основа, как вот у автомобиля рама, на которую можно навесить разные детали, у всех традиций одна – некий церковный музыкальный канон.

– На сайте вашего Церковно-общественного совета при Патриархе Московском и всея Руси по развитию русского церковного пения есть разные разделы. Я обратил внимание, что проводится различие между архиерейскими, монастырскими и приходскими хорами. Это связано с качеством, с количеством или с чем?

– И с качеством, и с количеством, потому что сейчас появились очень печальные тенденции. Конечно, мы понимаем, что нужно экономить приходские средства, но во всем должна быть мера. Например, на многих приходах сейчас, особенно в регионах, в областных приходах, в деревенских, конечно, есть трудности. Но появляется традиция пения одного человека, одного певца на богослужении на буднях.

– То есть священник служит, один певец поет.

– Да. И часто для этого даже нет оснований, просто экономия средств. Все-таки мы строим свою певческую традицию на определенной гармонии. Если ты один поешь, пусть это будет тогда знаменное пение. А то у нас пытаются многоголосие петь одним голосом, и человек скачет по этой мелодии как угодно. И такое пение у прихожан не вызывает желания приходить и оставаться в храме. Иногда приходишь и думаешь: «Надо, наверно, уже уходить». Потому что невозможно уху иногда воспринимать такое пение.

Есть понятие приходского богослужения, которое ты можешь построить и на пении трио, и на пении квартета. Но это невозможно при соборном богослужении, при архиерейском богослужении – там уже хор должен быть сформирован из нескольких партий, нескольких голосов, чтобы это звучало значительно. В монастыре есть некая традиция монашеского обихода – есть соловецкий, валаамский обиходы, киево-печерский, о котором мы говорили, обиход Троице-Сергиевой лавры.

В женских обителях свои традиции пения, в мужских – свои. Это как драгоценные камни в некой оправе. Мы знаем, что у Бога множество различных прекрасных драгоценных камней и каждый по-своему дорог. Так же и здесь – в некой музыкальной оправе есть разные камни, каждый из которых ценен и значим. 

– Я нашел информацию о том, что ведется подготовка к проведению второго съезда регентов и певчих Русской Православной Церкви, который пройдет в 2019 году.

– Мы надеемся, что опять с большим удовольствием соберемся. Кстати, первый съезд был международным, потому что были делегаты из разных стран. Были мастер-классы представителей санкт-петербургских музыкальных школ, из Киева отец Димитрий Болгарский проводил мастер-классы, Кедров из Парижа, представитель знаменитой династии регентов и балалаечников. И все это многообразие было показано участникам съезда. И вот этот первый съезд на местах тоже нашел поддержку в виде инициатив проведения съездов регентов и певчих.

В прошедшем году я участвовал как гость уже во втором съезде регентов и певчих Северо-Кавказского региона в Пятигорске, в Минеральных Водах. Очень активный регион с очень глубокими собственными традициями. Эти инициативы дают возможность на местах готовить вопросы, которые мы могли бы обсуждать на втором международном съезде. Ведь мы еще будем собираться полным составом Общественного совета, в который входят представители многих регионов и зарубежных епархий.

– Надеемся, что деятельность Церковно-общественного совета при Патриархе Московском и всея Руси по развитию русского церковного пения будет развиваться. И будет не только второй, но и третий, четвертый, пятый съезды. И создастся некое музыкально-певческое сообщество, которое по-настоящему продвинет нашу великую и замечательную русскую певческую традицию. Трудно сказать, в каком направлении, но я думаю, не только вширь, но и вглубь. Спасибо, отец Александр, за то, что Вы нам подробно об этом рассказали. Всего самого доброго Вам и вашему церковному совету.

Ведущий  Константин Ковалев-Случевский, писатель

Записал Игорь Лунёв