Таинства Церкви. Ответы на вопросы

Беседа с архимандритом Мелхиседеком (Артюхиным).

– Мы продолжаем отвечать на вопросы телезрителей, и обращений все больше и больше. Прежде всего, я хотела бы передать глубокие соболезнования от имени наших зрителей в связи с кончиной наместника нашей легендарной Оптиной пустыни (архимандрита Венедикта (Пенькова). – Прим. ред.), и даже есть вопросы в связи с этим. Зрители спрашивают, как молиться о его упокоении. Есть ли какие-то особенные молитвы, которые читают, когда оканчивает свою земную жизнь наместник такого знаменитого монастыря?

– Сразу хотел бы сказать об этом взгляде на жизнь и смерть. Вы сейчас сказали то, что принято говорить в такие минуты, дни, поминальные моменты, тем более в этот вторник было только девять дней после кончины архимандрита, и Царство ему Небесное. Но когда говорят «соболезнуем» и «скорбим» – это такой светский взгляд на жизнь. Архимандрит уже дома, а мы еще в пути. Он уже разрешился от уз земной жизни и, как говорит Василий Великий, перешел от худшего к лучшему, от временного к вечному, от печального к сладостнейшему. То есть мы на это надеемся, потому что жизнь усопшего была праведной: 27 лет отдано только Оптиной пустыни, 50 лет в монашестве; и потому это кончина праведника.

И когда люди говорят о смерти: «Вот, кто-то умер...», я иногда поправляю: «Не умер, а родился в вечность». Какая она будет? За это мы переживаем, за наших родных и близких. А про то, что они уже на небе, мы же не говорим: «Ну, жил бы сто лет, сто десять, девяносто...» Дело в том, что вся жизнь в руках Божиих. Вот пришел час – ведь не могло быть ошибки, не могло быть не вовремя, если, конечно, человек сам не уходит из этой жизни. А так времена и сроки в руках Божиих.

Кстати, у нас на подворье есть замечательная фреска «Души праведных в руке Божией», где изображена большая рука и в ней души праведников. Так вдохновляет, что мы все взвешены и все в руках Божиих. Поэтому и об отце наместнике сейчас молится братия, которая потеряла отца, наставника, духовника, наместника, бывшего не просто администратором, руководителем, а, самое ценное, особенно в последние годы его жизни, что он уже был как отец. Первые годы жизни в обители надо было очень многое наладить в административном, хозяйственном, экономическом плане, и почти параллельно шло созидание братства, созидание внутреннего человека. Скольким он дал жизнь в монашестве, сделав братию дьяконами, священниками, монахами... Это, конечно, дорогого стоит – взять и воспитать.

Вот у нас есть обители (не буду их называть), в которых через 20 лет, как было сорок человек, так и осталось, как было пятьдесят человек, так и осталось. Когда наместник пришел в Оптину, там было сорок человек, потом люди появлялись, уходили, и сейчас там уже двести человек. Вот так надо было воспитать, подвести, помочь созреть – это, конечно, дорогого стоит. Потому что главная ценность обители – это не только стены, храмы, мощи святых. Если там не будет наполнения, ведь дерево познается по плоду... Потому что больше всего в своей жизни люди ищут примеры, ответы на вопросы, образец, ищут, по какому пути идти.

Вспоминаются слова Федора Михайловича Достоевского, он говорит: обязательно русский человек будет искать святого и святыню и скажет: у меня неправда, у меня грех, у меня несправедливость, у меня злоба, у меня неустройство, но должно же быть где-то святое, непорочное и чистое, возжаждет этого поиска, а когда найдет – возьмет и поклонится праведнику и святыне, потому что этот ориентир дает жизнь. У меня все не так, но есть где-то, где все так.

Я вспоминаю, когда я первый раз переступил порог Псково-Печерского монастыря, мне было семнадцать лет (это были ноябрьские праздники, 1979 год, выходные дни), и тогда я пробыл на службе четыре с половиной часа, ничего вообще не понимая. Но когда я видел, как ходят монахи, у меня возникла такая мысль: вот у этих черных все по-настоящему, вот они настоящие. Это общее впечатление: их образ, беседа, общение – что-то невероятное, не мирское, это не мы. Даже одно только воззрение... Я ни с кем не разговаривал, ни у кого не исповедовался, но я простоял на всенощной, у меня, мирянина, сложился такой помысел, что где-то по-настоящему служат Богу, где-то по-настоящему, всецело любят Бога.

И еще у Достоевского есть потрясающие слова на эту же тему: ничему так не радуется русский человек, как падению праведника, потому что говорит: «А, если такие столпы падают, то что же с нас, простых людишек, спрашивать» – и этим оправдывают свой грех.

– Да, некое самооправдание.

– Вот как страшно: человек ищет не того, как бы подтянуться к праведнику, а, увидев падение, оправдывает свою непутевую, дурную жизнь.

– Наши телезрители пишут: ушел отец Наум, ушел отец Кирилл, ушел отец Венедикт – уходит эпоха. Они в таком недоумении: если уходит эпоха, что же сейчас? Будет ли следующая эпоха, есть ли праведники сейчас? Есть ли сейчас старцы? Остались ли они? Куда вообще бежать? К кому? Вы совершенно правы, Вы привели слова Достоевского, что люди ездили не просто в святые места, а именно к святым.

– Я имел счастье быть знакомым со всеми: с отцом Кириллом, с отцом Наумом. Это, конечно, «академики» духа, но остались «профессора», «кандидаты», хорошие «старшие научные сотрудники», хорошие «врачи». Но и «профессора» тоже справляются со своей работой, и «академики» становятся таковыми не сразу. И поэтому, я думаю, что, кроме таких столпов духа, потихоньку Господь явит других людей, и самое главное, что это будет по нашему уровню. Нужны ли они нам и ищем ли мы таких особенностей духовной жизни, такой тонкости духовной жизни, такого следования за Христом? Нужен ли нам сейчас десятый класс, если мы еще из третьего, четвертого не вышли? То есть отцы будут по нашей мере, я думаю так.

Кстати, отец Валериан Кречетов (тоже сейчас столп православия) был на отпевании, и об отце Венедикте, наместнике Оптиной пустыни, он сказал: «Светильники горят ярко и сгорают быстро, а головешки тлеют», – и показал на себя. Он такой же светильник. Кстати, когда мы готовились к передаче, мы разбирали один из вопросов: «Как бороться с гордостью?» Вот человек, который был духовником всей Московской епархии и о себе говорит: «Тлеющая головешка».

– Причем говорит искренне, не рисуясь.

– Он это просто сказал человеку в личной беседе. Дело в том, что это искреннее видение самого себя изнутри. Кажется, авву Дорофея спросили: «Это вообще реально или нет? Как бороться с гордостью и видеть свои грехи?» Он говорит: «Чем больше человек видит, тем больше смиряется». Спрашивают: «А как это?» «Смотри, – говорит, – как дерево: когда оно растет ввысь, оно без плодов, но плодами ветки пригибаются к земле». Так вот, чем больше у человека плодов духовной жизни, тем больше он приписывает все Богу и не кичится, потому что знает, что все от Бога.

Кстати, в современной обители осталось не так много артефактов от старой Оптиной пустыни. Так получилось, что напрочь все было уничтожено, не осталось почти ни одной иконы, не осталось облачений, утвари. Немного книг сохранилось по библиотекам – несколько тысяч, а было около сорока тысяч. Но что-то и осталось. И в нашем небольшом музее осталась солонка от прежних братьев скита, которые занимались токарным делом, потому что молитва в устах, а дело в руках. Молитва и труд – два весла монашеской жизни. Кстати, на этом настаивал и отец наместник: молитва и труд, труд и молитва, то есть без конца.

– То есть «молитва и труд все перетрут», перефразируя знаменитую поговорку «терпение и труд все перетрут».

– И это то же самое. И вот на крышке солонки такая надпись: «Есть смирение – все есть, нет смирения – ничего нет». И остался медный крест 1856–1857 годов, когда за Севастопольскую войну награждалось священство, которое принимало участие или непосредственно, как военное духовенство, или молитвенно, миротворчески. На обратной стороне креста была надпись: «Не нам, Господи, не нам». Это начальные слова стиха из псалма: «Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему даждь славу». Народ раньше был настолько образованным религиозно, что было достаточно даже начала слов «не нам, Господи, не нам» на обратной стороне креста. Когда человек живет с этим духом: все плохое – от меня, все хорошее – от Бога, тогда это и будет помогать бороться с гордостью.

Как поминать наместника? Есть масса всяких способов. В записках – раз. В утренних и вечерних молитвах, когда мы читаем: «Упокой, Господи, душу усопшего раба Твоего (уже персонально и конкретно, хотя бы первые сорок дней) архимандрита Венедикта». На Афоне есть такая замечательная традиция, она потом перешла и в русские монастыри: за почившего игумена или даже за собрата первые сорок дней читают сто Иисусовых молитв, то есть проходят одну четку: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас грешных» – и подразумевается усопший брат. Если мы не можем сто, хотя бы двадцать-тридцать Иисусовых молитв, их можно читать при любых обстоятельствах. А у кого есть усердие и желание, тот еще по усопшим читает кафизмы. Кто-то может целую кафизму, а кто-то с закладкой по одной «Славе» читать. Здесь это все – мера усердия, памяти, любви, а мера бывает разная.

Интересно сказал святой Силуан Афонский: «Любить Бога никакие дела не мешают» – и молиться друг за друга тоже. Если ты любишь, ты найдешь время и для полной молитвы, и для кратенькой, и для еще более полной – это все мера любви. Я думаю, что человек посеет, то и пожнет. Как ты молишься о других, так будут молиться и о тебе, когда ты будешь нуждаться в молитвах, а сам молиться уже не сможешь, потому что будешь на небе. А там уже все будет зависеть от того, как была прожита наша жизнь.

Вспоминается одна легенда. В Альпах построили канатную дорогу. Как вы знаете, раньше к этому относились чрезвычайно ответственно. Когда первый поезд проходил по мосту, под ним стоял инженер, который строил мост. Архитектор, главный конструктор, главный инженер, бригадир – все начальство тоже там стояло. Туда надо было еще бухгалтера ставить. (Смеется.) Первое испытание они проходили сами. Так вот, в вагончике, который поднимается наверх, едет корреспондент. Поднимаются все выше и выше, и он спрашивает у инженера: «А что будет, если канат вдруг оборвется?» Потому что висит только на одном канате. И тот корреспонденту говорит: «Вы знаете, у нас есть два троса». «А если и они оборвутся?» – «Если они оборвутся, тогда, сэр, все будет зависеть от того, как вы до этого прожили свою жизнь».

– Да, мудрый инженер.

– Мы, люди религиозные, понимаем, что ты окажешься на небе, а там уже – по твоей жизни... Отец наместник на небе, вот и мы сейчас будем молиться о нем и поминать с любовью и, самое главное, с благодарной памятью. Потому что построены и Казанский собор, и Владимирский, и часовня об убиенных наших братиях, и Преображенский собор, и храм во имя всех святых на кладбище, и храм преподобного Илариона, и Предтеченский храм, и храм в скиту, и храм Льва Катанского (тоже в скиту).

– Очень много.

– Это только внешние дела. Но самое ценное в его духовных чадах – так и семейный человек ценится в своих детях, то есть его продолжение в его потомстве. И люди гордятся своими детьми, их количеством. Кстати, на Востоке это первый вопрос: сколько у тебя детей? Если у тебя детей много или больше среднего, ты уже состоявшийся человек. Пусть без состояния, но ты состоявшийся человек, потому что ты дал жизнь. Кстати, есть одна мудрая пословица, что дети – это не роскошь, это средство передвижения в старости. Чем больше таких средств, тем гарантированнее твоя старость. Поэтому нам бы тоже всем об этом задуматься. Наместник оставил после себя много духовных детей.

– Вы упомянули об Оптинских мучениках, убиенных монахах, и есть вопрос, который я не могу не задать. Пишут о том, что пример монахов многим помог, даже удержал от неких просто ужасных поступков, например от самоубийства. И конечно, люди спрашивают, когда же будет их прославление. Это естественный вопрос.

– Да, и просили, могут ли принять в этом какое-то участие. Те, кто смотрит нашу передачу, пусть сделают так: на почту или на мою страницу в соцсетях присылайте рассказы о своих случаях помощи, о том, как вы соприкоснулись с братией, свои воспоминания, а мы потихоньку будем это все накапливать для того, чтобы потом систематизировать и вынести в какой-то достойный материал. Потому что, на самом деле, всякое прославление начинается снизу, от простого народа. И поэтому тем, кто реально соприкоснулся с молитвенной помощью, поддержкой, наставлением, назиданием и примером, об этом надо говорить.

Кстати, в Писании есть такие слова: «Тайну царя хранить похвально, а дела Божии возвещать достодолжно». О чудесах Божиих, о помощи Божией надо рассказывать для того, чтобы хвалить Бога и Его святых угодников.

– Есть вопрос такой... Наверное, простим человеческое любопытство. Что с посохом, который Вы подарили наместнику?

– Он сейчас в мемориальной комнате (которая, наверное, после наместника так и останется), то есть среди богослужебных вещей, принадлежностей. Потому что посохов, как у игумена, у отца Венедикта было несколько. А уникальность этого была в том, что на какую-то круглую дату (наверное, на юбилей) братия подарила посох, где были вырезаны из кости все Оптинские старцы, такая миниатюрная работа. И смысл в том, что все старцы – с наместником, что на посохе были все четырнадцать прославленных Оптинских старцев. Это дорогая работа с художественной, ювелирной точки зрения и, самое главное, богословской; и в плане иконографии она продуманная и со смыслом. Конечно, этот посох уникальный; я думаю, что он перейдет потом к следующему наместнику, будет принимать участие в богослужебной жизни монастыря как посох игумена.

– Мы сегодня говорим об отце наместнике...

– 22 января, если кто не знает, на 78-м году жизни почил наместник Оптиной пустыни.

– Я хотела попросить Вас сказать, как некий итог, несколько слов о том, почему Оптина пустынь играла такую колоссальную роль в жизни людей XIX века, в том числе многих знаменитостей из мира искусства, мира литературы. Почему, когда мы упоминаем Оптину, мы говорим, что это уникальное явление, особенно для XIX века?

– Это, конечно же, ее старцы, преемственная плеяда, созвездие. Простой пример. У Серафима Саровского не осталось учеников, в Оптиной пустыни старцы Лев и Макарий оставили после себя Амвросия, Амвросий – Иосифа, Иосиф – Варсонофия, и были еще старцы Нектарий, Илларион, Анатолий, то есть это было целое созвездие. И получалось, что эта мудрость только созревала и созревала, потому что, вобрав в себя опыт предыдущих старцев, следующие старцы этот опыт приумножали. И вот эта оптинская духоносность, оптинская мудрость, оптинское просвещение, видение проблем человеческой жизни, и самое главное – внутренний пример, осознание всех сторон жизни людей из-за того, что монахи слышали, как общались их старцы, – это все было впитано. И я думаю, что этой преемственностью, этим созвездием, когда свечка зажигалась от свечки – и, может быть, маленькая свеча зажигала большую, – этот свет был вобран в себя.

Интересно, что один из посетителей Оптиной пустыни, один из писателей, по-моему, даже Павел Флоренский, сказал: «Не отбивайтесь от Оптиной пустыни. Скольких она сделала и скольких она еще сделает небожителями». Он говорил, что Оптина пустынь – санаторий для многих израненных душ. Он говорил: обязательно когда-нибудь посетите ее, не пройдите мимо могил старцев, почивающих в Оптиной пустыни. Тогда, в начале XX века, это были еще могилы, а теперь это целая плеяда, целое созвездие: четырнадцать старцев, около пятнадцати новомучеников, прославленных в последнее время. Это всего 250 километров от Москвы (до Дивеева 600 километров). Нас не только столица смотрит, но и весь мир, просто в Москву съезжаются.

Поэтому, заканчивая передачу, помолимся об отце наместнике, пожелаем, чтобы молились о нем. И что интересно, одно из самых ярких его наставлений: «Читайте Священное Писание, запоминайте для того, чтобы его исполнять». Он настаивал, чтобы братья учили Евангелие для того, чтобы его исполнять. Я думаю, что если мы воспримем для себя хотя бы только этот завет, то это будет уже много в нашей жизни. И Царствие Небесное архимандриту Венедикту!

Автор и ведущая программы Любовь Акелина

Записала Елена Кузоро