Союз онлайн: Четверть часа

О проблеме сохранения деревянного зодчества в нашей стране рассказывает член Президиума Союза реставраторов России, главный архитектор Центральных научно-реставрационных проектных мастерских Сергей Борисович Куликов. Ведущие: Елена Чач, Ирина Пономарёва.

– Союз реставраторов России озабочен проблемой сохранения памятников деревянного зодчества в нашей стране. Как известно, многие их этих зданий являются памятниками церковной архитектуры. Рассказать о проблеме мы попросили члена президиума Союза реставраторов России, главного архитектора Центральных научно-реставрационных проектных мастерских Сергея Борисовича Куликова.

Здравствуйте, Сергей Борисович!

– Добрый день!

– Скажите, пожалуйста, что это за проблема, насколько она серьезна и как она касается церковной архитектуры?

– Вопрос очень существенный, он определен самим материалом построек – они все деревянные. Дерево – материал относительно недолговечный, вдобавок, если оно находится без ухода (многие памятники брошены, оставлены в глубинке), это почти приговор для строения. С другой стороны, деревянное зодчество – очень значительная и своеобразная часть нашей национальной архитектуры, национальное наследие. Как правило, самые красивые объекты или памятники деревянного зодчества – это церкви. Церкви совершенно различные: шатровые, кубоватые, клетские, они разбросаны по территории русского Севера, малая их часть осталась в средней полосе России, какое-то количество построек сохранилось в Сибири. Они придают разнообразие любому пейзажу. Многие долгожители, наверное, помнят силуэты этих деревянных церквей, особенно на Севере. Это поэтическое основание, это индикатор среды, который одухотворяет сам пейзаж. Когда видишь протяженную деревню на берегу северной реки и взлетевший силуэт шатрового храма, понимаешь, что ради этого ты живешь. Максимально возможное сохранение этого достояния – наша конституционная обязанность, право и необходимость.

Раньше говорили, что село без храма не стоит. Можно сказать так: как только уходит любая подобная храмовая постройка,проводятся там службы или нет, как ни странно, но село начинает распадаться. Оно расползается, появляются неподобающие постройки, дикие цвета, начинают разобщаться люди. Хорошо, когда у человека есть такой исторический центр, тем более погост, где находятся могилы предков, стоят кресты, которые напоминают о вечности,возведен храм и, дай Бог, чтобы там еще службы велись.Функционирование, использование памятника –это его жизнь. Если есть надзор, если кто-то приглядывает за ним, ремонтирует, досточку на место поставит, окна закроет, то это замечательно, и это надо сохранять. Но мы прекрасно понимаем, что Север у нас потихонечку обезлюдел: многие жители переехали в города.Годы были лихие и церкви закрывались.

В свое время на территории Российской Федерации было создано двадцать семь историко-архитектурных и этнографических музеев-заповедников. Их задачей было собирать в некий резерват уникальные постройки: дома, амбары, овины и в том числе церкви. Создавались сектора, которые соответствовали той или иной территории. Это один из путей спасения.Но они в силу обстоятельств превратились в некие этнографические центры. Там, как правило, проводят праздники, отмечают масленицу, свадебные обряды, еще что-то. А та функция, которая была изначально им предуготована, – служить неким центром изучения резервации уникальных построек – уходит на дальний план. Нет специалистов, внимания, а ведь раньше постройки, которые не входили в музейные комплексы, а были на территории, приписывались этим музеям. Они имели сторожей, которые за ними наблюдали, скашивали траву для обеспечения пожарной безопасности.

Сейчас некоторые отдельно стоящие храмы передаются Русской Православной Церкви, но это, как правило, там, где еще есть жизнь, где есть село, приход, где живут люди. А судьба тех уникальных памятников, которые не используются, трагична.

У нас есть несколько задач. Во-первых, провести мониторинг, оценку ситуации: чем мы обладаем, где памятник расположен, в каких условиях, какова степень социализации, то есть включения в жизнь, есть в храме приход или нет, есть ли жители рядом, далеко ли находится музей и может ли он взять на себя опеку над ним. Во-вторых, оценка технического состояния и определение необходимых мер для того, чтобы храм простоял год, два, три, пять лет – в зависимости от результатов оценки. В-третьих, это программы– разработки как для музеев, которые являются резерватами, собирателямиэтихостатковнационального достояния, так и для каждого отдельного храма, вплоть до разработки концепций, которые мы создаем для более крупных территориальных образований, таких как Соловецкий архипелаг, Выборг, некоторые русские города, усадьбы. Можно подобную концепцию разработать для отдельных районов, наша последняя работа – Концепция сохранения культурного наследия Кирилло-Белозерского монастыря. Это социализация памятников, попытка наладить их функционирование, заинтересовать всех, начиная с жителей, предпринимателей, церковных властей. Хотелось бы вернуть территории биографию, влюбить людей в свою же землю через присутствие такого памятника.

У каждого памятника есть история.Например, оказывается, что какой-то человек,успешный предприниматель, живет в Архангельске, а его дед или прадед поставил местный храм. У нас есть удачные общественные и волонтерские проекты. Сейчас есть храм в Крохино, Крохинский погост. Они пока не нужны ни Церкви, ни государству, но там есть волонтерская группа. Ребята собирали подписи и деньги в Интернете, буквально за три месяца набрали денег на проведение искательских, проектных работ и т.д. Они собрали почти 700 тысяч, так что возможности у людей есть,если люди влюблены в эту архитектуру. Ведет это волонтерское движение девушка из Москвы, выпускница Высшей школы экономики, которая туда приехала, ей понравилось место, и она организовала группу, спасающую этот памятник.

Я думаю, на территориях есть градозащитные движения. Привлечение внимания в рамках Концепции к социализации, возвращению жизни и биографии территорий через мобилизацию средств, денег, волонтерских возможностей очень важно. Ведь есть такие организации, как «Общее дело», участники которого под эгидой Русской Православной Церкви ездят по Северу и делают мелкие ремонты: то кусочек доски, то ступеньку починят и т.д. Это тоже важно.

На данный момент нет общей картины, понимания, с чем мы имеем дело, с каким наследием, нет его описания. Проблема должна быть описана, оформлена в некое пошаговое исполнение. Где-то привлекаются федеральные средства, муниципальные, где-то личные интересы, волонтерская помощь, так что Концепция предполагает возвращение, прежде всего, внимания.

– Это та Концепция, которая была направлена советнику президента?

– Да, это Концепция, которая была направлена от имени Союза реставраторов России в адрес советника президента В. Толстого. Выписка и цитаты из нее прозвучали на совещании в Администрации Президента. Мы надеемся, что на это обратят внимание, потому что, на самом деле, не хочется все терять, это обидно и больно. Это и меркантильный вопрос: хочется, чтобы у нас страна была красивой. Она на самом деле красивая. Представьте пейзажи Мезени, Кенозера, архангельских просторов, Соловецких островов без деревянных церквей. Я даже не могу об этом думать, для меня это будет как личная потеря.

– Много ли сейчас церквей находится в аварийном состоянии? Есть те, которые приходится спасать прямо сейчас?

– Я хочу сказать, что сейчас практически все деревянные церкви, которые не используются, и те церкви, которые находятся в зоне интереса, разрушаются прямо на глазах. Недавний пример. Есть погост Палтога под Вытегрой, там церковь, которая вроде находится в зоне внимания, но пока шли споры о том, перевозить ее или нет, реставрировать или нет, она упала. И сейчас началось ее воссоздание. В сети Интернет можно увидеть достаточно большое количество таких объектов, всевозможные градозащитники следят за этим. Проще назвать по пальцам церкви, судьба которых не беспокоит. Вызывают беспокойство даже те церкви, которые находятся под присмотром, например, церковь Александро-Куштского монастыря.Это храм, который находится в стенах Спасо-Прилуцкого монастыря. Нынешний наместник отец Игнатий говорит: «Я не знаю, что делать, мне тоже надо какие-то меры принимать». Для жизни монастырского прихода она особо не нужна. Ее перенесли в прошлом как некий музейный объект, чтобы спасти, сейчас она требует внимания. А сколько еще осталось таких церквей по городам и весям?

– Я думаю, в самом хорошем состоянии находятся памятники, которые являются объектами туризма, например, Кижи. Получается, что они все-таки находятся под присмотром?

– Безусловно, Кижи под присмотром, на них выделяются большие деньги, но там свои проблемы. Знаете, горе от ума, на мой взгляд. Уже двадцать лет продолжается реставрация и непонятно когда закончится, но, надеюсь, в ближайшем будущем, потому что уже состарились те люди, которые ее начинали. Главный архитектор проекта – мой ровесник, даже чуть старше меня, ему уже седьмой десяток, и он хочет дожить до окончания реставрации.

– Уход кадров, наверное, это одна из причин той проблемы, которая существует?

– Да. Есть школы, где готовят плотников (например, школа Александра Попова в Вологодской области), но для реставрации нужны не только плотники. Нужны технологи, инженеры с определенным опытом, которые умеют работать с памятниками, потому что это особая специфика, там свои расчеты, нормативы, сложности экспертизы. В рамках концепции, которую мы предлагаем, есть разработка нормативной базы, технических регламентов по сохранению памятников. Должны быть рекомендации, четкое понимание критичности состояния памятника, чтобы любому батюшке, который получает храм, было понятно, с чем он имеет дело, чтобы у него были точные рекомендации. Я надеюсь, что наше сотрудничество с отделом древлехранителей, который возник в рамках Патриаршего совета по культуре, принесет свои плоды.

– Спасибо, Сергей Борисович!

 

Ведущая Елена Чач
Расшифровка: Людмила Моисеева