Слово (Санкт-Петербург). Православие в творчестве художников-передвижников

Беседа с историком, искусствоведом Юрием Алексеевичем Соколовым.

– В русском изобразительном искусстве второй половины XIX века доминируют передвижники. В основу их творчества входит обличение социальных язв общества и создание образов страдающего народа. А сами художники этого направления – реалисты, рационалисты и демократы, а следовательно, многие из них атеисты. Значит ли, что в их творчестве не было православия? Или все-таки были исключения?

Об этом мы поговорим с историком, искусствоведом Юрием Алексеевичем Соколовым.

В нашем сознании сложилась такая аксиома, что русский человек – это человек православный. А как же быть с передвижниками?

– Если передвижники писали картины с железными дорогами, с пьяницами, солдатами (с кем они только не писали!), это ведь совсем не значит, что они люди неправославные. Сегодня (и уже давно) мы говорим о том, как сделать школу православной, христианской, какие предметы надо туда ввести, не понимая или забывая совершенно очевидную вещь, что школа становится православной, когда в ней православные преподаватели. И если они будут православными, тогда православными будут и математика, и литература. Такими они станут через интонацию, через отношение. Точно так же и во всем пространстве мира – мы с вами являемся таковыми, какие мы есть, и какие бы слова мы ни произносили, в этих словах важнее интонация, в которой отражается отношение.

Если говорить о христианстве у передвижников, можем ли мы сказать, например, о картине Шишкина «Среди долины ровныя», что в ней нет православия? Разве его нет в «Бурлаках на Волге»? А в сострадании к несчастным у Перова или Ярошенко разве этого нет? Конечно, даже если человек называет себя атеистом, сомневается, мы с вами прекрасно понимаем, что бывают такие моменты, когда жизнь так прижимает его к стенке, что в этот момент он вдруг обращается к Богу. Атеист – он чуть-чуть атеист, но, в сущности говоря, природу не обманешь, а природа именно такова.

Так что это, конечно, очень сложные, очень путаные, крайне непоследовательные, но христиане, которые сострадательны к простому народу. А как же к нему не быть сострадательным? Художники жалеют, печалуются, обличают – в надежде на то, что общество каким-то образом на это отреагирует. И, заботясь об этом народе, они еще и возят свои работы по стране – делают совершенно замечательно! Да, это такая форма христианства.

– Традиция Александра Иванова найдет хоть одного продолжателя среди этого круга художников?

– Пожалуй, прежде всего здесь нужно вспомнить: кого, например, Борис Асафьев считает тем, кто продолжил ивановскую традицию до логического конца. Я с этим не согласен, хотя бесконечно уважаю Бориса Асафьева. Таковым художником он считает Ивана Крамского – лидера «бунта четырнадцати» в 1863 году, лидера артели художников, которая переросла в товарищество передвижных выставок, а это, как ни крути, форма народничества,  народничества благородного, возвышенного.

И ведь не случайно, когда в 1883 году появилась, может быть, одна из самых знаменитых обличительных его работ «Старик с уздечкой» (нищета полная, но благородная), в то же самое время в своей мастерской Крамской завершает работу, которая называется «Неизвестная». Кто-то говорит о том, что это княгиня Долгорукова, кто-то иное. Красота присутствует? Конечно! Это эстетика в чистом виде и даже немножечко с элементом вульгарности в этом лице. Художник нуждается в этом тоже.

Поэтому раскол присутствует в нем, и Борис Асафьев говорит, что этот раскол обнаруживается в работе художника «Христос в пустыне». Да, эта работа производит сильное впечатление, и образ Христа глубокий и удивительно трогательный. Асафьев сравнивает его по интонации с Шестой симфонией Чайковского. Но понимаете ли, какая вещь? Перед нами мучающийся, доведенный до степени отчаяния русский интеллигент. И это так очевидно, что об этом пишет почти каждый и современник Крамского, и исследователь Крамского – и это возводится в ранг позитива.

Какой же это позитив?! Мы низводим Бога до уровня человека, то есть до уровня себя, любимых, но далеко не совершенных. В работе художника, то есть человека, избранного для возвышенного – по природе такого таланта, который ему дан, – происходит не обожение человека, а очеловечивание Бога; в сущности говоря, обезбоживание Бога. Что это? Это, простите, арианство, более того – это манихейство. Это так современно XIX и XX векам! И это делает человек, который наделен и талантом, и тактом, и вкусом. И, самое главное, человек удивительный, замечательный, душевный. Но какая же это традиция Александра Иванова?.. Поэтому я не согласен с Борисом Асафьевым.

Но в это же самое время происходит создание картины «Воскрешение дочери Иаира». Причем появляется сразу много картин, потому что это дипломная работа, и кроме Репина ее пишет Поленов. Вот кто, между прочим, продолжит традицию Крамского. В Русском музее есть огромная работа Поленова «Христос и грешница». Она написана фантастически замечательно! Это так сделано, что, наверное, сегодняшние художники должны просто умереть от зависти, потому как никому из них не светит такой уровень живописной свободы. Но есть этюды, на которых мы видим, как сначала Поленов помещает Христа в центр композиции, а потом отодвигает, отодвигает и отодвигает Его от центра, растворяет в массе – Христос как все, Христос не Бог, Христос – один из людей. Почему к Нему приводят грешницу? Он не отличается ни красотой, ни умом, ни возрастом (он не самый старый и не самый молодой). Мы-то с вами знаем текст Нового Завета, поэтому нам ситуация понятна. А если не знаем? Тогда что изображено на картине? Почему это сделано так? В чем удивительность этого Судьи? Это как раз и есть та традиция, которая присутствует у Ивана Крамского.

Кстати, Поленов написал картину «Воскрешение дочери Иаира», которая находится в Научно-исследовательском музее Академии художеств, и мы с вами видим, что это очень хорошо написано. Поленов просто не умел писать плохо. Не мог. У него даже халтуры выдающиеся! Это хорошо написанная, замечательно скомпонованная этнографическая композиция. Бога там нет. Там есть очень хороший и даже красивый человек, который пришел, вероятно, выразить какое-то сочувствие.

А вот у Репина мы видим другое, у него именно это ивановское, рублевское направление, которое создает образ и человека, но прежде всего – Бога. Это удивительная вещь – создано таинство пробуждения от смерти. Здесь уже можно говорить только о гении художника. Сегодня мы просто не имеем времени разбирать, как это сделано. Это мистическое начало присутствует у Ильи Ефимовича Репина. Это тот самый человек, который будет писать «Отказ от исповеди», «Не ждали» и разную прочую псевдореволюционную муру, в которую он по глупости своей верил. Посмотрите, как в одном человеке совпадают невероятные таланты, невероятная глубина, невероятное чувство, которые он может нам передать через свое мастерство, и одновременно с этим какой удивительный рациональный примитив!

А ведь есть еще Николай Ге – совершенно удивительный мастер, который доведет всю эту ситуацию (Крамской – Поленов) до полного трагизма и катастрофы.

– Юрий Алексеевич, к огромному сожалению, время нашей передачи подошло к концу. Я очень надеюсь, что в следующий раз мы с Вами поговорим о Николае Ге. Спасибо Вам!

Дорогие телезрители, искусство – это художественное выражение этической мысли нации, и красоты нет вне нравственности, а нравственность основывается на заповедях Божьих. Таковы особенности нашей национальной художественной культуры.

Ведущая Екатерина Соловьева

Записала Юлия Подзолова