Плод веры. Журналист Елена Дорофеева о проекте "Епархии знакомые и неизвестные". Часть 2

Журналист Елена Дорофеева продолжает рассказ о проекте "Епархии знакомые и неизвестные". Что ее поразило при посещении новообразованных епархий Русской Православной Церкви, чем живут сельские батюшки и как сохраняют традиции местные жители?

– В прошлой программе мы начали беседовать о том, зачем создавались новые епархии, Вы очень подробно и интересно об этом рассказали. Сейчас же я хотел бы поговорить об особенностях епархий. Мы знаем, что в каждом регионе, даже на небольшой территории, есть свои почитаемые святые. Запомнились ли Вам истории кого-то из местночтимых святых и действительно ли в каждой епархии есть подобные примеры?

– Начну с такого, может быть, экзотического места, как Ямал. Примерно пять лет назад была образована Салехардская епархия, которая включает весь Ямал (а когда-то он входил в Тобольскую епархию). Там до сих пор десять процентов местного населения – это кочевники-оленеводы, и там до сих пор осуществляется миссия. Хотя местные жители были крещены – там было очень много миссионеров в XIX веке, – но наш безбожный 90-летний каток прошелся и по этому краю, поэтому теперь крупицы собираются и возрождаются.

Вот вспомнилась история, которая связана с местным ненецким населением. В безбожное время большевики разрушили храм. Ночью ненецкая семья проникла в этот храм и взяла то, что могла унести: какие-то богослужебные книги, кресты и иконы. И вот всего лишь два года назад икону святителя Николая, передававшуюся уже из поколения в поколение, решили вернуть епархии. Перемещали ее на так называемых «священных нартах» – у ненцев есть такое понятие. Правда, это устройство смешанного характера: там и идолы языческие, и православные святыни, но на них во время кочевий хранятся священные для ненцев предметы.

Епархия сначала отдала икону на реставрацию в мастерскую Троице-Сергиевой лавры, минувшей зимой образ оттуда вернулся. Прямо из аэропорта группа священников во главе с епископом провозила икону по храмам всего Ямала, включая какие-то малоизвестные поселки. Я думаю, уже закончили: несколько месяцев длился этот своеобразный крестный ход. Мы были свидетелями, шесть дней мы тоже кочевали с этой иконой. Тот факт, что люди так трепетно относятся к святыням, очень тронул душу.

Есть еще примеры в другой епархии, например Тульской. Там очень чтимый святой – Макарий Жабынский. Есть Свято-Введенский Макариевский Жабынский монастырь (в местечке Жабынь), который назван по имени святого Макария. Он жил в XVII веке и прославился своим настоящим христианским отношением к людям, проявлением любви к врагам – высшей степени любви.

Это были 1611–1612 годы, Смутное время на Руси, польско-литовское нашествие, особенно сильное в этих землях. И вот как-то после уединенной молитвы в лесу святой Макарий возвращается в монастырь, и тот оказывается разоренным, все монахи убиты. Только один раненый лежит под дубом, это польский воин. Святой Макарий его омывает, очищает рану, вылечивает. И тот поляк стал православным монахом, закончил свою жизнь в этом монастыре.

Интересна связь с сегодняшним днем. В этой же епархии, но в другом месте, городе Плавске, три года назад был такой случай. 2013 год, колония, захват заложников. Заключенные взяли в заложники двух женщин, которые там работали, одна из них была беременна. Священник, который окормлял эти исправительные учреждения, пошел к ним и говорит: «Давайте обменяемся, возьмите меня и отпустите этих женщин». Ничего не помогало, никакие переговоры. В конце концов ОМОН взял штурмом, заключенных убили, а женщины остались живы.

И вот этот священник рассказывал, что его больше всего потрясло: эта беременная женщина первой пришла в храм, поставила свечки об этих несчастных заключенных, о которых разве что свечку теперь можно поставить. Вот, XVII век и XXI век, а высшее проявление христианской любви в людях живет, оно есть.

– Сейчас очень много говорится о необходимости почитания новомучеников и исповедников Российских и признается на разных уровнях, что это почитание недостаточно. Насколько в разных регионах прихожане разных храмов знакомы с историей своих храмов, своих приходов, своих общин в ХХ веке и с судьбами новомучеников, которые претерпели от советской власти?

– Знакомы. Причем глубинка характерна еще и тем, что там люди очень хорошо знают свою историю – и древнюю, и настоящую. С кем бы мы ни беседовали (в основном со священниками, но и с прихожанами тоже), все с ходу без подготовки рассказывают, что здесь произошло за несколько веков.

Помнят новомучеников, иконы в храмах пишут, и они очень почитаемы. Рассказывают об этих людях. Почти в каждом храме есть свой новомученик – это последний настоятель, который был репрессирован. Почти в каждом храме это было, все-таки очень жестокие гонения были в годы большевизма. Но чтобы в честь новомученика освящали храм, я пока такого не встречала.

– Вообще какие традиции и особенности существуют в разных епархиях? Я читал, что где-то есть свой крестный ход, где-то существует традиция совместных трапез, обедов после воскресных служб. Что Вам запомнилось?

– Да, например, в Тверской епархии. Священник там живет пока еще на территории женского монастыря, причем сам монастырь недавно обустроен, почти в центре Бежецка. Деревянные домики. Священник где-то там по скрипучим лестницам поднимается, на втором этаже у него своя келья. Там же проходят богослужения.

И вот мы попали как раз в воскресный день, после службы нас пригласили на трапезу. Я удивилась: столы накрыты примерно на сто человек, полноценный обед, все разнесли, первое, второе и третье. И рассказывают: «У нас просто такая традиция». Первый настоятель, который в 1990-е годы там служил, ввел такую традицию: все прихожане после воскресной службы идут на обед. Не просто чаю попить, а настоящий полноценный обед! До сих пор это сохраняется. Конечно, это все-таки сельские храмы и храмы в небольших городах, нужно помнить об этом.

Традиции крестных ходов, конечно, древние, и они до сих пор поддерживаются довольно активно. Мне, например, запомнилось в городе Алексине Тульской области. В память о великом стоянии во время татарского нашествия там на берегу Оки построили часовню во имя пророка Божия Илии, и 2 августа каждый год проходит крестный ход. Я не могу точно рассказать подробности той битвы, но каждый местный житель прекрасно знает эту историю.

Очень живописный крестный ход из центра города по высокому берегу Оки. Там один берег пологий, огромные поля. Мы были летом, и там тень облаков видна! Вот особенность нашей Руси, именно глубинки, где такие просторы, что можно видеть и тени от облаков. А другой берег высокий, и вот просто удовольствие пройти по этой красоте с молитвой на устах.

– Существуют еще какие-то особенные традиции, с которыми вы столкнулись и удивились?

– Если не традиции, то, по крайней мере, особенности. Например, в Выксунской епархии мне запомнилось из всех этих поездок вот что. Там был один военный, майор в отставке, и его волновала мысль: «Должны быть православные воины наши. Суворов с молитвой на устах побеждал, и наша армия должна быть такой!» И решил с детей, со школьников начать. Организовал движение витязей, епископ поддержал, выделил ему и зарплату, и помещение, когда увидел, что это очень хорошо идет.

– Вы стали рассказывать о молодежи. Вообще насколько молодежь активна в церковной жизни в регионах? Считается, что все-таки основные прихожане – это люди среднего и старшего возраста.

– Насколько я видела по заполняемости храмов, примерно половина – все-таки молодежь. Как с ними строится работа? Если говорить о конкретных примерах, мне запомнилась Орская епархия. Как уже говорилось, наши архиереи ходят в администрации, школы, больницы. Так вот там епископ действительно ходит везде, выступает с лекциями в университетах, и у него даже есть специальный курс, который внесен в учебную программу.

Такой авторитет у этого епископа появился в педагогической среде, что ректор одного университета перед тем, как отчислить нерадивых студентов, направляет их к епископу. Я говорю: «Что Вы с ними делаете?» Он говорит: «Сначала я прошу их составить список своих школьных учителей и в чем они нуждаются. Потому что мы должны почитать тех людей, которые дали нам ступени в жизни». И ходит с ребятами по квартирам этих учителей и помогает, даже если окна нужно помыть, вплоть до этого.

Плюс еще водит этих ребят в дом инвалидов для детей. Вот мы тоже были с епископом в таком доме. Картину, конечно, трудно передать словами. Вместо плакатов «Не употребляйте спайсы» я бы показывала фотографии из этих детских домов, потому что такие уродства просто трудно воспринимать. В основном это последствия употребления родителями наркотиков, так нам говорил медицинский персонал. И вот эти студенты приходят, чем-то помогают и видят все это, и у них формируется уже более трезвый и взрослый взгляд на жизнь. Вот такой метод у этого епископа.

– Еще какие-то удивительные встречи у Вас были за время поездки? Та история, которую Вы рассказали, мне кажется, достойна того, чтобы ее взяли на вооружение и в других епархиях (я имею в виду общение с нерадивой молодежью). Что-то еще Вас поразило, чем Вы могли бы поделиться?

– Да, в Тверской епархии, владыка Филарет. Я уже говорила, что ему долго пришлось налаживать отношения с педагогами, соответственно, и со студентами, потому что действительно до сих пор молодые люди так воспринимают: «В храм ходят одни бабушки, что мне там? Может, когда я пойду на пенсию, а так-то, в общем…»

И вот он беседовал, ходил, выступал, а потом понял, что с ними должны беседовать сверстники. Съездил в Троице-Сергиеву лавру, в Духовную академию, где он учился, поговорил с ректором, владыкой Евгением, и тот прислал миссионерскую группу студентов во время летних каникул. Еще в другой епархии такой же метод применили

Епископ Филарет говорит: «Это такой ошеломляющий эффект произвело! Сначала студенты приходят как на какую-то “обязаловку”: жвачка, наушники в ушах. Через пять-десять минут прекращают жевать, вынимают наушники, начинают слушать, потому что молодые люди, их ровесники говорят их языком, но немножко о других вещах, и сразу завязывается диалог. Я даже удивился: перед экзаменами увидел толпы молодых людей, которые пришли поставить в храме свечку перед экзаменом, и еще больше удивился, когда после экзаменов пришли поблагодарить Бога». То есть эффект есть, и каждая епархия ищет какие-то свои пути.

 – Насколько распространены православные средства массовой информации в епархиях? Часто даже при храмах создаются свои небольшие стенгазеты или газеты, которые распространяются. Какое они имеют влияние в обществе?

– Видела в нескольких храмах какие-то приходские листки, какие-то местные средства информации, но не знаю, насколько они популярны. Все-таки, мне кажется, если говорить о молодежи, их больше электронные средства привлекают. Мне понравились епархиальные сайты. Наряду с обыкновенной статистикой (она тоже интересна: памятные знаки в честь какого-то полярника, где-то еще какое-то событие произошло неординарное – даже из сухих фактов можно интересное почерпнуть) там параллельно стоят викторины интересные. Я даже сама заинтересовалась, решила пройти, вопросы были любопытные. То есть везде по-разному, но больше все-таки привлекают электронные средства массовой информации.

– Насколько я прочитал, у Вас было как минимум одно очень экстремальное путешествие при низких температурах. Расскажите, как это происходило и как Вы на это решились.

– Произошло это потому, что наш грант заканчивался, нужно было срочно посетить последнюю епархию, это пришлось на зиму (я откровенно рассказываю, почему на это время). Это оказалась Томская епархия, перед самым Новым годом. Томская область поделена теперь на две епархии, одна из них размещена в Нарымском крае – это «ссыльный» край, известен еще с дореволюционных времен. Но поскольку города Нарыма уже нет в силу обстоятельств, это уже мелкий населенный пункт, то епархия называется Колпашевской – по названию города Колпашево.

Действительно, там было минус пятьдесят шесть, и, когда мы еще были в пути (примерно четыре часа ехать от аэропорта до кафедрального города), на одной из бензоколонок сотрудники говорят: «Хотите посмотреть эффект?» Налили в ковш горячую воду, вышли на улицу, выплеснули, и все содержимое ковша тут же превратилось в пар.

Пощипывает немножко глаза, придыхание, но ничего. Причем местные жители даже любят это время года, потому что летом там одолевает гнус с мая по август, невозможно выйти даже со специальными средствами защиты. Плюс еще из-за того, что это большие Васюганские болота, и именно зимой там появляются дороги, так называемые зимники. Поэтому такие экстремальные условия для местных жителей – это радость, это жизнь.

– Подобные экстремальные путешествия свойственны священникам за полярным кругом, где Вы были. Насколько я понимаю, Вы там были не зимой, но вообще в чем особенность миссии в таких сложных условиях, особенно за полярным кругом? Насколько это развито?

– Да, это Ямал, как раз там проходит шестьдесят шестая параллель, полярный круг. Вообще интересно, что Ямал – центр Российской империи, Менделеев в свое время это рассчитал с помощью специальных методик. Там даже в одном из населенных пунктов есть знак: «Центр Российской империи».

Я бы даже сказала, что Ямал – это на сегодняшний день срез всей России, потому что там все: от бедных кочевников до «Газпрома» со своими апартаментами, гостиницей, структурой. «Газпром», надо сказать, ответственно относится к этому региону, там даже в небольших населенных пунктах есть музыкальные школы.

И мы разговаривали с молодым человеком, он именно тогда несколько дней назад приехал туда с семьей, он с Урала, из Екатеринбурга, и он музыкант. Говорит, запрашивал всю Россию, искал место работы, и здесь самые приемлемые условия: даются хорошие подъемные – несколько миллионов, но только в течение трех лет нужно обязательно отработать их, дается служебная квартира.

Но помимо того, что люди отрабатывают, они еще и зарабатывают. Многие покупают себе потом квартиры, машины, то есть это хорошее средство заработка. Но все-таки там требуются именно специалисты либо в гуманитарной сфере, как этот молодой человек – преподаватель музыки, либо газовщики с высшим или специальным образованием.

Я в самолете тоже разговаривала с попутчиком, он работает вахтовым методом: месяц – на станции по транспортировке газа, а месяц у себя в Воронежской области живет. Но рабочий месяц проходит без выходных, работа по двенадцать часов, ни суббот, ни воскресений у вахтовиков нет. Но люди знают, на что идут. Мой попутчик уже не первый год там, и вообще чувствуется, что человек ответственный, собранный. Даже по такой мелкой детали: после трапезы в самолете он как-то автоматически аккуратно собрал все обратно в контейнер, ни одной крошки, ничего нигде не осталось. Почти все пассажиры были вахтовиками, и это даже чувствовалось в атмосфере поездки: конкретные, собранные люди.

– Все-таки в чем особенность миссии?

– На Ямале особенность миссии состоит в окормлении кочевых народов. Мы познакомились там со священником, отцом Андреем Калугиным из города Надыма. Пять-шесть путешествий в год он делает практически один, потому что это путь в основном на вертолете, там очень сложно место получить. Приезжает в эти кочевья, беседует.

Причем о таких интересных случаях рассказывает: «Вот однажды говорю, людей собралось целое помещение (там все-таки есть в стойбищах какие-то здания), внимательно слушают. Говорю: “Все понятно?” Молчание, глаза внимательные. Продолжаю рассказывать, второй час рассказываю: “Ну, все понятно?” И тут переводчик говорит: “Да они по-русски ничего не понимают”. Но это было так благоговейно!»

Потом через переводчика стал говорить. «Кочевники, – говорит отец Андрей, – настолько восприимчивы». Вот у них есть местное понятие о веровании в духов, и на него очень хорошо ложится христианское понимание, и священник по сто человек за один приезд крестит.

Причем люди так серьезно относятся. Вот он был в каком-то месте, договорился о крещении, ему сказали, что есть желающие, но получилось так, что он туда только через пять лет попал. Батюшка рассказывает: «Думаю: ну, наверное, все забыли, нужно опять беседу проводить. Прилетаю на вертолете, выхожу, и тут женщина называет меня по имени. Говорю: “Вы что, меня помните?” – “Ну конечно, мы же все собрались креститься. Нас сорок человек”». То есть спокойно, смиренно восприняли это.

Бывают и накладки. В тех же самых стойбищах у оленеводов пища в основном сырая: рыба либо оленина, строганина, деликатесом у них считается кровь выпить. Причем отношение к санитарии своеобразное, то есть они в одном чане и руки моют, и мясо, и все. Отец Андрей говорит: «Пять дней держался, не ел ничего. Ну не могу я, мой желудок не восприимчив к сырому». Но на пятый день все-таки что-то там взял. Так вот, он еле выжил потом. Его в какой-то пункт переправляли к фельдшеру в больницу, дорого очень, потому что вертолет надо вызывать. Но все-таки где-то медицинскую помощь ему оказали, выжил.

– Елена, в завершение нашей программы: как Вы оцениваете в целом результаты проекта «Епархии знакомые и неизвестные»? Насколько удалось увидеть особенности разных епархий, насколько удалось это представить?

– Да, действительно интересно, что почти каждая епархия имеет свои особенности благодаря тем энтузиастам, которые в ней есть. То есть где-то складывается движение витязей, где-то – движение противоабортное, где-то просто с молодыми людьми на катамаранах осуществляют туристические сплавы, которые в том числе связаны с посещением и восстановлением храмов. О Ямале мы уже говорили, там свои особенности, связанные с местным кочевым населением. И везде епархиям удается это своеобразие поддерживать и развивать. Это было очень приятно видеть и, честно сказать, такая активная работа в глубинке нашей страны тоже для меня была удивительной.

 Ведущий Александр Гатилин

Записала Екатерина Самсонова