Союз онлайн: Есть что сказать

28 августа 2016 г.

Аудио
Скачать .mp3
Гости программы - настоятельница Марфо-Мариинской обители милосердия игумения Елисавета (Позднякова) и директор Елизаветинского детского дома Наталья Юрьевна Кулавина. Ведущая - Светлана Ладина.

(Расшифровка выполнена с минимальным редактированием устной речи)

– Сегодня в екатеринбургской студии телеканала «Союз» мы принимаем гостей из легендарной и любимой многими, даже теми, кто там никогда не бывал, Марфо-Мариинской обители милосердия. Той самой обители, основанной в Москве святой преподобномученицей великой княгиней Елизаветой Федоровной. И знаете, я рискну сказать, что именно эти наши гости олицетворяют собою служение Марфы и Марии.

«Мария», в моем понимании, – это настоятельница обители, игумения Елисавета (Позднякова). А «Марфа» в данной ситуации – это директор Елизаветинского православного детского дома Наталья Кулавина. Но при этом хочу заметить, что такая классификация очень условна, потому что и деятельность Натальи Юрьевны совершенно невозможна без сидения у ног Христа, без крепкой молитвы, без связи с Богом. И служение матушки игуменьи подразумевает, наверное, не только молитву, но и разного рода деятельность: хозяйственную, социальную, организационную и так далее и тому подобное.

Матушка Елисавета, расскажите, пожалуйста, как строится жизнь в Марфо-Мариинской обители милосердия? Как сочетаются монашеское служение и социальная работа?

Игумения Елисавета (Позднякова), настоятельница Марфо-Мариинской обители милосердия:

– Когда Елизавета Федоровна создавала свою обитель, она как раз задавалась целью сочетать в этой обители два служения Христу: служение деятельное и служение созерцательное. Это довольно глубокий вопрос, о нем можно говорить отдельно. Но в итоге Елизавета Федоровна пришла к тому, что смешать эти два служения, наверное, очень сложно, а может быть, и невозможно. И она остановилась на такой форме: она хотела, чтобы сестры, приходящие в Марфо-Мариинскую обитель, сначала трудились как сестры милосердия. Естественно, при этом они жили монашеским уставом, они вместе трудились, вместе молились, у них были общие трапезы, то есть они жили по общежительному монашескому уставу. Но после того как сестры, уже довольно потрудившиеся, скажем, уставали от этой работы и подходил их возраст, они должны были принимать монашество. То есть монашество и служение милосердия все равно были разнесены в понимании великой княгини.

Также и сегодня в нашей обители осуществляется социальное служение и параллельно с ним проходит монашеская жизнь. То есть в обители живут сестры, они делятся на два разряда: монашествующие сестры и сестры милосердия. Монашествующие живут монашеским уставом, а сестры милосердия участвуют также в социальных проектах. И помимо сестер милосердия есть различные социальные начинания, в которых трудятся уже просто приглашенные сотрудники. Поэтому сегодня жизнь обители разделяется на два таких направления: жизнь монашеская и социальное служение.

– Матушка, но ведь наверняка не получается четким образом разделить жизнь сестер монашествующих и жизнь сестер, несущих социальное служение? Наверняка все равно они переплетаются и все друг другу помогают…

– У нас и нет задачи – полностью их разделить. И получается так, что сестры милосердия и монашествующие сестры, в принципе, живут по одному и тому же уставу. Есть какие-то изменения, послабления у сестер милосердия, но не больше. Допустим, на утреннее правило они приходят чуть-чуть попозже, могут уехать в отпуск, на вечернее правило тоже приходят чуть попозже, чем монашествующие сестры. То есть у них есть некоторые послабления, но в основном они живут с монашествующими сестрами одной жизнью. И более того, эти сестры также стремятся к монашеству. И служение милосердия – это как первая ступенечка в их дальнейшем служении.

– Я прочитала, что у вас есть градация среди сестер милосердия и как бы первая ступень – это сестры-помощницы. То есть получается, это люди семейные, которые приходят именно оказывать какую-то помощь?

– Да, сестры-помощницы – это женщины-мирянки, которые живут в своих домах со своими семьями. Есть несколько правил, по которым мы их отбираем. Одно из них – отсутствие детей младше 18 лет. Другое правило – это благословение, согласие супруга. И эти женщины в силу разных обстоятельств сегодня не готовы и не могут оставить мир, оставить свои занятия и полностью прийти в монастырь или полностью как-то отдаться служению милосердия, но желание такое у них есть. Стремление жить жизнью более сосредоточенной, жизнью более церковной и служить ближним у них есть. И вот такие женщины приходят к нам в сестричество. Официально по положению «О сестрах милосердия» они называются сестрами-помощницами, а мы их называем просто сестричеством, сестры сестричества.

– А есть еще испытуемые и крестовые. Это все сестры милосердия?

– Да.

– Об этой градации расскажите, пожалуйста.

– Если сестра имеет желание на какое-то время выйти из мира для того, чтобы послужить ближним, но еще пока не знает, готова ли она впоследствии принять монашество, и хочет себя таким образом испытать, то она поступает в разряд сестер испытуемых. Она живет в обители, выполняет все послушания как сестра милосердия, и мы на нее смотрим. Через определенное время, если все хорошо, если к ней нет вопросов, по чину, разработанному великой княгиней Елизаветой Федоровной, утвержденному Святейшим Синодом, она посвящается в сестры милосердия, так называемые крестовые сестры милосердия. Сейчас наши крестовые сестры не носят наперсных крестов, как это было при Елизавете Федоровне, но им в руку дается крест как при монашеском пострижении. Поэтому они называются крестовыми.

– Матушка, а бывает так, что человек попробовал и сам для себя понял, что это не его: «Сестрой-помощницей смогу быть, а вот дальше – это уже не моя мера»?

– Бывает такое. И мне кажется, это как раз один из важнейших плодов этого начинания. Потому что большая беда, когда сестра приходит в монастырь и уже в постриге понимает, что это не ее. Это большая, страшная беда. Поэтому чем дольше будет испытание сестры, чем быстрее она поймет, что это не ее, тем лучше. И если впоследствии она останется церковным человеком и будет до конца своих дней сестрой-помощницей, это намного лучше, чем, придя в монастырь, она потом изменит своему обещанию.

– То есть этот возврат со второй ступеньки, скажем так, на первую не воспринимается как нечто неправильное со стороны сестры, что она не понесла подвига, как-то себя пожалела…

– Вообще из разряда сестер милосердия возврат не воспринимается как-то критически, категорически. Наоборот, сестры милосердия имеют полное право выйти из монастыря.

– Бывает право, а бывает общественное мнение. Это бывает, разные вещи.

– Сегодня как раз Марфо-Мариинская обитель предоставляет такую возможность – избежать этого общественного мнения. Потому что когда сестра приходит в монастырь, часто даже на этапе испытания, то есть послушничества, она понимает, что это не ее, и выходит из монастыря. И то самое общественное мнение, во-первых, и ее собственное мнение, то есть она и сама считает, что она изменила Христу, – это ужасно. На самом деле она не изменила Христу, потому что она была на испытании, поняла, что это не ее, и ушла. И вот форма сестер милосердия как раз помогает избежать этой крайности, помогает сестрам правильно воспринимать все происходящее.

– То есть драматизма в этом нет, есть трезвость.

– Никакого драматизма в этом нет.

– Наталья Юрьевна, Елизаветинский детский дом принимает как здоровых ребятишек, так и девочек с синдромом Дауна. Насколько я понимаю, вы ставите целью не только отогреть этих деток любовью, вниманием, добротой и дать им специализированные занятия, в которых они нуждаются, но в приоритете устройство детей в семью. Насколько это удается реализовать?

Наталья Юрьевна Кулавина, директор Елизаветинского детского дома:

– Да, это так, это наша первостепенная задача, основное наше направление. Мы понимаем, что как бы благополучно ребенок ни проживал в детском доме, какой бы прекрасный детский дом ни был, ему нужна семья, ему нужна модель семьи. Он должен быть любим только мамой, единственной мамой, желательно и папой. И понимая это, мы хотим, чтобы каждый наш ребеночек рано или поздно был обязательно в семье. У каждого свое время пребывания у нас в силу каких-то обстоятельств, но мы надеемся, что все наши девочки когда-то будут у себя дома.

– А сколько деток у вас сейчас?

– Сейчас у нас 17 девочек, и в основном это девочки с синдромом Дауна. Год назад мы приняли девочек с синдромом Дауна, и за это время все обычные девочки уже разлетелись по семьям, остались только две здоровенькие девочки.

– То есть все-таки менее охотно берут деток с проблемами здоровья?

– Трудно сказать. Не совсем так. Просто это длительный процесс. Нужно найти для конкретного ребенка семью, и это целый труд: подготовить ребенка в семью и семью подготовить к этому ребенку. Поэтому это длительный процесс. А они у нас всего год. Хотя одна девочка с синдромом Дауна уже в семье. И мы надеемся, что в сентябре и вторая воспитанница с синдромом Дауна вернется в свою родную семью: нашлась ее родная семья и очень хочет забрать ее домой.

– Наталья Юрьевна, если можно, конечно, не называя имен и фамилий, расскажите, что же это за история: «нашлась ее родная семья»? Они ее теряли, что ли?

– Все детки, которые у нас сейчас есть, – отказники. В роддоме мама, узнав о такой трагедии в семье, на их взгляд, что родился такой ребеночек, пугается…

– Простите, что перебиваю, и врачи бывают, которые не молчат и прямо убеждают расстаться с ним…

– Из всех наших историй восемьдесят процентов – это как раз их испугали в лечебном учреждении. Так испугали, что они без оглядки написали отказ. А потом жалеют об этом и мучаются где-то вдали от своих чад и не всегда знают, где они находятся. И вот эта история, которая завершится, надеюсь, в сентябре, из тех, когда родители не знали, где она. Скучали, переживали. Это травма для семьи, конечно, когда они отказываются от ребенка. Им говорят, что «он проживет день-два, он не встанет, он не заговорит, зачем вам это нужно?..» К сожалению, пока это не исправилось у нас, и эта система уговаривать бедных мамочек отказаться от такого ребенка пока сохраняется.

– Наталья Юрьевна, матушка, у меня к вам очень важный вопрос на двоих. Нас сейчас слушает огромное число людей, и может быть, кто-то сейчас впервые задумался: «А может быть, я могу взять в семью ребеночка? Здорового ли, больного ли, но, в принципе, принять и растить как своего родного…» А кто-то, может быть, давно уже эту мысль обдумывает. Какими качествами должен обладать человек, чтобы стать полноценным приемным родителем, чтобы не было потом трагедии: «Мы попробовали, у нас не получилось, заберите, пожалуйста, обратно»? Живого человека, который уже один раз пережил предательство взрослых и переживает эту драму во второй раз…

Наталья Юрьевна Кулавина, директор Елизаветинского детского дома:

– Мне кажется, что нужно говорить о православных семьях и о полных семьях. Потому что приемной маме предстоит заниматься этим ребенком вплотную. Здоровый это ребенок или с какими-то особенностями, все равно даже по правилам специалистов минимум год мама должна быть рядом с ребенком. Она должна хотя бы отчасти компенсировать то время, когда он был без нее. И ее максимальное внимание необходимо для их дальнейшей жизни потом, для их сплочения, взаимопонимания, потому что впереди их ждет целая жизнь. И это очень важный момент. Одинокие женщины, конечно, не всегда имеют такую возможность, потому что им нужно зарабатывать, чтобы содержать и себя, и ребенка. А нанимать няню – это не совсем то; нужно присутствие конкретно мамы, а не какого-то еще человека. Потому что это их взаимоотношения: впереди трудный возраст, и подростковый возраст, и целая жизнь, и все это закладывается в начале. Поэтому, мне кажется, что должны быть полные семьи (в идеале, конечно) и, безусловно, православные.

Игумения Елисавета (Позднякова), настоятельница Марфо-Мариинской обители милосердия:

– Наверное, главным желанием этой семьи должно быть желание сделать счастливым конкретно этого ребенка, любого ребенка. Потому что часто случаются такие инциденты, когда приходят люди и хотят с помощью ребенка решить какие-то свои личные проблемы. И это очень страшно. Вот такие вещи как раз заканчиваются очень плачевно. Мы знаем ситуацию, когда на пятый день возвращали ребенка, когда захотели взять ребенка, чтобы излечить от депрессии жену. Так вот, хочется сказать: «Дорогие друзья! Если у вас депрессия, ребенок вас от нее не излечит. А вот если у вас нет депрессии, скорее всего, она у вас будет».

Поэтому когда мы берем приемного ребенка, мы должны понимать, что мы берем не котенка, не щеночка, который будет молчать, будет нас слушаться, если его отдрессировать. Мы берем личность и даем обещание, что с этой личностью мы будем идти по жизни, что мы будем любить его таким, какой он есть, так же как мы любим своих. А это очень сложно. Только сказать легко: «Я своих люблю, так же и приемного буду любить». А вот не получается так. У кого-то получается, а у кого-то не получается. Свой ребенок и приемный – это разные дети. И нужно иметь большое сердце, нужно иметь море терпения, море любви, чтобы суметь отогреть этого ребенка и сделать его своим. Он потом станет своим, станет таким же любимым, но тяжело будет. Когда нам тяжело со своими родными детьми, у нас как-то не возникает мысли куда-то его отдать или что-то с ним такое сделать…

– Хотя прибить иногда хочется.

– Очень даже хочется. Мы думаем: «Ну вот, какой ты у нас неудачный». Обычно мамы имеют обыкновение валить на папу: «Это папа такой неудачный, поэтому ребенок весь в отца». Не знаю, может быть, папы то же самое говорят про мать.

А с приемным ребенком начинается катастрофа: «Ах, это у него гены, это у него наследственность. Зря мы так поспешно поступили, зря мы его взяли…» Вот это очень страшно. Поэтому брать ребенка можно только в том случае, если мы хотим отдать себя этому ребенку, отдать ему свою любовь. Не навязать ему свою любовь, не сделать его таким, как мы хотим, – это не пластилиновая игрушка. Он будет расти; естественно, его надо воспитывать. Но воспитать, как мы знаем по собственным детям, может только любовь. И если в нас этой любви нет, то, наверное, лучше приемного ребеночка не брать.

– Мы про плохое поговорили, давайте про хорошее. Ведь наверняка есть и добрые примеры, когда вы ребеночка отдали и потом только радуетесь. Например, они приходят с мамой, папой в обитель, на службе вы их видите, на праздниках. Если можно, расскажите об этом, может, даже какой-то конкретный пример; конечно, без имен и фамилий.

Наталья Юрьевна Кулавина, директор Елизаветинского детского дома:

– У нас вообще есть традиция в доме: те детки, которые ушли в семью, приходят к нам в гости раз в год. Мы устраиваем день, называем его «Праздник осени», потому что это происходит осенью, – это день встречи, когда приходят дети из семей: со своими родными семьями, если они ушли к себе домой, или приемные семьи приводят наших девочек. Вот этот день встреч – самый счастливый из праздников в нашем доме, потому что большая радость не только нам их увидеть, хотя мы с ними в течение года и созваниваемся, и в гости к ним ездим или они к нам, но инкогнито от других деток. А та, чтобы встретились все – это один день в году.

Но самое главное – им какая радость увидеть друг друга: нашим деткам, которые сейчас у нас, увидеть своих подруг, которые радостны, счастливы, делятся своим счастьем с ними. И наши девочки, которые сейчас у нас, понимают, что приемная семья – это не что-то страшное и непонятное, а что-то интересное и желаемое. И потом не только поэтому они загораются, но в том числе видя пример своих подруг – счастливых, выросших, довольных, они тоже хотят приемных маму и папу.

– Вам не приходится после такой встречи утешать плачущих девчонок, которые у вас остаются, потому что, скажу по-детски, завидно же? Понятно, что радостно за подружек, но ведь еще и хочется, чтобы и ты когда-то так же: с мамой, папой... А у тебя их пока нет.

Наталья Юрьевна Кулавина, директор Елизаветинского детского дома:

– Конечно, это трудно. Сейчас, правда, у нас в доме никого и не осталось, кто бы так оплакивал, потому что никого не осталось из тех, кто это понимает. Но если они крепко дружат, то иногда семья готова принимать нашу девочку в гости к своей приемной дочке. Они ездят в гости, созваниваются иногда. У нас есть летний лагерь при храме царевича Димитрия, они встречаются там летом и тоже очень радуются. Наших воспитанников, даже тех, кто ушел от нас, берут, они тоже участвуют в этом лагере и там встречаются. Это всегда разные истории, но они вполне радостные и утешительные. Мы только этой радостью и живем, потому что нам тоже трудно расставаться.

Игумения Елисавета (Позднякова), настоятельница Марфо-Мариинской обители милосердия:

– Есть такое смешанное чувство, когда мы отдаем детей: нам очень сложно. Потому что, какое-то время пожив с ребенком, мы, конечно, к нему очень сильно привязываемся, очень много пережито с этим ребенком, очень много пережито за этого ребенка, и он становится нашим собственным. И когда он уходит, в доме наступает, конечно, траур, причем траур не только у детей (дети очень сильно переживают, когда кто-то уходит), но и у нас в том числе. От нас уходили некоторые девочки – есть такие дети, которые как звездочки, очень яркие, – пережить их уход очень сложно.

Но когда потом они приходят с родителями… Мне иной раз хочется увидеть какую-то девочку, и вот она приходит, я стою где-нибудь в сторонке, смотрю: они играют. Она подходит, здоровается, и у меня такое смутное чувство: с одной стороны, я вижу нашего ребенка, с другой стороны, я понимаю, что он уже не наш. Он не наш – и от этого тоже радостно. Такое очень смешанное чувство. Мы его передали, и он сумел стать их ребенком. И это главный плод, это очень здорово. Это значит, что приемные родители сделали то, что должны были сделать. То есть этот ребенок тот же, но он уже не наш, он уже с ними, и он уже на них похож (часто бывает такое).

Наталья Юрьевна Кулавина, директор Елизаветинского детского дома:

– Приемные родители часто присылают нам фотографии, через недельку, через две. Знаете, детки вырастают просто на глазах – через две недели это уже другая девочка.

– Но это же не значит, что вы их недокармливали?

Наталья Юрьевна Кулавина, директор Елизаветинского детского дома:

– Что Вы! Скорее, наоборот.

Игумения Елисавета (Позднякова), настоятельница Марфо-Мариинской обители милосердия:

– Вот что значит феномен семьи. Наверное, меня не поймет тот, кто никогда с этим не сталкивался, но семья – это какое-то волшебство, это чудо! Не так давно мы отдали в семью одну нашу «солнечную» девочку. Она вообще на фоне своих сверстников была самая смышленая, очень веселая девочка, и все мы ее очень любили. И ее первую взяли в приемную семью. Когда она пришла к нам недели через две (она еще занималась с нашим логопедом, с нашими специалистами), я ее не узнала: она расцвела. Притом что мы все ее очень любили, и она знала, что мы ее любим, и она нас любила…

Наталья Юрьевна Кулавина, директор Елизаветинского детского дома:

– Нам казалось, что она цветет у нас.

Игумения Елисавета (Позднякова), настоятельница Марфо-Мариинской обители милосердия:

– Но семья с ней сделала что-то невероятное. То есть ребенок изменился. Вот это семья. Вот именно поэтому нельзя детей держать в детском доме. Деткам нужна семья, нужна индивидуальная любовь папы и мамы. И эта любовь творит чудеса в прямом смысле этого слова.

– Матушка, Наталья Юрьевна, у меня к вам вопрос, знаете, даже отчасти противный, но мне очень важно, чтобы ответ на него прозвучал. Даже в эфире нашего канала, с нашей, казалось бы, воцерковленной или хотя бы лояльной к православию аудиторией, мы говорим об абортах. У нас здесь такие «копья ломаются», такие горячие споры разворачиваются!

И сторонники права женщины быть палачом своих детей как один из убийственных, неотразимых аргументов приводят следующий: «Посмотрите на брошенных детей, и особенно на брошенных детей-инвалидов (я бывала в отделениях милосердия: это действительно очень страшно, без слез и без душевного потрясения оттуда уйти невозможно). И что, не лучше было бы, если бы мама, когда он еще ничего не понимал, пока его еще видно не было, решила вопрос кардинальным образом? А сейчас человек мучается, влачит какое-то жалкое существование, которое жизнью не назовешь».

Что вы ответите на это как люди, которые многократно всё не просто видели, вы работаете с детками, которые, на взгляд наших оппонентов…в общем, лучше бы их и не было вовсе?..

Игумения Елисавета (Позднякова), настоятельница Марфо-Мариинской обители милосердия:

– Те люди, которые так говорят, на мой взгляд, никогда не общались с этими детьми, никогда их просто не видели. Мы очень плотно работаем с различными группами детей с особенностями: у нас есть не только детишки с синдромом Дауна, но и детишки с ДЦП, и с разными другими патологиями. И к нам тоже приходит очень много гостей, и часто, когда мы приходим к деткам, не все выдерживают: кто-то начинает плакать, кто-то уходит куда-то. И говорят: «Как вы вообще можете на это смотреть? Они же такие нечастные, они же не живут». Но это неправильно. Мы общаемся с этими детьми, и все слезы, сопли уходят через два дня, потому что ты понимаешь, что эти детки как раз живут, но немножко другой жизнью.

Вот родился человек без руки, к примеру, и живет без нее. И на самом деле ему эта рука не нужна, потому что он все умеет делать без этой руки. У меня есть знакомая девочка, она родилась без двух рук, но она орудует ногами так, что никакие руки ей в принципе не нужны. Когда однажды она с бабушкой пришла ко мне в гости, я немножко даже переживала, потому что впервые встречалась с таким человеком, думала, как бы так сделать, чтобы ей все было удобно. На столе лежала шоколадка, я ее поломала на кусочки, чтобы все было удобно, хотя сама не представляла, как она справится с этой шоколадкой. Но когда мы сели с ней за стол, через пять минут я забыла, что у нее нет рук. Она так искусно орудовала своей ножкой, и это было настолько естественно, что я поняла, что ей руки-то в принципе без надобности.

Совершенно точно так же дети-инвалиды. Допустим, взять ребеночка с ДЦП. Да, он ограничен в своих движениях; да, у него могут быть гиперкинезы (непроизвольные резкие сокращения мышц), у него много чего может быть, но он никогда не жил другой жизнью. Он счастлив в той жизни, в которой он есть. Он привык жить так, он умеет жить так. И наша задача – сделать его счастливым таким, какой он есть. Поэтому никаких слез, никаких расстройств быть не может. Он хочет жить, он любит жить, он радуется каждому дню. Причем радуется больше и чище, чем умеем радоваться мы с вами.

Когда у меня какие-то сложности, какие-то большие проблемы, я все откладываю и иду либо к нашим деткам в приют, либо куда-нибудь в детский сад и просто общаюсь с этими детьми. И их чистота, конечно, поразительна! Эти детки есть для того, чтобы нас излечивать, чтобы нас возвращать на какой-то правильный путь. Ты смотришь на них: они в самом деле как маленькие светлые звездочки, которые нас делают лучше, которые нам помогают. И это совершенно неправильно, что вот мы такие добренькие, пришли и осчастливили этих детей. Ничего мы их не осчастливили. В лучшем случае наша задача – немножечко помочь маме, которая, может быть, осталась одна и которая большую часть своего времени проводит с ребенком и просто физически устает, потому что это очень тяжело. Наша задача – помочь. Но не мы делаем счастливыми этих детей – они нас делают счастливыми.

Поэтому тем, кто все это говорит, я советую просто собраться как-нибудь в выходной день, пойти в какой-нибудь детский дом для детишек с особенностями, побыть волонтером там недельку-другую, и я думаю, что отношение к этому очень быстро изменится. Все это пугает только со стороны, со стороны это страшно. На самом деле я вижу в том, что эти детки есть среди нас, великий Промысл Божий. Мне даже страшно представить, что было бы со всеми нами, если бы не было их среди нас, если бы не было тех, кто трогает наше сердце, если бы не было тех, кто нуждается в нашей помощи. Именно сегодня на нашем обществе сильнее всего заметно, что тогда, наверно, не смогло бы выжить человечество.

– Спасибо, матушка!

Наталья Юрьевна Кулавина, директор Елизаветинского детского дома:

– Даже наши обычные детки стали лучше, намного взрослее, когда к нам приехали «солнечные» девочки с синдромом Дауна. Они выросли на голову сразу, в этот же день.

– В интервью матушка говорит: «Главное, чтобы они их не замучили своей любовью».

Наталья Юрьевна Кулавина, директор Елизаветинского детского дома:

– Наши маленькие девочки, которые у нас были, говорили: «Я маленькая»; или: «У меня ручка болит». Когда им что-то не хочется, конечно, нужно показать, что ты очень маленький. Но когда приехали «солнышки», а они же еще меньше на вид, наши девочки в первый же день стали взрослее. Наша Матроша, которая была самая маленькая у нас в доме и немножко капризулькой в силу того, что она самая младшенькая в доме, стала приносить им туфельки, стала помогать им их застегивать, принесла свои куклы, игрушки, отдала все, что у нее было, и стала помощницей. И наши обычные детки стали нам помощниками, они повзрослели. Это дорогого стоит.

Игумения Елисавета (Позднякова), настоятельница Марфо-Мариинской обители милосердия:

– Часто к нам приходят какие-то гости и, глядя на наших деток, говорят: «А можно мы к вам своих детей приведем?» Это очень важно. Очень важно, чтобы этих деток и вообще всех людей с особенностями было побольше на улицах. Я знаю, что многие люди излечиваются от депрессии как раз тем, что идут к тем, кому хуже. Они идут к ним и понимают, что не они им помогают, а вот эти люди излечивают их от болезней нашего времени: от черствости, от ненужности.

Многие люди, если они не смогли реализоваться в бизнесе или еще где-то, считают, что всё: жизнь насмарку, карьера не получилась; либо, наоборот, настолько затормошенные, что у них уже сил ни на что не остается, в голове одни только циферки крутятся. Они идут к таким детям, к таким людям и приобретают второе дыхание. Причем такое сильное второе дыхание, которое, как правило, не кончается. То есть они ходят и ходят, и получают от этого огромное удовольствие, и силы появляются. Поэтому это очень важно. Очень важно самим общаться с этими детками, очень важно своим детям прививать ответственность за тех, кто рядом с нами, за тех, кому нужна сейчас помощь.

Иногда говорят:

– Как помочь? Я бы хотел благотворительностью заняться.

– А что, у вас много денег?

– Нет, денег у меня нет. Вот я потому ничего и не делаю.

– Слушайте, Вы сегодня шли от метро, Вы видели бездомных?

– Ой, ну не им же помогать!

– А что? – спрашиваю я.

– Так они же сразу деньги пропьют.

– А вы не давайте им деньги. Рядом есть ларек: можно купить им булочку, сосиску или еще что-то, чаек и дать им.

– В самом деле?

– Конечно! Знаете, как он будет вам благодарен!

– Да они не берут, мне рассказывали.

– А вы сами-то пробовали? Это смотря как дать. У меня всегда берут и всегда очень благодарны.

– В самом деле?..

То есть сейчас уже прививается эта культура доброделания. Но очень важно, чтобы каждый человек знал, что он может помочь. Если он хочет, он всегда может помочь. Он может помочь перейти дорогу какому-то слабовидящему человеку. У нас живут девочки с тотальной слепотой. И мне так радостно, когда они приезжают откуда-то (они сами передвигаются по городу) и рассказывают: «Ой, знаете, на переходе трое человек вызвались помочь мне перейти, и они чуть не поссорились между собой».

Это очень радостно, что людям хочется делать добрые дела. Потому что, мне кажется, сегодня как никогда в обществе нужна доброта, теплота, любовь. Людям сегодня только этого не хватает. Вроде смотришь на человека: он такой успешный, все у него как-то хорошо, начинаешь с ним разговаривать – он начинает рыдать. Потому что люди просто истосковались по доброму, человеческому отношению, когда тебя воспринимают не за твои какие-то заслуги, не за твои умственные способности, а просто по-доброму. Поэтому, мне кажется, нужно, как говорил доктор Гааз, спешить делать добро и смотреть по сторонам. Смотреть по сторонам: кто рядом с нами? И тогда не придется искать себе занятий, все само собой придет.

– Матушка, на сайте Синодального отдела по монастырям и монашеству я прочитала Ваше интервью. Кстати, всем рекомендую. Оно есть также на портале pravoslavie.ru, называется публикация «Монашество – это большой букет из разных цветов, где каждый человек-цветок по-своему стремится к Богу». Там очень глубокие вопросы и очень искренние Ваши ответы. В частности, меня зацепил вопрос про бэби-боксы, как Вы к этому относитесь? Ваш ответ, если можно, воспроизведите в нашем эфире. И нет ли планов открыть при Марфо-Мариинской обители бэби-бокс?

Игумения Елисавета (Позднякова), настоятельница Марфо-Мариинской обители милосердия:

– При Марфо-Мариинской обители таких планов нет, потому что Марфо-Мариинская обитель всеми людьми воспринимается как обитель милосердия (я надеюсь, что всеми). Поэтому если кому-то хочется отдать нам ребенка, он это сделает и так: он его принесет, приведет и каким-то образом отдаст.

– То есть у вас это и так происходит?

– У нас много таких случаев. Однажды мы едва догнали маму в дверях и не дали ей уйти. Она просто привела ребенка и ушла, точнее – собралась уходить. Мы ей говорим: «Подождите, а документы?..»

– То есть вы не за тем ее возвращали, чтобы порицать и воспитывать, а просто вам надо было соблюсти юридические формальности.

– Конечно, потому что ребенок без документов – это очень опасно. Тогда ребенок пойдет по этапу, начнут идентифицировать его личность – это очень неприятная процедура. Но в итоге, кстати, эта мама потом забрала ребенка. Поэтому бэби-боксы у нас в обители не планируются, просто нет такой необходимости. А вообще я, может быть, не специалист в этой области, считаю, что бэби-боксы – это идея, форма, которая имеет место, и сегодня, может быть, это актуально как никогда. Потому что сегодня мы очень часто слышим о том, как матери убивают своих детей. Может быть, если бы была возможность куда-то его отдать и чтобы этого никто не видел, думаю, она бы это сделала. Некоторые подбрасывают своих детей на всякие заправки, в подъезды, и часто эти дети очень страдают, страдают от холода. Представляете, лежит ребенок, допустим, на ступеньках: кто-то шел, не заметил и просто пнул этот кулек – страшно себе представить... Поэтому я считаю, что это хорошая идея. Но могут быть разные мнения.

– Наталья Юрьевна?..

– Я полностью согласна с матушкой.

– Просто дело в том, что у нас в Екатеринбурге бэби-бокс (я знаю, меня будут опять порицать за произнесение вот этого нерусского словосочетания, но я не знаю, чем заменить; «окно жизни» не совсем понятно, но пусть будет «окно жизни») устроен как раз при храме, потому что все медицинские учреждения отказались. Есть уже два спасенных малыша. Может быть, мамы и не понесли бы их на помойки и не стали засовывать в морозильные камеры (а это я сейчас не теоретизирую, были уголовные дела, когда мамы именно так поступали).

Во всяком случае, эти детки буквально мгновенно оказались сначала в руках дежурных по храму, потом тут же приехала «Скорая помощь». Я не знаю, что с ними сейчас, но поскольку наша местная служба милосердия все это организовала, соответственно, и судьбой их как минимум интересовались и как-то в ней участвовали. Я так думаю, что, наверное, это меньшее зло из всех возможных. Тоже, конечно, не панацея, нельзя сказать, что это прекрасное благо и давайте все к этому стремиться, но…

Игумения Елисавета (Позднякова), настоятельница Марфо-Мариинской обители милосердия:

– Конечно. Я думаю, что и бэби-боксы не решат всей проблемы гибели этих несчастных младенцев, уже рожденных, потому что случается всякое, всякие страшные истории мы знаем. Но если даже два младенца во всем городе Екатеринбурге спасены, мне кажется, это большой результат.

– И у меня еще вопрос по другим социальным проектам Марфо-Мариинской обители милосердия, и вопрос не праздный. То есть я не просто прошу их перечислить, а еще и сказать, чем наши зрители могли бы здесь помочь? Потому что, например, телеканал «Союз», который существует только на зрительские пожертвования, кризис ощутил на себе капитально. Наверняка и обитель милосердия тоже.

Понятно, что Господь все равно управит и все равно деньги найдутся, но уже как-то труднее. Поэтому перечислите, пожалуйста, чем еще в социальном плане занимается обитель и как люди, в первую очередь живущие в Москве и Подмосковье, могли бы в этом участвовать? Кстати, и командировочные тоже ведь бывают длительно, которые приедут в Москву надолго и не знают, чем себя занять. Так есть же вот доброе дело…

Игумения Елисавета (Позднякова), настоятельница Марфо-Мариинской обители милосердия:

– У нас несколько направлений работы. Основное направление – это работа с детьми. Раньше у нас были здоровые детки и детки с особенностями, теперь у нас все детки с особенностями, чему я безумно рада. У нас есть медицинский центр, он тоже называется «Милосердие». В этом центре есть несколько отделений: отделение реабилитации, где проходят реабилитацию с трех до двадцати трех лет с детским церебральным параличом. Есть паллиативное отделение выездной службы, в нем работают врачи, медицинские сестры, социальные работники.

Очень много добровольцев помогают этой службе. Они выезжают в семьи с особенными детьми, с тяжелыми детками, это дети не с онкологическими заболеваниями, а как правило, с неврологическими, генетическими, то есть, так скажем, долго болеющие дети, которым с возрастом легче не становится, а становится только тяжелее. Еще у нас есть небольшое отделение респиса, где детки из тех же семей могут оставаться на какое-то время (четыре недели в год предполагает наш устав). Иногда дети остаются с мамами, иногда мамы могут куда-то отлучаться, а дети в это время находятся под присмотром врачей и медицинского персонала.

Помимо медицинского центра у нас также есть центр социальной адаптации для детишек с особенностями. Сейчас он у нас выходит на первое место по проблемности, потому что в позапрошлом году правительство Москвы выделило нам здание для расширения деятельности этого центра, и вот уже два года мы бьемся, чтобы отремонтировать это здание, потому что оно очень старое и, естественно, совершенно неприспособленное для нужд детей-инвалидов. И вот уже два года мы его перестраиваем, переделываем, а сейчас с Божией помощью выходим на финишную прямую, но, конечно, средств не хватает, и когда все это закончится, мы пока еще не знаем. Но в любом случае нам (вот этому детскому саду) можно помогать по-разному. Можно приходить помогать волонтерами, можно помогать какими-то средствами. Потому что сейчас мы будем как раз закупать предметы внутреннего обустройства, то есть шкафчики, игрушки. И если у кого-то есть возможность, допустим, купить хотя бы одну какую-то игрушку, можно позвонить к нам в обитель, мы вас свяжем с директором этого центра, и вы сможете сделать для деток что-то очень полезное.

Конечно, с Божией помощью мы когда-то это сделаем, но если нас будет больше, то тогда, наверное, это будет быстрее. Можно просто прийти к нам, если есть свободное время, и заняться уборкой территории, потому что территория достаточно большая. Сейчас мы будем объявлять генеральный субботник, чтобы убрать с территории всю сорную траву, мусор и начать уже ее благоустройство. Так как со средствами всегда напряженная ситуация, мы стараемся все, что можем, делать сами и не тратить на это каких-то средств. Поэтому всех приглашаем с халатиками, лопатами, перчатками и будем вместе делать этот детский садик.

Помимо этих проектов летом у нас также функционирует детская дача на подворье в Севастополе. Туда выезжают детки вместе со своими мамами, иногда и с папами, и проводят там некоторое время (смена длится две недели). С мая по октябрь детки ездят на эту «дачу», и пока все счастливы.

Помимо этого в обители также функционирует совместный с православной службой «Милосердие» проект, вернее, это проект православной службой «Милосердие», но он у нас, поэтому мы вместе сотрудничаем, – это служба помощи людям, попавшим в трудную жизненную ситуацию. Эта служба имеет отдельный вход с Ордынки. К ним приходят люди, попавшие в ту или иную трудную ситуацию. Это, как правило, не бездомные, хотя бездомные тоже приходят. Но служба не занимается помощью бездомным, им, как правило, просто выдаются справочники бездомного с информацией, где можно покушать, помыться, побриться и сделать прочие необходимые вещи, и они направляются к тем местам, где непосредственно занимаются помощью бездомным.

А всем остальным людям пытаемся как-то помочь, опять же не деньгами, а чем-то реально: то есть если нужны лекарства, соответственно закупаем лекарства, если нужен билет до дома, то билет до дома. Если какие-то сложные случаи, например дорогостоящее лечение ребенка или что-то еще (таких просьб тоже очень много, они поступают уже на электронную почту), тогда после обработки этой просьбы она поступает на сайт «Милосердие», где потом собираются деньги. И нужно сказать нашим зрителям большое спасибо за то, что вы жертвуете нам деньги, за то, что вы помогаете этим деткам. И от лица всех наших мам, всех наших просителей я хочу всех вас за это сердечно поблагодарить.

– Спасибо Вам, матушка Елисавета, спасибо, Наталья Юрьевна, за то, что вы пришли и столько времени уделили этой беседе. Я думаю, она должна принести какие-то добрые плоды.

 

Ведущая Светлана Ладина
Записала Нина Кирсанова

Показать еще

Помощь телеканалу

Православный телеканал «Союз» существует только на ваши пожертвования. Поддержите нас!

Пожертвовать

Мы в контакте

Последние телепередачи

Вопросы и ответы

X
Пожертвовать