Церковь и общество. Беседа с директором Музея предпринимателей, меценатов и благотворителей Н.С. Смирновой. Часть 1

Эксперт конкурса «Православная инициатива» и Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению Русской Православной Церкви Надежда Сергеевна Смирнова в беседе с писателем Константином Ковалевым-Случевским рассказывает о роли благотворительности в жизни современного российского общества, об исторических традициях милосердия и их преемственности.

– Сегодня мы находимся не в очень обычном месте самого центра Москвы. Мы встречаемся с Надеждой Сергеевной Смирновой. Она является директором Музея предпринимателей, меценатов и благотворителей.

Надежда Сергеевна, очень хотелось бы поговорить с Вами  о том, чему посвящен ваш музей, а именно о благотворительности. Эта тема очень серьезная, сложная. И хочу сказать, что Вы в данном случае большой эксперт – я перечислю только некоторые вещи, которые мне даже трудно сформулировать: Вы эксперт ряда благотворительных фондов, заместитель руководителя Комиссии ценностно-ориентированного предпринимательства и социального предпринимательства «Опора России», эксперт конкурса «Православная инициатива». То есть, так или иначе, Вы все время связаны с тем, что близко к благотворительности. Но, если можно, для начала хотя бы два слова о месте, в котором мы находимся. Что это – вот этот замечательный интерьер, огромное количество документов, фотографий, очень интересных каких-то забытых вещиц? Они все собраны вместе. Что это?

– Мне очень приятно об этом говорить, потому что место, в котором мы находимся, – Музей предпринимателей, меценатов и благотворителей. Музей существует уже 25 лет и создан в далекие 90-е годы историками-энтузиастами под руководством Льва Николаевича Краснопевцева. Это замечательный человек, и он до сих пор является хранителем музея. Конечно, во многом это его заслуга, что мы с Вами сейчас можем сидеть в этом здании и всю эту огромную коллекцию наблюдать. Но все вещи, которые здесь есть, артефакты, портреты, документы, – это в подавляющем большинстве случаев вещи, которые принесли и передали в дар музею потомки тех самых предпринимателей, меценатов и благотворителей. Более того, эти потомки приходят в музей, мы проводим встречи с ними, они читают здесь лекции – дружат с музеем. Но, конечно, необходимо сказать и о том здании, в котором находится музей.  Это тоже отдельная история, непосредственно связанная с благотворительностью.

– То есть не случайное здание все-таки?

– Совершенно не случайное. Это здание до революции принадлежало известному московскому купцу Ивану Григорьевичу Простякову. И это был, собственно, его благотворительный проект. Здание он передал на нужды школы для бедных детей. Здесь учились девочки, как раз на втором этаже были учебные классы, а на первом этаже жили учителя. Соответственно, Иван Григорьевич Простяков был попечителем. Вообще Иван Григорьевич был известным в Москве благотворителем, имел даже много орденов и медалей, которые ему были вручены за благотворительность. Поэтому, как Вы понимаете, место не случайно выбрано и само говорит о благотворительности того времени. Если говорить про то, о ком наш музей и какая информация здесь есть, то, конечно, это информация о купцах, предпринимателях, которые жили и работали в России в конце XIX – начале XX века.

– Прежде чем говорить об этом, хочу спросить у Вас кое-что. В советское время и даже в постсоветское  – в те же 90-е – у нас не очень-то любили вот это все купечество, каких-то богатеев, которые были пережитками прошлого. Построили эти владельцы заводы и пароходы или не построили, все равно они капиталисты и так далее. Что вдруг изменилось в 90-е годы, что общество повернулось к этим купцам? При словах «Третьяковская галерея» советский обыватель мог подумать, что Третьяков – это какой-то замечательный искусствовед. Или, например, театральный музей Бахрушина – мол, наверно, Бахрушин был кем-то вроде Немировича-Данченко или Станиславского (которые тоже, между прочим, из купцов). То есть они театралы, но никак не капиталисты, которые эксплуатируют рабочий класс. Вот даже мы назвали фамилию купца – я уверен, что многие телезрители впервые ее услышали. Что вдруг потом изменилось? Почему вдруг мы стали внимательно относиться к этим людям, которые, как оказалось, не просто капиталисты?

– Я бы не сказала, что отношение серьезно изменилось. Вы затронули очень важную проблему. Она заключается в том, что после революции 1917 года фактически вся информация о вкладе дореволюционных предпринимателей в развитие России была вычеркнута из истории. Нигде в советской истории Вы не найдете упоминание о том, что это была фабрика такого-то купца, а это здание – благотворительный проект такого-то купца и так далее. Про это просто не говорили.

– Видимо, чтобы не показать, что среди них, оказывается, были еще и хорошие люди.

– Конечно. Потому что все эти их достижения – а ведь это были и прорывы в науке, в искусстве, в культуре, и большое количество благотворительных проектов, и достижения в промышленности, в сельском хозяйстве, то есть в основных делах, которыми они занимались, –  нужно было тогда подтверждать и признавать. А так как это был класс эксплуататоров, то все их достижения, таким образом, ушли в небытие. И сейчас мы можем сказать, что если художников, поэтов того времени помнят – они не вычеркнуты из истории и являются национальным достоянием, то фамилии известных дореволюционных предпринимателей не являются национальным достоянием даже сегодня, несмотря на то что, казалось бы, уже прошло время и мы начинаем возвращаться к истокам.

Конечно, то, что в 90-е годы Лев Николаевич Краснопевцев поднял эту тему, начал ею заниматься, – это фактически восстановление исторической справедливости. Но, к сожалению, мы не можем сказать, что сегодня эта историческая справедливость уже восстановлена. Потому что если вы подойдете на улице к любому обычному человеку и спросите у него, что он знает о дореволюционных предпринимателях, об их вкладе, может ли он назвать какие-то фамилии и так далее, то в лучшем случае Вам назовут фамилии Третьякова, Морозова, может быть, Мамонтова. И, в принципе, на этом все. А ведь есть огромное количество предпринимателей, совершенно незаслуженно забытых, которые сделали очень много для страны. И именно о них наш музей. О том, что делали эти люди. Причем результатами их трудов мы пользуемся до сих пор. И мы с Вами поговорим сегодня об этом.

– Знаете, мне только что пришла в голову мысль, что вот советское общество все-таки было классовым, хотя говорили, что коммунизм будет бесклассовым обществом. Но в Советском Союзе был еще социализм. И был класс рабочих, класс крестьян. И еще была так называемая прослойка интеллигенции. То есть класса капиталистов, купцов не существовало, поэтому и в учебниках не упоминались эти люди. Сейчас мы живем в гражданском обществе, где тоже классов как бы не существует, не существует сословий, все равны перед законом. Но тогда нужно и равенство предпринимателей, я имею в виду историческое равенство. Припоминаю, когда я работал в Академии наук, в Институте мировой литературы, мы устраивали так называемые субботники в Доме Горького у Никитских ворот, хотя так неправильно говорить, потому что это особняк Рябушинского. И нам показывали кабинет писателя, где он кушал, где одевался и раздевался, где он читал, а потом тихонечко приглашали на самый верх и говорили: «Тсс! А вот здесь маленькая личная церковь самого Рябушинского». То есть там такая молельня, что-то вроде часовни или домового храма. Потому что большинство основных предпринимателей России  были не просто глубоко верующими людьми, но еще и связанными со старообрядчеством. Наверно, об этом тоже сможем поговорить?

– Да. Если мы говорим о той основе, которую они имели, то, конечно, это была вера в Бога. Дореволюционные предприниматели в основном были верующими православными людьми или старообрядцами. И, конечно, эта духовно-нравственная основа формировала и определенное отношение к богатству. Это тоже очень важная тема…

– Прошу прощения за то, что перебиваю. Я вспомнил, Рябушинский сказал: «Богатство обязывает». Потрясающая фраза.

– Совершенно верно. И точно так же фактически каждый из них, так или иначе, формулировал свое отношение к богатству. Например, известна фраза того же Третьякова: «Моя идея была, с самых юных лет, наживать для того, чтобы нажитое от общества вернулось бы также обществу (народу) в каких-либо полезных учреждениях; мысль эта не покидала меня никогда во всю жизнь». И многие из этих людей считали, что богатство – это дар Божий, за который потом попросят ответа, как ты им распорядился. Поэтому помощь бедным, больным и так далее была очень распространена. Вообще конец XIX – начало XX века – это «золотой век» благотворительности в России. В это время благотворительность получила наибольшее распространение. Но нужно сказать, что благотворительностью занимались не только богатые люди – это была общая практика. Мы это можем видеть в различных отчетах благотворительных обществ, коих было огромное множество.

– Прежде чем Вы о XIX веке расскажете  (потому что это очень важно, это был расцвет, близкий нам, более понятный и документированный расцвет),  я просто два слова скажу о том, что мне приходилось заниматься этой темой и что, например, слово «благотворитель»  – «благое творение» – появилось во времена Сергия Радонежского; в житии Сергия Радонежского впервые это слово появляется. Употребляли слово «милосердие», это немножечко другое. И у нас очень внимательно к этому относилось государство, все цари. Известно, что в Соборном уложении XVII века, то есть это при Алексее Михайловиче, есть специальные статьи. Стоглавый Собор еще до этого принимал разные статьи о том, что необходимо заниматься благотворительностью. И говорили о сыновней любви, о том, что младшие поколения должны относиться к старшим благотворительно и милосердно, думать о других.

XIX век, на мой взгляд, был потрясающ тем, что тогда впервые после церковного раскола, бывшего в XVII веке, когда старообрядцам было трудно заниматься чем бы то ни было, в том числе и предпринимательской деятельностью, им было разрешено делать многое, как бы сейчас сказали, в бизнесе, в коммерции. И некоторые старообрядческие купцы очень разбогатели. Приведу пример: один из предков тех самых Мамонтовых в Звенигороде разбогател на питейных делах, он сам не пил никогда, но водку делал и продавал. Благодаря ему сам город после 1812 года был полностью восстановлен. То есть эти люди зарабатывали и при этом огромные деньги вкладывали в благотворение. И вот XIX век, о котором Вы хотите рассказать, для нас крайне интересен. Извините за очень долгую речь.

– Спасибо. Вы мне очень помогли, потому что это действительно такой большой отрезок времени и очень важный с той точки зрения, что благотворительность не появилась из ниоткуда.

– Да, да. И не сто, не двести, а тысячу лет назад. В «Русской правде» мы находим слова о милосердии.

– Совершенно верно. Конечно, мы с Вами можем сказать, что вот эта история, которая развивалась и развивалась и достигла пика в конце XIX – начале XX века, к сожалению, у нас прервалась. Сейчас идет восстановление, но вот этот достаточно большой перерыв существенно повлиял на качество и масштабы благотворительности в России. Так вот, если мы говорим про то время, про пик благотворительности, то, еще раз повторю, это духовно-нравственная основа в первую очередь. Помощь ближнему воспринималась как  определенный долг. Поэтому мы можем привести примеры богатых людей, которые вкладывались куда-то. Причем очень важно то, что Вы отметили: вклады в благотворительность были соразмерны их состояниям, то есть они действительно были очень масштабны.

Если мы будем приводить какие-то примеры по масштабам вкладов, то вспоминается тот же Солодовников. Вот история с его завещанием – очень известная история, но известная в узких кругах. У него было огромное состояние и по меркам России, и по мировым меркам того времени. Он оставил после себя почти 21 миллион рублей.

– Царскими деньгами. Это очень много.

– И как он распорядился этими деньгами? В завещании его сказано, что он из почти 21 миллиона рублей только 815 тысяч, заметьте, оставляет своим родственникам. Все остальные деньги – более 20 миллионов рублей – он расписал на различные благотворительные проекты, разделил эту сумму на три части. И две части ушли на образовательные проекты, причем не в Москве, а в различных губерниях; и одна часть ушла на строительство бесплатных и дешевых квартир в Москве. Конечно, в то время это была сенсация, даже по тем меркам это был очень большой благотворительный взнос.

– Есть такой факт, что известный поэт Некрасов иногда играл в карты и однажды проиграл 45 тысяч рублей. Это огромные деньги, на них можно было купить целую деревню со ста крепостными душами. Можно себе представить, что такое 21 миллион.

– Да, это, конечно, были огромные деньги в те времена.

– Целый город можно было купить или построить.

– Совершенно верно. Но это мы говорим об отношении к благотворительности. Причем, как Вы понимаете, те 815 тысяч, которые Солодовников оставил потомкам, – это все равно были большие деньги. Но все остальное ушло на благотворительность. Причем про Солодовникова говорили, что он был очень прижимист, очень экономен, вплоть до того, что в трактире заказывал вчерашнюю кашу, которая была дешевле.

– Молодец!

– Тем не менее сумел скопить все эти средства и все отдал. Но если мы говорим о примерах, чтобы было понятно, как люди к этому относились, то из того, что меня впечатлило, – это история братьев Рукавишниковых, опять же хорошо известных, к сожалению, только в узких кругах. Это история про приют для малолетних преступников. Один из братьев, который, кстати, получил хорошее образование, прослушав лекцию профессора Капустина, который в то время руководил вот этим приютом, настолько впечатлился этим рассказом, что возглавил этот приют, когда Капустин освободил эту должность, и стал его постоянным попечителем. Ему в то время было 25 лет. В таком возрасте человек возглавляет приют для малолетних преступников. Там находились дети, которые были под следствием или уже получили сроки за преступления от 10 до 15 лет.

Надо сказать, что в то время малолетние преступники отбывали свои сроки вместе со взрослыми преступниками. Понятно, к чему это приводило: из мест заключения они выходили уже, как правило, закоренелыми преступниками. Рукавишникова настолько впечатлила эта тема, что он даже не стал заниматься коммерцией, хотя вся их семья была предпринимательская. И его братья были предпринимателями в то время. А он занялся этим приютом. Но самое интересное – каких результатов он добился. Он был руководителем приюта всего несколько лет. В 29 лет он скоропостижно умирает от пневмонии. Но за время его руководства приютом количество детей там увеличилось в разы: начинался приют с десяти человек, а к моменту его смерти там уже было 150 человек.

Система воспитания детей была очень простая: любовь и труд. Философия Рукавишникова была тоже очень простая: человек, который умеет зарабатывать на жизнь, не будет воровать. И это было правдой, эффективность его проекта это подтверждала: более 90 процентов детей, выходивших из приюта Рукавишникова, не возвращались в преступную среду. Там была очень продуманная система: отсутствие телесных наказаний, каждый выходивший оттуда ребенок получал определенный капитал, пособие, осуществлялось и дальнейшее содействие в трудоустройстве.

– Мы же теперь пошли этим путем – спустя сто лет!

– Да. Как Вы знаете, такие проекты сейчас есть.

– Мы предоставляем квартиру, мы обеспечиваем ребенка в детском доме…

– Например, это то, что касается детских домов. Сейчас есть и проекты, посвященные несовершеннолетним преступникам, ими тоже начинают заниматься. Но я Вас уверяю, что таких показателей эффективности мы пока не достигли. Что еще было интересно  (просто, чтобы понять уровень тех людей) – брат Рукавишникова, когда был приглашен на Всемирный тюремный конгресс в Риме, приехал туда потому, что после смерти Николая Рукавишникова он был попечителем этого приюта, и его пригласили зайти в галерею знаменитых людей XIX века. Как Вы думаете, чей мраморный бюст он там увидел? Своего брата. То есть в Риме в галерее знаменитых людей XIX века был установлен бюст Николая Рукавишникова, который всего несколько лет был директором этого приюта.

– Почему хорошие люди живут так мало? А если бы он был директором лет пятьдесят, представляете, что бы он успел сделать?

– Да. Его вклад, конечно, большой. Причем вклад был сделан в развитие всей системы в целом. Потом в Москве прошел съезд, посвященный этой тематике, и инициировалось изменение законодательства и так далее. К чему я это рассказываю? К тому, что эти люди, когда начинали заниматься какой-то темой, как правило, осуществляли в этой области прорыв.

– То есть они решали проблему, как сейчас бы сказали, инновационными методами.

– Совершенно верно. Они воспринимали это как служение, всех себя отдавали выбранному делу. То же самое относится, например, к Варваре Алексеевне Морозовой, о которой можем сказать буквально два слова, но тем не менее...

– Из тех Морозовых? Потому что было несколько родов Морозовых.

– Да. Варвара Алексеевна Морозова, урожденная Хлудова, вышла замуж за Абрама Абрамовича Морозова. Тоже интересная история. Варвара Алексеевна фактически инициировала начало строительства больничного городка на Девичьем поле – это сейчас Большая Пироговская и Малая Пироговская в Москве.

– Целый гигантский комплекс кварталов, связанных с медициной.

– Мы можем сказать, что большая часть этих заведений как раз была построена на средства предпринимателей. И Варвара Алексеевна Морозова построила там, например, первую психиатрическую клинику, клинику нервных болезней, институт рака. Об этом важно говорить, потому что в то время специализированных психиатрических клиник не было еще в России, это была первая такая клиника. Варвара Алексеевна отдает ее Московскому государственному университету, который мог там проводить учебные занятия, то есть развивать психиатрию как науку. То же самое относилось к изучению онкологических заболеваний: созданный институт рака был первым таким заведением в России. Важно понимать, что люди вносили свой вклад в развитие именно инновационных областей, то есть вкладывали свои деньги в поддержку исследований, в продвижение науки в России в то время, в том числе медицины. И вклад был очень существенный.

– Знаете, что удивительно: мы не можем сказать, что у этих людей было какое-то уникальное образование. Многие из них не учились в Оксфорде, многие из них не оканчивали московских университетов, у них не было специализированных бизнес-школ, они всё делали сами, на собственном опыте, и их двигал какой-то внутренний духовный мотор. Они создавали поле благотворительности – потому что они строили богадельни для стариков, приюты для детей (то, что мы сейчас называем детскими домами), медицинские учреждения – все то, что нужно человеку для обычной, нормальной жизни, а не только для предпринимательства, или для политики, или для движения вперед.

Вот об этом хотелось бы поговорить в следующей нашей передаче. Спасибо Вам за этот рассказ – для многих до сих пор это открытие и будет открытием в ближайшие годы, потому что мы сами не знаем иногда своей главной истории, которая связана не только с победами и достижениями, но и с теми людьми, которые обеспечивали эти победы и достижения.

Ведущий Константин Ковалев-Случевский, писатель

Записал Игорь Лунёв