Плод веры. Беседа с руководителем молодежных программ Фонда Андрея Первозванного Павлом Федосовым

Как стать волонтером? Почему добровольческая деятельность важна самим волонтерам, а не только нуждающимся в помощи? Каковы результаты работы Школы общественного действия? На эти и другие вопросы отвечает Павел Федосов, руководитель молодежных программ Фонда Андрея Первозванного.

– Павел, я знаю, что многие родители стремятся отдать своих детей в спортивные, музыкальные школы, чтобы они не попали, как говорится, под влияние улицы. У Вас есть свой рецепт, почему и как можно оградить от опасности ребенка?

– Мне кажется, что задача любой молодежной программы – помочь молодому человеку повзрослеть. Лучше всего взрослеть, когда есть конкретное дело, связанное с конкретной ответственностью и понятными молодому человеку целями. Например, помощь другому человеку, которому тяжелее, чем тебе. И в этом смысле добровольчество, когда молодой человек помогает тому, кто находится в хосписе, больнице, у кого нет дома, – это идеальный способ взросления. Там есть ответственность, преодоление, необходимость что-то уметь, общаться с другими людьми. В этом смысле мой рецепт – попробовать обратить внимание своего ребенка на те сферы, где может понадобиться его помощь.

– Как Вы считаете, с какого возраста можно заниматься волонтерской деятельностью?

– Мне кажется, это довольно индивидуальный вопрос. Очень важно, чтобы это было осознанно, чтобы человек понимал, что он делает, чтобы это не было принудиловкой или тусовкой. Все-таки мне кажется, что речь может идти о позднем подростковом возрасте, лет от шестнадцати и далее.

– Ведь школьники могут приучаться к волонтерской деятельности и с родителями? Как Вам кажется?

– Дело в том, что возраст, с которым я работаю, – это «восемнадцать – тридцать пять». Поэтому по поводу школьников не могу сказать, не знаком со спецификой.

– Как Вы пришли к волонтерской деятельности? О профессиональной работе мы еще поговорим. Что дала волонтерская составляющая непосредственно Вам?

– Помимо того, что я работаю в Фонде Андрея Первозванного, я еще музыкант, автор-исполнитель песен, и моя волонтерская деятельность была связана с концертами в Боткинской больнице. Устраивались концерты в отделении гематологии для «тяжелых» больных с болезнями крови. Это дало, в том числе, школу исполнения, потому что тебе нужно достучаться до человека, как-то поддержать его, возможно, с помощью песни. И само соприкосновение с ситуацией, где людям очень плохо, очень больно, очень тяжело, дало понимание того, что ты в этой ситуации можешь что-то сделать.

– Многие боятся идти в этом направлении, потому что те психологические переживания, с которыми здесь сталкивается человек, как многим кажется, будут не под силу. Как с этим справляетесь Вы, с чем сталкиваетесь и насколько легко человеку прийти, как Вы говорите, в хоспис или к тяжелым больным? Наверное, все-таки это не каждому дано?

– Думаю, главная «охранная грамота» от этих травматизмов – четкое понимание того, что ты делаешь. То есть ты приходишь не спасать, не решить проблему человека (ты ее не решишь) – ты приходишь сделать конкретное действие. Например, спеть песню, дать ребенку в детском доме-интернате опыт совместного действия, когда вы вместе делаете что-то. И когда твоя ответственность и внимание ограничены очень конкретными и ясными для тебя действиями, это во многом является защитой от того травматизма, о котором Вы говорите.

– Получается, что я не беру ответственность за судьбу конкретного ребенка, понимая, что не могу это потянуть. Я даю конкретное знание, конкретный опыт и умения этому ребенку.

– Да. Вы ставите очень важный акцент, потому что это очень трезвый, рациональный и ответственный подход к волонтерству. Тут уже нет эмоционального порыва, экзальтированности, а есть очень четкое понимание границ своих компетенций, возможностей и своей ответственности.

– В рамках Вашей работы Вы выдвигаете тезис о необходимости перехода от волонтерской деятельности к общественной деятельности в более широком понимании. Насколько я представляю, волонтерской деятельностью стремятся заниматься тысячи, если не десятки тысяч, людей, в том числе молодых. А как много из них переходят к той самой рациональной профессиональной общественной деятельности? С чем это связано и чем они чаще всего занимаются?

– Я думаю, что если относиться к волонтерству осознанно, как мы сейчас говорили, то волонтер сам по себе становится общественным деятелем. Он не просто функционирует, а изменяет ситуацию в мире. Если он идет по этому пути последовательно, то у него есть разные способы профессионализации. Он может стать НКОшником, может пойти во власть, может пойти в университет на профессиональном основании, сферу соцзащиты и так далее. А может быть, просто некоторый период его жизни будет связан с добровольческой работой, но она будет осознанна и осмысленна.

О процентах сложно говорить. Дело в том, что та работа, которой занимаюсь конкретно я – проект «Школа общественного действия», – нацелен на людей, мотивированных на продолжение, это лидеры. Поэтому мы специально выбираем людей, которые мотивированы на то, чтобы стать общественными деятелями.

 – Как Вы отбираете людей и в чем, собственно, заключается Ваша помощь этим людям?

 – Проект, с которым сейчас связана бо́льшая часть усилий, называется «Школа общественного действия». Как это выглядит? На несколько дней в том или ином городе собираются молодые люди, уже включенные в проекты, связанные с молодыми семьями, многодетными семьями, сиротами, людьми с ограниченными возможностями здоровья. В течение нескольких дней идет очень интенсивная и разнообразная жизнь. Они обмениваются опытом, учатся самым разным компетенциям, встречаются с людьми, преуспевшими в этой сфере. Там есть культурная программа, и они могут выполнять добровольческую работу на том или ином социальном объекте. То есть с помощью нашего проекта «Школа общественного действия» для ребят-добровольцев мы пытаемся создать ситуацию укрепления мотивации, самоопределения, обучения. Чтобы ребята поняли: то, что они делают, может и, возможно, уже должно стать стратегией развития, что это может быть делом жизни и чтобы это дело стало уже более осознанным.

Я думаю, что то, что мы делаем, важно и для ребят, которые к нам приезжают, и для общества в целом. Мне кажется, сегодня образ добровольца иной, чем был десять лет назад. Потому что десять лет назад доброволец – это человек на порыве, в волне добра. Сегодня это в гораздо большей степени человек, вооруженный сознанием и компетенциями. Мне кажется, это отражает процесс взросления самого общества: общество – это не просто набор энтузиастов, а люди, понимающие, что нужно делать, и готовые брать на себя ответственность за это. Вот таких людей мы пытаемся поддерживать и образовывать на наших «Школах».

– Здесь возникает резонный вопрос: не замещают ли своими действиями ваши добровольцы и общественные деятели государство? Ведь это та сфера – если говорить о работе профессиональной, рациональной и стратегической, – которой должно заниматься непосредственно наше государство, на разных уровнях.

– Не совсем так. А если так, то общественный деятель в какой-то момент должен найти точку партнерства с государством. Он должен либо стимулировать государство к тому, чтобы оно действительно делало то, о чем Вы говорите, либо стать частью государственного аппарата. Такие случаи у нас есть: когда человек становится сотрудником того или иного профильного комитета или департамента. Но есть сферы, которые государство не охватывает. Скажем, в коррекционном детском доме-интернате государство берет на себя ответственность за то, чтобы заботиться о здоровье детей (там есть врачи, нянечки), может быть, за образование детей. Но оно не может взять на себя ответственность за человеческое общение, внимание, любовь, радость встречи. Ответственность за это может взять на себя общество.

– Есть такое понятие, которое сейчас активно пытаются распространять и внедрять в практику, как социально ориентированные некоммерческие организации. И, по сути, предполагается, что государство даже часть собственных функций должно передавать на уровень некоммерческих организаций с тем, чтобы они замещали его в каких-то вопросах. Но здесь в дискуссиях с общественными деятелями часто бывает такая аргументация: помимо рационального мы все-таки несем человеческую заинтересованность, а часто и духовную, если эту деятельность осуществляют верующие люди. И в этом смысле работа с нуждающимися семьями, детьми-сиротами, тяжелобольными людьми выходит на иной уровень за счет личной вовлеченности. То есть человек это делает не за зарплату, а потому, что сам понимает необходимость и значимость того, что он делает. Но пока эта сфера находится в начальной стадии развития. Какими темами занимаются ваши добровольцы, ваши общественные деятели? Что наиболее популярно? С чем они работают?

– Люди с ограниченными возможностями здоровья (в основном дети) и дети, оставшиеся без попечения родителей, – это, пожалуй, две самые популярных темы. Перспективные, но менее популярные темы: многодетные семьи, молодые семьи, женщины, ставшие мамами и оказавшиеся в трудной жизненной ситуации. Общеизвестный факт, что большая часть добровольчества – это ОВЗ (ограниченные возможности здоровья) у детей. И сироты.

– Если говорить о многодетных семьях, часто возникает вопрос, насколько нуждаются в помощи многодетные семьи и готовы ли они принимать помощь со стороны. Как многодетный отец, что Вы можете сказать с позиции многодетной семьи и позиции некоммерческих организаций, которые могут эту помощь предоставить?

– Если говорить о том, что нужно многодетной семье, в чем ей помочь, то по своему опыту могу сказать, что часто не хватает времени, сил и внимания для каждого из детей. Поэтому, когда есть возможность, скажем, отвести детей на какое-нибудь интересное мероприятие, где происходит какая-то жизнь, какие-то познавательные вещи, это всегда здорово. Если в доме появляются люди, которые готовы делать с ребенком уроки, поиграть с детьми, устроить спектакль, для родителей это, конечно, большая помощь. Многодетность – это не проблема, не кризисная ситуация, но если бы было участие общества, добровольцев, мне кажется, было бы здорово.

– Все-таки, если заострить вопрос (это может не касаться Вашей семьи), по статистике, многодетность чаще всего связана с резким снижением доходов на каждого члена семьи. По сути, это означает бедность в нашей стране. Знаю, что особенно в регионах очень серьезная ситуация, и вопрос не только в нехватке времени, а в нехватке даже вещей первой необходимости: как собрать ребенка в школу, одежда и так далее. Насколько распространена практика сопровождения многодетных семей, которые все-таки находятся за гранью бедности, в сложной материальной ситуации? Есть ли такой опыт волонтерской деятельности, а если нет, то стоит ли его развивать?

– Строго говоря, когда ты, будучи многодетным, приходишь в собес, там есть четкая финансовая планка, по крайней мере в Москве. Если ты ниже нее, тебе полагается целый пакет помощи от государства. Если ты выше, то тебе он не полагается. Это, кстати, парадоксальная ситуация: если ты не очень бедный, то государство тебе дает очень мало. Что касается системной материальной помощи, я не думаю, что общество ее потянет, честно говорю. Каждый день нужно учить и лечить. Это как раз то, что, как мне кажется, должно делать государство, а не общество, – материальная поддержка нуждающихся многодетных семей. Потому что общество не способно это потянуть, здесь действительно должна быть постоянная, системная, многолетняя поддержка семьи. Мне кажется, что это в первую очередь государственная задача.

Общество может делать, например, проект «Собери ребенка в школу», который проходит не в одном регионе. К 1 сентября собираются школьные портфели и раздаются многодетным семьям. Прекрасно! Но после 1 сентября наступает 2-е, 3-е, 4-е, 5-е, на каждый день есть свои вопросы, и это, мне кажется, уже задача государства.

– Какие еще темы, на Ваш взгляд, не охвачены в достаточной степени со стороны общественности, волонтерского, добровольческого сообщества? Я слышал, что существует очень серьезная проблема с сопровождением приемных семей. У нас есть школа приемных родителей, но при этом очень часто возникают сложные ситуации, и у нас очень много возвратов из приемных семей в детские дома. Существует ли практика сопровождения приемных семей, встречались ли Вы с ней и как сделать, чтобы эта тема тоже была популярна среди добровольцев?

– Я думаю, что сопровождение приемных семей – это вопрос работы профессионалов. Думаю, тут нужна профессиональная психологическая и юридическая поддержка. Едва ли добровольцы способны на такую качественную работу.

Возвращаясь к Вашему вопросу о том, какие сферы важно развивать, мне кажется, очень важным является развитие сферы просветительского добровольчества. Это история про то, что доброволец не перевязывает рану больному человеку, не играет с больным ребенком, а использует свои навыки, таланты для того, чтобы рассказать, научить, показать. Это добровольцы, рассказывающие школьникам о разных профессиях, ученые, которые проводят фестивали увлекательной науки для детей, может быть, даже миссионеры, которые говорят о Евангелии. Когда добровольцы начинают действовать на повышение уровня просвещенности общества, мне кажется, это чрезвычайно важно.

– Я знаю, что один из проектов, который Вы много лет ведете, – труднические экспедиции на Анзер. Как родилась эта идея, кто участники и в чем, как Вам кажется, результат этих поездок?

– Это действительно дорогой моему сердцу проект. На две недели молодые люди отправляются на остров Анзер в Соловецком архипелаге и работают в Свято-Троицком скиту. Возможность появилась более десяти лет назад, и мы за нее ухватились. Уже много людей, не только из России, прошли через эту поездку. Главные результаты, наверное, не столько то, что мы сделали, там простая грубая мужская работа: ремонт дорог, очистка канав от грязи, грядки, мусорные завалы, камни и так далее. Главные результаты, по всей видимости, в душах тех людей, которые через это прошли и что-то поняли про себя, свою жизнь, про то, зачем вообще нужно жить и на что нужно обращать внимание, а на что не нужно.

Мне кажется, что одна из ключевых проблем современного человека – это невозможность сосредоточиться, остаться наедине с собой, задуматься о своей жизни, потому что существует огромное количество информационных потоков, которые разрывают, разбрасывают внимание. И поездка на Анзер – это возможность встать перед лицом Бога, перед лицом собственной жизни и задать себе вопрос о том, кто ты, зачем живешь, куда идешь. Анзер как раз дает такую возможность.

– Мы возвращаемся к началу разговора и тезису о том, что волонтерство – это не для кого-то, а в первую очередь для себя самого. Я хотел бы, чтобы Вы еще раз подчеркнули эту особенность и то, как Вы сами это осознали и пришли к этому. Многие воспринимают волонтерство именно как некую помощь нуждающимся третьим лицам, но при этом не понимают, что получают сами от этой работы.

– Я бы не использовал тут частицу «не», а использовал бы «и», то есть и для кого-то, и для себя самого. Я бы посмотрел на эту историю стратегически. Вот у нас сейчас есть большое число социально активной молодежи, которая включена в разного рода активности. Это те люди, которые реально будут способны изменять ситуацию в стране к лучшему, заботиться об обществе, о государстве. Но чтобы это было сделано, нам нужно этих людей правильно образовать, воспитать, вырастить, сейчас вложить в них компетенции, помочь им самоопределиться, сделать так, чтобы у них произошло историческое осознание. Поэтому добровольчество должно быть осознано не только как способ помочь кому-то, но и как ситуация, в которой сам молодой человек, являющийся добровольцем, чему-то учится. В него вкладываются какие-то компетенции, он учится самоорганизовываться, работать в команде, учится ориентироваться в конкретной социальной ситуации, скажем, в ситуации с сиротами, людьми с ОВЗ. И в этом смысле я всегда делаю два акцента: первый, от которого не уйти, он основной, – это помощь конкретному человеку, к которому ты приходишь, и второй акцент на том, что добровольчество – это ресурс становления добровольца, становления личного, профессионального, гражданского.

Для того чтобы это происходило, нужно особым образом делать акцент в добровольческом проекте: нужно сопровождение добровольца, иногда психологическая помощь, система наставничества, нужно придумывать (это очень сложная история) стратегии профессионализации добровольца. Надо понять, что человек становится добровольцем, а дальше, на определенном этапе, он должен перейти уже в профессиональную сферу: либо он создает НКО, либо, что было бы здорово, он может перейти в социальную сферу государства, может быть, на какую-то низовую позицию, но чтобы добровольчество было постепенной лесенкой к этому. То есть добровольчество должно выстраиваться в том числе как социальный лифт, и это предмет особых усилий.

– Часто поднимается сложный вопрос о том, что люди стремятся поехать в какую-нибудь соседнюю область в детский дом или в дом престарелых, но при этом часто уходят от тех сложностей, которые существуют в их семьях, в том числе с родителями, бабушками, дедушками. Является ли добровольчество уходом от тех проблем, в которых мы живем повседневно? И не является ли это неким оправданием: мы делаем что-то хорошее, но у нас не хватает времени на то, чтобы решить проблему в нашей собственной семье?

– Вы знаете, я думаю, что то, о чем Вы сказали, это вопрос не о добровольчестве, а, в принципе, об отношениях человека с самим собой, о некоторой правде про себя. Потому что если ты хочешь себя обмануть, у тебя много возможностей это сделать, это может быть и добровольчество, а может быть и еще что угодно. Потому это вопрос про честные отношения с самим собой.

– На «Школах» вы поднимаете тему о том, что сначала нужно разобраться со своей семьей и с теми нуждающимися, которые есть в ближайшем окружении?

– Да, конечно. Я бы даже сказал, что одна из ключевых тем в истории добровольчества – тема выгорания. И когда начинаешь разбираться, почему человек приходит к этому состоянию и как его преодолеть, становится ясно, что если человек не разобрался с самим собой, своими желаниями, проблемами, мечтами, ситуацией с ближними, родителями, он может неосознанно пытаться решить эти проблемы через участие в добровольческом проекте. А они не решаются. Поэтому, пока ты не разобрался с ближними или внутри себя, идти спасать или помогать другим людям не скажу, что неправильно, но, по крайней мере, рискованно.

– Какие уроки Вы вынесли лично для себя из многолетней волонтерской работы и работы по организации подобных «Школ общественного действия»?

– Лично для себя я вынес, что никого из молодых людей нельзя чему-то научить напрямую. Нельзя сказать: «Делай так» – и человек начнет делать так. Каждый должен пройти свой собственный путь, для того чтобы что-то понять, кем-то стать. А ты можешь помочь ему проходить этот путь. И самое радостное в моей работе – это видеть, как меняется человек, и понимать, что ты в чем-то, хоть на миллиметр, к этому изменению имеешь отношение, ты ему как-то помог.

– В завершение нашей программы давайте скажем нашим телезрителям, куда можно обратиться, чтобы поучаствовать в ваших «Школах общественного действия».

– Чтобы поучаствовать в проекте «Школа общественного действия», нужно зайти на сайт Фонда Андрея Первозванного, найти там проект «Школа общественного действия», найти мои координаты и написать мне.

– Спасибо огромное за беседу.

– Спасибо большое.

Ведущий Александр Гатилин
Записала Екатерина Самсонова