Союз онлайн: Есть что сказать

О равноапостольном князе Владимире - историк Владимир Ларионов. Ведущая: Светлана Ладина.

– Доброго дня всем, уважаемые зрители! В эфире программа «Есть что сказать». У нас в гостях Владимир Евгеньевич Ларионов историк-публицист.

Владимир Евгеньевич, добрый день!

– Добрый день!

– Вашим небесным покровителем является человек, чье преставление нынче масштабно отмечается всей Русской Православной Церковью, – креститель Руси равноапостольный князь Владимир. Скажите, пожалуйста, а Вы помните, когда Вы как человек и как христианин, познакомились с этой личностью?

– Впервые я познакомился с ним в детстве, любому маленькому человеку интересно узнать у родителей, почему они выбрали ему то или иное имя. Мои родители выбрали мне имя в честь двух князей: равноапостольного князя Владимира Святославича и князя Владимира Всеволодовича Мономаха. Моему отцу очень нравились два этих князя и он назвал меня в честь них.

– То есть Вы из верующей семьи?

– Не могу так сказать, потому что моя семья не была воцерковленной: отец офицер, мать работала в научно-исследовательском военном институте, то есть люди были при погонах, но бабушки были верующими. Та бабушка, которая меня воспитывала, не воспитывала во мне атеиста, но в церковь за руку не водили, и крестился я уже в позднем возрасте.

– В каком изложении Вы узнали о жизни князя Владимира, ведь есть период жизни до его крещения, наполненный страшными вещами, и есть период после крещения, совершенно противоположный. И на тот, и на другой можно посмотреть по-разному. Как говорил Льюис: «То, что ты увидишь, зависит от того, что ты за человек и откуда ты смотришь». И поэтому разные люди по-разному смотрят на князя Владимира.

– В этом плане мне повезло, с князем Владимиром я познакомился, наверное, наиболее традиционным для русского человека способом: через былины, которые мне читала бабушка. А былинный образ князя Владимира – это такой синтез, образ, созданный на границе мифологии и истории, образ синтетический, в котором все эти противоречия, в общем-то, примирены, сглажены. Ну а уж детское сознание их вообще не чувствует.

– А мне казалось, что в былинах, особенно, где про Илью Муромца, там образ князя не очень благовидный, или я что-то путаю?

– Я этого не ощущал, скорее, наоборот, по былинам князь Владимир воспринимался мной, наверное, таким, каким и должен быть помазанник Божий. Он воспринимался как безусловный центр исторической композиции, вокруг которой происходят события: богатыри сражаются, кочевники делают набеги, а в Киеве сидит такой святой государь, не будь его, и разваливается вся картинка: и Киев, и богатыри, ничего нет. Хотя сам он вроде бы ничего и не делает, такой правящий, но ничего не делающий монарх – в традиционном, можно сказать, восточном понимании.

– Владимир Евгеньевич, когда Вы, будучи уже взрослым человеком и серьезно занимаясь историей, изучали житие князя Владимира, что в первую очередь было предметом Вашего интереса? Как правило, очень часто возникает вопрос о том, все-таки Русь крестили силой? То есть, в ответ на призыв князя не было людского порыва, а все-таки согнали, практически шантаж: «Кто мне друг, приходи на Днепр крестится». И попробуй сказать, что ты ему не друг, что тогда будет, какие последствия?

– Видите ли, в чем дело, когда личность князя Владимира стала интересна мне как человеку взрослому, я, будучи школьником, изучал ее по Несторовой летописи. Меня как мальчика, конечно, заинтересовали воинские подвиги как его отца, так и самого князя Владимира, и поэтому я воспринимал его сначала через призму воителя, и воителя достаточно успешного, отважного, хотя и попадавшего и в критические ситуации, когда ему пришлось прятаться от печенегов и молиться Божией Матери о спасении. Но тем не менее человека, абсолютно отважного. Для меня это был первый факт.

И второй момент – по поводу насильственности крещения. В детском возрасте я вообще не воспринял этот факт как насильственный, а уже во взрослом возрасте, конечно, внимательно ознакомился с этим вопросом. И предлагаю всем ознакомиться: это очень легко сделать, достаточно открыть доступную всем летопись Нестора, который писал ее, опираясь на свидетельства очевидцев, людей, которые еще помнили крещение. Ян Вышатич, умерший при Несторе, – это живой очевидец крещения. Там есть такой любопытный момент, когда перед крещением Владимир собирает старшую дружину, т.е. бояр, и младшую, городских старцев, в общем, все население и происходит первый, по сути дела, земский собор, на котором он спрашивает мнение земли. Земля говорит: «Да, крестимся!» Владимир спрашивает: «Где крестимся?» – «Где тебе угодно», – отвечает земля. Иными словами, санкция получена. О каком насильственном крещении, могла идти речь? Его, в принципе, быть не могло. Люди, которые пытаются экстраполировать современную ситуацию с давлением на человека средствами массовой информации и каких-то политических институтов, переносят ее в X век. Там не было таких институтов, человек был достаточно свободный. Если у тебя было желание отправлять языческие культы, ты мог это делать, свидетельством чему является знаменитое языческое капище Богит, рядом с которым было обнаружен столь же знаменитый четырехгранный збручский идол, который сейчас находится в Польше, а копии в стоят в наших музеях. Так вот это капище существовало до татарского нашествия, причем, судя по всему, там даже умудрялись совершать человеческие жертвоприношения, в том числе и детей.

– Может быть, оно как-то подпольно существовало?

– Конечно, я не думаю, что оно существовало официально и являлось официальным культом, и существовало оно наверняка подпольно, но тем не менее оно свидетельствует о том, что свобода выбора у людей была. И тем удивительнее столь быстрая христианизация Руси. Для меня очень важным показателем является христианизация былин, которые, конечно же, не могли находиться под контролем какой-то официальной власти, корректировавшей создание былинных образов. Это было абсолютно, если и не народное творчество, то творчество широких дружинных слоев. Потом это творчество сохранялось на Русском Севере и не было подцензурным. И тем не менее в былинах, которые несут на себе реалии даже довладимирова времени, мы не найдем следов язычества как религии русского народа. Все былины – это христианское творчество, и это удивительный факт.

– То есть этот элемент не могли вычистить цензоры?

– Его не могли вычистить, не могли контролировать, не могли никаким образом направлять. Это живое свидетельство того, что вера была принята русским народом сознательно и свободно.

– Владимир Евгеньевич, а что в личности князя Владимира больше всего Вас привлекает как обычного человека?

– Наверное, как и многих людей моего возраста, более всего привлекает перемена князя: князь-язычник, у которого триста наложниц в Берестове, множество жен официальных и неофициальных, и резкая перемена в нем после принятия крещения. Я согласен с теми современными авторами, которые совершенно справедливо указывают на князя Владимира как на особый религиозный тип. В советское время его пытались представить неким политическим прагматиком, который делает выбор в пользу христианства для укрепления государственности, государственных институтов и т.п. А перед нами совершенно другой тип человека, тип духовного искателя. За восемь лет до крещения была попытка преобразования религиозно-языческой системы установкой идолов на киевском холме. Через восемь лет крещения это не прагматик, это явно человек, находящийся в духовном поиске, который резко поменял свою жизнь. Яркое свидетельство этому мы видим в его отказе казнить закоренелых преступников, так что даже духовенство обратилось к нему со словами, что меч он носит для того, чтобы меч этот карал нечестивых и был защитой праведным. Это свидетельство летописи четко говорит о полном духовном перевороте человека, и сомневаться в этом можно, только если заведомо преследовать неблаговидную цель.

– Не зря же его нередко сравнивают с апостолом Павлом? Это как перемена из гонителя Савла к первоверховному апостолу, проповеднику христианства.

– Митрополит Иларион в своей проповеди, известной нам как «Слово о законе и благодати», неслучайно сравнивал его с равноапостольным царем Константином. А сравнение с Павлом мне кажется несколько утрированным, потому что мы помним совершенно жуткий сюжет из летописи Нестора об убиении двух варягов-христиан отца Федора и его отрока Иоанна. Наверное, неслучайно выбор Владимиром места для первой каменной христианской церкви на Руси, а именно Десятинной, пал именно на то, где ранее стоял терем этих двух святых, которых владыка Симон (еще домонгольского периода) назвал первыми насельниками русского неба. Совершенно очевидно, что гибель христиан по-особому переживалась Владимиром.

– То есть это был акт покаяния?

– Это было его покаяние, он не был сознательным гонителем именно христианства, этого не было в нем, как, очевидно, и в его предшественниках.

– Ведь убили их потому, что они остались верными Христу, не пошли на жертвоприношение. Это происходило с его ведома?

– Нет, мы же помним что было: по возвращении из успешного похода на ятвягов (балтийское племя, родственное литовцам) волхвы сказали, что непременно нужна человеческая жертва. Судя по всему, сам факт человеческого жертвоприношения в тот момент был фактом эксклюзивным, а не постоянным. И соответственно, жребий бросили, как это делалось и в странах балтийских языческих славян, именно на христиан, христианских отроков. Жребий был брошен волхвами, и мы можем только гадать, каким образом на них мог влиять великий князь, который, в принципе, исполнял функции верховного жреца, как это происходило у многих индоевропейских народов, и совершенно очевидно, что такая функция была и у великих киевских князей до крещения Руси. Каким образом Владимир мог санкционировать или не санкционировать это деяние? Сложно сказать. Факт в том, что после того, как варяги Федор и Иоанн погибли, защищаясь, под обломками сеней, летопись не свидетельствует о принесении человеческих жертв. Таким образом складывается впечатление, что, возможно, сам факт их гибели потряс князя, и человеческое жертвоприношение было отменено. У нас нет фактов о том, что вновь был брошен жребий на кого-то еще из христиан. Очевидно, не был брошен. Я предлагаю задуматься о таких вещах и понять, что все-таки внук святой равноапостольной княгини Ольги, наверное, не мог быть в чистом виде гонителем Савлом.

– Вы затронули тему, которая меня волнует – тему бабушки, которая молится о своем внуке, страдает от того, что он никак не принимает Христа, и все-таки в конце это происходит. Какова роль бабушки?

– Роль бабушки огромна. Княгиня Ольга, действительно, бросила вызов средневековой древнерусской государственной элите, крестившись в Константинополе и вернувшись оттуда крестной дочерью императора. По воззрению византийского времени, в следствие этого она обладала и статусом дочери императора, неся на себе еще харизму царской власти. Сложно сказать, как этот факт был воспринят элитой, хотя мы знаем, что в дружине ее мужа, князя Игоря, уже были христиане, причем, они составляли немалую часть и у них был соборный храм Илии на Подоле, сохранившийся до сих пор. Из летописи мы знаем, что княгиня очень сильно хотела, чтобы ее сын Святослав принял христианство, а он отнекивался, говоря, что дружина посмеется ему. Историки уделяют этому факту мало внимания, однако он этого требует. Из сфрагистики, немногочисленных печатей того времени, известна печать, найденная в Белой Веже, – печать князя Святослава. Любопытно, что на этой печати древний двузубец Рюриковичей увенчан крестом – факт не случайный, то есть мать правителя, христианка участвует в гербовой эмблеме того периода виде креста. Это уже начало христианизации Руси, в этом маленьком крестике на верху двузубца мы можем видеть предвозвестие крещения в Днепре русского народа. Ведь народы не создаются волеизъявлением граждан, голосованием или выдумкой элиты, когда она садится и интеллектуально придумывает новую народность, например украинцы или литвины в Беларуси, которых сейчас тоже активно продвигают. Народы – это замысел Бога, и мы здесь не властны. Замысел о нас воплотился в тот момент, когда наши предки соборно вошли в воду Днепра и вышли оттуда единым русским народом, каковым мы, по сути дела, и остаемся. И чем скорее мы это осознаем, тем скорее на нашей земле прекратятся распри и наконец-то перестанет литься кровь невинных.

 

Ведущая и автор программы: Светлана Ладина
Расшифровка: Людмила Моисеева