Таинства Церкви. Ответы на вопросы

Беседа с архимандритом Мелхиседеком (Артюхиным).

– Сегодня архимандрит Мелхиседек продолжает отвечать на вопросы. Батюшка, удивляюсь, у нас вопросов меньше не становится! Чем больше мы на них отвечаем, тем больше их поступает. Многие связаны, как это ни странно, с углублением богословских знаний нашими православными верующими. Сейчас смотрят телеканал «Союз», есть много книг.

– Телеканал «Спас».

– Да. И многие спрашивают по поводу таинств Причастия и Исповеди. Совершенно справедливо говорят о том, что это два разных таинства, мы это знаем. Но в Русской Православной Церкви они, конечно, соединены. А вот одна телезрительница пишет: «Я постоянно хожу на исповедь, даже тогда, когда не причащаюсь, а потом, бывает, хочу причаститься, исповедуюсь – и всегда не успеваю». Давайте все-таки для телезрителей четко определим, насколько таинства Исповеди и Причастия соединены в Церкви, как правильно мы должны к ним относиться.

– Вы сказали «определим точно и четко» – Русская Православная Церковь определила ясно и четко, создав, осмыслив и выпустив документ. Он так и называется: Положение о Евхаристии («Об участии верных в Евхаристии». – Прим. ред.). Если мы зайдем на сайт «Патриархия.ру», то этот документ будет висеть с правой стороны. Там подробнейшим образом изложена позиция Русской Православной Церкви о таинстве Евхаристии и сопутствующем ему таинстве Покаяния. Действительно, два этих таинства отделены друг от друга, это два независимых таинства.

Сейчас в нашей Церкви под влиянием греков идет такая тенденция, что это между собой может быть связано, а может быть и не связано. У греков есть традиция, что не каждый приходской священник имеет право исповедовать. Надо иметь специальный статус – статус епархиального духовника. Над ним читается специальная молитва. Не каждый священник в Греции принимает исповедь.

У нас же каждый священник – как только его рукоположили в священнический сан, надели крест – может исповедовать на второй день. Это наша традиция, наше положение, наша история. Есть такое мнение, что можно исповедоваться один раз, а причащаться – несколько. Вот сейчас идет такое «раскачивание».

Положение о Евхаристии как раз четко определило, что мы стараемся исповедоваться перед Святым Причастием. Но если это время (как раз мы сейчас входим в него) Великого поста, Светлой Седмицы, Святок, тогда в эти дни, когда мы причащаемся вообще, те, кто ревнует о частом причащении (это полезно, добро, правильно), например, Великим постом могут причаститься в Великий Чистый четверг, в Страстную субботу и на саму Пасху, и это правильно, если есть такая возможность. Но исповедовались они один раз, потому что нет возможности потом целый храм…

– Накануне Чистого четверга, да?

– Конечно, и потом, не без исповеди, а, как мы говорим, с прежней исповедью – причаститься несколько раз. Или после праздника Рождества Христова, если у кого-то есть желание, он может с той исповедью, которая была перед Рождеством, причаститься несколько раз. Это в виде исключения. А так мы стараемся перед каждым Причастием исповедоваться, потому что можно в конце концов дойти… Если говорить о том, что эти таинства разные, и поэтому, по нашему разумению, не обязательно перед каждым Причастием исповедоваться, тогда можно дойти до такой практики, которая есть у греков, когда они исповедуются раз в год или раз в полгода. Конечно, о внутренней жизни очень много вопросов. На этот вопрос, я думаю, мы ответили. Но…

– Извините, перебью. Телезрительница здесь пишет, что ходит, исповедуется, не имея в виду причаститься. Насколько эта практика верна?

– Здесь тоже крайности. Допустимо, если это в будни, если это в субботу утром, когда не так много народу. Но когда ты в воскресный день, или на всенощной, или в другие дни идешь, пытаешься исповедоваться, имея в виду образ монастырской жизни (именно там была частая исповедь, откровение помыслов старцам), тогда здесь немножко перебор. Почему? Потому что Москва сейчас большая. Даже не только Москва. Нехватка храмов. Например, в Москве храмы многоклирные (то есть много священников), много народу. У нас, например, и на подворье, и в Покровском храме…

– Да, очень много в воскресный день, полный храм…

– По две литургии. А если это не Москва, другой какой-то город или село, так там один священник. И как он может успевать всех исповедовать? Если будет такой перегруз, конечно, скоро от батюшки ничего не останется. Поэтому не надо этим злоупотреблять. Ты готовишься причащаться – иди поисповедуйся. Если вдруг что-то чрезвычайное – есть будни.

– Да, какая-то ситуация бывает…

– Чтобы не создавать помех…

– В конце концов, есть храмы в центре, в которых очень мало людей. Иногда приходишь в храм (я же снимаю), а там два-три человека стоят. Там, мне кажется, батюшка даже рад будет, если человек приедет…

– Конечно, и так бывает, да. Одни унывают от переизбытка, другие – от недостатка.

– Да, причем очень хорошие храмы, старинные. Но это центр Москвы, понятно, что там…

– Поэтому мы должны поступать, думая о других людях. Не только эгоистично. Я для себя усвоил один положительный момент греческой практики. У нас была одна прихожанка, девушка. Кстати, удивительно: она преподавала в Военной академии, ей было лет тридцать пять, и она была уже подполковником. Она уже пять лет живет в греческом монастыре в Центральной Греции. Мы с ней в очень хороших отношениях, дружим. Она приехала недавно в Москву выправить документы и рассказала потрясающую практику о пользе духовничества, которое есть в Греции.

Каждый духовник выделяет время – раз в три месяца, раз в полгода, а то и раз в год, – когда он беседует специально только с одной семьей по отдельности, по расписанию, по кругу, по списку. Там уже нет двух-трехминутной исповеди. Пусть будет уделено какое-то время – час, два, три, – но это может быть направлением на всю жизнь и на этот отрезок времени. Отчет о том, что было, какие книги, какие отношения в семье, какое молитвенное правило, какие проблемы с детьми, с воспитанием, круг книг – простых, светских, духовных, круг телепередач, время с компьютером. То есть полное вникание в жизнь семьи.

Я подумал: этот момент положительный. Если меня батюшки слышат, обязательно надо взять на заметку. Исповедь исповедью, порой годами одни и те же люди, кого-то мы знаем. Когда имеем возможность внебогослужебного общения, то людей мы знаем достаточно хорошо. Но не всех, потому что нет этой практики приема в будни; какое-то расписание, какое-то время людям уделить… Я думаю, что этот момент очень положительный.

И девушка подчеркивает, что такая глубокая исповедь, вникание в жизнь, в направление семь, – удерживает греков на очень высоком благочестивом уровне. Такая работа духовников. Мало того, если уж они духовники, то, конечно, осененные свыше. Их, может быть, не так много, но это уже духоносные старцы. Это тоже такая особенность, положительные моменты, которые нам, приходским священникам, надо бы перенять. А мирян… Опять же, все действует и живет в симфонии.

А вы, миряне, тоже просите батюшек встретиться в будни, вне службы. Даже там, где одноштатные приходы, служат в основном в субботу-воскресенье. А в будни-то священники свободны. Поэтому вне богослужения, когда нет ни всенощной, ни литургии, можно встретиться с одним-двумя прихожанами за один день – глядишь, за месяц с каждым из своего прихода (даже если там сто человек) можно лично встретиться и поговорить. Я думаю, постепенно к этому можно стремиться, тогда будет очень большая польза в духовной жизни. И не надо потом талдычить на исповеди одно и то же, потому что вы спокойно обсудили, священника поняли, приняли. А то иногда во время краткой исповеди батюшку не поняли, не приняли. И священник не объяснил, и люди не смогли воспринять все, что было благословлено. Думаю, так.

– В продолжение разговора о греках. Люди спрашивают (мы ведь теперь часто в Грецию ездим: и отдыхать, и в паломничество), можно ли причащаться…

– Ну, сейчас уже нечасто, сейчас уже кризис.

– Но тем не менее русских в Греции достаточно.

– Потому что нас много.

– Конечно, греки нас любят. Так можно ли там причащаться и исповедоваться – или надо исповедоваться здесь?

– Я не совсем понимаю, почему у греков нельзя причащаться.

– Они же новостильники.

– Это Поместная Церковь, с которой мы имеем евхаристическое общение. Пасху и привязанные к ней праздники – Вознесение, Троицу, – мы празднуем одновременно. Поэтому здесь нет никаких проблем. Тот, кто знает греческий или английский язык – пожалуйста, может поисповедоваться там перед Причастием. Если не знаете, тогда приходскому батюшке скажите: «Вот, я буду в Греции, попадаю на праздники. Благословите причаститься». Хорошо, поисповедовался, батюшка тебя благословил через неделю причаститься там, где ты будешь. Проблем нет никаких.

– А греки причастят, Вы же сказали, что у них практика другая. Они спрашивать не будут.

– Да, спрашивать, исповедовался или нет, не будут. Наоборот, когда они видят в платочке…

– Обрадуются.

– Они сразу поймут, что это из России, потому что в Греции и Сербии (не знаю, может быть, и в Болгарии, Румынии – не помню) платки не носят, в противоположность мусульманским женщинам, чтобы подчеркнуть: я не мусульманка. Поэтому христианки платки в церкви не носят. Поэтому наши женщины, которые в первый раз попадают в Иерусалим, в Грецию, смущаются: как это так? Даже в Грузии, по-моему, не носят, я был тоже…

– Да?

– Да. Но там, может быть, просто по незнанию.

– В Армении надевают.

– Но опять же… 

– Там надевают.

– Хотя там влияние мусульманства было очень большим. Без конца под Персией, под Ираком, Ираном…

– Там даже замечания делают, когда женщины приходят без головного убора.

– Так вот, не надо этим смущаться. Это, наоборот, демонстрация того, что они христианки. Мы без платка, мы не мусульманки. И причащаться, если будет рядом какой-то храм… Особенно, например, в воскресный день. Совпало все – пожалуйста, без проблем, это будет даже полезно для души. Тем более если это паломничество в какой-то монастырь, к какой-то святыне, вы принимали участие в богослужении: во всенощной, в литургии… Я думаю, как раз отдых будет сочетаться с духовной пользой.

– Интересный вопрос: практикуется ли сейчас монашество в миру? Мы знаем, что было такое понятие в советские годы. Московский Высоко-Петровский монастырь как раз был таким «лидером». Именно в этом монастыре…

– И Даниловском.

– И в Даниловском складывалась такая традиция, даже такое понятие было – монахи в миру. Очень много было женщин.

– Общины такие были.

– Да, были целые общины. Сейчас?…

– Кстати, оптинский старец Амвросий Балабановский тоже имел практику постригов в миру. Сейчас, когда все легализовано… Чтобы не получилось как в том анекдоте. Партизан в какую-то деревню заходит и спрашивает: «Немцы в деревне есть?» Отвечают: «Милок, какие немцы, пятьдесят пятый год на дворе». Он: «А я-то все поезда под откос пускаю!» То есть всему свое время. Сейчас у нас около девятисот монастырей. Я недавно читал исторические документы: в 1914 году у нас было 1025 монастырей.

– Приближаемся к этой цифре.

– Поэтому нет такой необходимости. Мало того, когда люди не прикреплены к какому-то монастырю и не хотят жить в обители, имея такую возможность, это только подчеркивает самость и эгоизм, некоторое прелестное состояние. «Я монашка (чаще всего это женщины), но я ни к какому монастырю не принадлежу». Почему? Потому что сама себе игумения. Своя воля и учит, и мучит, как говорит старец Амвросий. Сначала помучит, потом чему-нибудь научит. Кстати, все святые отцы говорили: тот, кто сам себе советчик, тот сам себе враг. Поэтому обязательно должна быть привязка к монастырю.

Если монастырь благословил тебя уехать по болезни, если вдруг случилось так, что лечение в каком-то городе затянулось, ты поехал, все это усугубилось… Например, у нашего отца наместника началась гангрена. Она продолжалась несколько лет. Хорошо, что была возможность лечиться в монастыре с небольшими выездами. Могло совпасть так (у него или у какого-то другого монаха), что требовалось бы оперативное и длительное наблюдение, внимание, периодические мелкие или большие операции. Вот это понятно. И благословили жить в монастыре по месту пребывания в миру, по месту лечения, с периодическим посещением своего монастыря.

А когда какой-то тайный постриг… Кстати, еще покойный патриарх Алексий тайные постриги не благословлял. Только через благословение архиерея с объяснением, почему именно в миру, а не в каком-то монастыре. Поэтому такая практика сейчас будет неправильная, я думаю.

– От себя хотела бы задать вопрос в связи с тем, о чем Вы говорили. Сегодня в светских средствах массовой информации (мне даже удивительно) очень много пишут, заостряют внимание на том, что сейчас идет некое угасание монашеской жизни, люди не хотят идти в монахи. Что могли бы Вы по этому поводу сказать?

– Во-первых, какое дело светским…

– Но тем не менее обсуждают много.

– Вы знаете, я, так сказать, тесно связан с Валаамским монастырем. Это один из любимейших монастырей. Про Оптину пустынь я не говорю. Но вот Оптина. За двадцать семь лет трудов отца наместника там стало двести монахов, а было сорок. Знаю Валаамский монастырь, который начался с семи братьев, а сейчас там около ста пятидесяти, может быть, под двести. Глядя на эти монастыри, я про угасание не могу сказать. Про лавру (Троице-Сергиева лавра. – Прим. ред). В лавру очередь. А еще я люблю Дивеевский монастырь. Там тоже, наверное, около двухсот сестер. И еще чуть ли не десять-пятнадцать скитов, где тоже маленькие общины, которые отпочковались от Дивеевского монастыря при полном духовном окормлении и подчинении центральному монастырю, но существуют как подворья. Может быть, их еще больше. У лавры то же самое – пятнадцать-двадцать подворий. И там если поставили одного начальника подворья, потом два человека, потом три… Нет, это несправедливо. Просто, может быть, нет какого-то бума, но это несправедливо.

– Спасибо, я как раз хотела, чтобы Вы ответили.

– Я просто реальные живые примеры привожу. А патриархийная статистика тоже наверняка есть.

– Вопрос, я бы сказала, забавный: «Почему женщин пускают в монастыри?» Наверное, имеется в виду – мужские. Мы знаем, что были строгие монастыри в свое время, например, Иосифо-Волоцкий, Боровский (Свято-Пафнутьев Боровский монастырь. – Прим. ред.), туда женщин не всегда пускали.

– Я не читал, чтобы, кроме Афона, в какой-то монастырь не пускали бы у нас, в России. Мало того…

– Вот Иосифо-Волоцкий не пускал.

– Ну, я об этом не знаю. В Оптиной пустыни был скит. В скит женщин не пускали.

– Да, в скит не пускают.

– Но на день памяти, на престольный праздник Собора Иоанна Предтечи 2 и 8 января, на день памяти основателей скита старцев Льва и Макария пускали. И еще какие-то были дни. То есть это было ради уединения, но не ради пренебрежения к женщинам вообще. Есть поговорка: женщина – сосуд зла. Но такого отношения не было, потому что у нас Церковь на 90 процентов состоит из женщин. Может быть, преувеличение, но, во всяком случае…

– Доля правды есть, безусловно.

– Вообще это не проблема. Единственное, на чем настаивал приснопамятный отец наместник архимандрит Венедикт (в Оптиной пустыни я был не раз, слышал эти беседы, призывы, огненные проповеди, как у пророка Илии), так это на том, что было такое выражение – «голье». Общее название женщин, которые оголились. Почему? Подражание духу времени.

Прозрачная одежда, вырезы, просвечивающие юбки – летом. Многие скажут: такой текстиль, сейчас ничего нормального не купишь. Но надо же подумать, куда ты едешь. Главное – не навреди. Тебя с любовью принимают, тебе оказывают внимание, ты на исповеди, на трапезе, в монастыре среди братьев. Здесь толкучка, «терка», надо же об этом подумать. Вот кто не думает, те как раз дают повод…

– …задавать такие вопросы.

– К таким разговорам. Поэтому женщина-христианка вообще должна за этим следить, а не только в монастырях. Мода модой, но мы должны знать меру. Кстати, один из французских модельеров сказал: сейчас задача модельеров – женщину не одеть, а раздеть. Посмотрите на безумные красные дорожки. Хотят эпатировать, друг друга удивить, кто изощренней разденется. Или вообще в просвечивающем платье… Это что? Это формирование элитой образа мысли, поведения и моды. Поэтому она нас затронула.

– Безусловно.

– Особенно женщины; у нас хорошо хоть брюки да рубашки, а там целая история… Поэтому пример такой брать не надо.

– Да, мы с Вами об этом говорили, у нас и программа была по поводу одежды. Но справедливости ради…

– …еще раз: одеваться.

– К мужчинам давайте обратимся: ну не надо ходить в шортах и в этих майках, брюках, которые распускаются…

– Да, да.

– Мужчина вообще должен быть…

– Брюки какие-то укороченные стали в пояснице.

– Я об этом и говорю.

– И потом, приходят не в шортах (я не знаю, как они называются), а в чем-то чуть ниже колен, мол, это такие укороченные брюки. Я говорю: да нет, это просто, по-моему, большие трусы. Вы совершенно правы.

– Давайте все-таки шлепанцы оставим за дверью храма и будем приходить в хорошей обуви.

– На Афоне даже летом есть дресс-код – только в носках. В кедах, кроссовках, шлепках, сандалиях – в чем угодно, но в носках. Потому что начнется с этого, а потом пойдут шорты, укороченные брюки, и пошло-поехало. Вопрос этот очень важный. Кстати, и вопрос, связанный с поклонами. То же самое, когда битком набит храм. Мужчина в коротких джинсах, потом все наружу, женщина в позе страуса… 

– Некрасиво.

– Некрасиво, да.

– Это смущает людей. Вместо того чтобы молиться, они отвлекаются, мы все живые люди.

– Пусть наши телезрители не думают, что мы против моды, против красоты, – нет. И женщины, и мужчины должны в храм идти как на праздник.

– Да, мы с Вами об этом говорили.

– Воскресенье – это праздник. Я в нашем храме все время говорю: что вы в джинсах, майках? Вы что, с дачи, что ли, приехали, в храм забежали?

– Справедливо.

– Конечно, и белые платочки. Вот в праздники – Рождество, Крещение – кто в чем. Черно-белые, серые… Я вспоминаю свою молодость – весь храм белый, священники в белом, женщины в белом, мужчины в белых рубашках, в церковь – как на праздник. Потому что это для нас на самом деле праздник.

– Спасибо Вам огромное! Мы, увы, завершаем нашу программу, но очень оптимистично. Не на все вопросы мы ответили, я даже записала некоторые, которые не хотела Вам задавать, но Вы сказали: давайте все-таки отвечать. В следующий раз продолжим, благодарим наших зрителей, что они смотрят нашу программу. Спасибо Вам.

– До новых встреч.

Ведущая и автор Любовь Акелина

Записала Маргарита Попова