Плод веры. Журналист Елена Дорофеева о проекте "Епархии знакомые и неизвестные". Часть 1

Чем живет русская провинция? Как возрождаются храмы, формируются общины? Поиску ответов на эти вопросы посвящен проект "Епархии знакомые и неизвестные", реализуемый интернет-порталом "Приходы". О нем рассказывает известный журналист Елена Дорофеева.

– Вы на протяжении многих лет работали в журналистском пуле Святейшего Патриарха. В прошлом году Вы участвовали в очень интересном проекте, который был реализован на сайте «Приходы» при поддержке фонда «Православная инициатива». Суть этого проекта в том, что Вы рассказываете о новообразованных епархиях Русской Православной Церкви. Он так и называется: «Епархии знакомые и неизвестные». Насколько я знаю, когда начинался процесс разукрупнения епархий, то одной из задач, которая ставилась, было приблизить архиереев к приходам и прихожанам. На Ваш взгляд, исходя из Вашего опыта общения с архиереями, священниками, прихожанами в разных регионах России, насколько эта задача выполняется?

– Я хочу поделиться своими личными впечатлениями. Главный аргумент разукрупнения епархий (а их стало за последние пять лет на 119 больше) меня не привлекал, если честно, я даже не особенно понимала, в чем его изюминка. Но на практике (мне удалось посетить за последние полгода семь регионов от Оки до Оби) я убедилась, что принцип разукрупнения епархий, который был заложен еще сто лет назад Поместным Собором 1917 года и сейчас стал воплощаться, работает.

По сути, разукрупнение епархий – это оживление церковной жизни в глубинке, не в областных центрах и даже не в районных, а в еще более мелких населенных пунктах. Поскольку архиереи зачастую имеют два высших образования, светское и богословское, они становятся притягательным центром как личности, и то, что они делают, собирает вокруг интересных людей и даже власти, что немаловажно.

Для районных властей это даже опора, какой-то интересный центр, вокруг которого формируются и социальные работы. Если говорить чиновничьим языком о структурах Церкви, которые она предлагает в регионах, – это помощь малоимущим, развитие центров поддержки матерей, одиноких матерей, предотвращение абортов. Интересно, что каждый регион строит свою программу в этом отношении.

– Мы об этом как раз подробно поговорим. Все-таки мне интересно, сами прихожане почувствовали это приближение священноначалия к себе?

– На уровне прихожан, мне кажется, большей части все равно, священник служит или архиерей, – у меня лично такое впечатление возникло. Но родилась более оживленная деятельность, стало появляться больше храмов даже за счет административных ресурсов. То есть стало проще увязывать какие-то вопросы: выделяются земельные участки, появляются специалисты, которые могут это решать.

– В одном из репортажей Вы написали: «Главное впечатление от посещения новой Бежецкой епархии Тверского края – Церковь создает культурное пространство, эстетически привлекательные места, по масштабу градообразующие». Это как раз в продолжение Вашей мысли о социальной роли Церкви в глубинке. Для многих ли епархий типична эта практика?

– Я хочу пояснить именно про Бежецк. Этот старинный русский город когда-то был льняной столицей России. Там купцы построили очень красивые дома с резными наличниками, просто идешь и радуешься. Но это в пасмурный день, а в солнечный день видишь, что это уже почти в «руинированном» состоянии. У городских властей почему-то не доходят руки. Я не знаю, с чем это связано, но, к сожалению, там не ведется реконструкция. Что-то начинается (парк устроили), но в масштабах города это печальная картина.

Пять лет назад, когда стала образовываться Бежецкая епархия, то вокруг главного собора города стали устраивать (и до сих пор, кстати, устраивают) епархиальный центр. Расчистили территорию, разбили сад, устроили огромную площадь, которая становится концертной площадью. Епископ на основе своих личных знакомств в Москве организует пасхальные фестивали, куда приезжают исполнители даже из других государств. Для города это огромное событие.

Собственно, что такое епархия? Это храмы. А храмы – это и есть архитектурные доминанты всех населенных пунктов. И как благоукрашаются и развиваются они и территория вокруг них – вот именно на это я обращала внимание.

– Часто я слышу, что в сельской местности жители не так уж и часто посещают храм и что вообще жизнь на селе не такая воцерковленная. Настолько это соответствует действительности?

– Мне сразу вспомнился приход в Орской епархии – это Оренбуржье, Южный Урал. В какой-то будний день, это было зимой, мы с епископом посетили несколько приходов. Там был почти полный храм, в том числе родители с маленькими детьми, те, кто еще ухаживает за ними, потому что все-таки было рабочее время. Я была поражена именно молитвенным состоянием на службе: как люди глубоко понимают, что происходит, зачем они сюда пришли и что у них в душе творится.

И даже такое небольшое наблюдение: место, куда обычно ставят свечи об упокоении (так называемый канун), где-то устраивается в виде подсвечников, где-то песочек насыпан, а там – зерна пшеницы. В этом глубокий смысл: если ты не умрешь, то не возродишься в жизни вечной. То есть очень интересно люди живут по всей нашей России. Я могу много конкретных примеров привести.

– Вы пишете в качестве примера: «Паствой считают все население края. Идут в народ, школы, больницы, администрацию». Вообще пускают? Есть ли случаи каких-то конфликтных ситуаций?

– Не сразу пускают. Например, Бежецкий епископ Филарет рассказывал, что два или даже три года он выстраивал отношения с педагогическим сообществом, администрацией. Не пускали. Но он разговаривал и просил, чтобы его приглашали на педагогические собрания по каким-то поводам, стал выстраивать диалог. Сначала, говорит, были настроены недоуменно, отстраненно, почти враждебно, потом у людей стали появляться вопросы, возникал разговор, атмосфера смягчалась. Два года понадобилось, и теперь ни одно, говоря чиновничьим языком, мероприятие не проходит без участия архиерея или священников.

А вот что в другой епархии рассказывали. Это Томская область, Колпашевская епархия – по названию единственного города. Вернее, там два города есть: Колпашево и Стрежевой, на Васюганских болотах. Томскую область поделили: вокруг самого города – одна епархия, вся остальная территория – это новообразованная епархия. Там жена священника имеет педагогическое образование, и она рассказывала, какие они пути искали, чтобы прийти в школы.

Когда просто приглашали учеников, отсылали приглашения в школы, то вначале на сто процентов отвечали «нет», пугались: «Как это вообще – храм и школа? У нас все отделено от государства» – известная фраза. Тогда в епархии стали придумывать: для сертификации, для каких-то бонусов в педагогическом сообществе (сейчас очень развита эта система) проводится такая-то экскурсия, конкурс колокольного звона, конкурс снеговиков, вертепов на Рождество. Народ валом повалил, это выгодно стало и школам в том числе. То есть как-то мудро подходят люди.

Можно о социальной работе сказать на основе конкретного примера. Тверской край, город Удомля. Там находится АЭС, и поэтому город довольно крупный. Там социальную работу построили на базе больницы. У них так организовано, что даже разрешение от врача нельзя получить, пока не пройдешь консультацию в женском отделении в психологическом консультационном центре.

Епархия организовала центр с привлечением православных психологов. И они рассказывают: «Аргументы мы разные выдвигаем: на кого-то действуют какие-то устрашающие плакаты по поводу абортов, на кого-то – факт, что Менделеев был семнадцатым ребенком в семье». И это очень успешно: за год – пятьдесят спасенных жизней.

– Кто те священники, которые Вам встречались? Какой-то собирательный образ можете нарисовать?

– Собирательный образ я бы так охарактеризовала. Чем вообще привлекает Церковь, богослужение? Конечно, в первую очередь, основным – общением с Богом. Но в храме находятся люди всех сословий, всех возрастов – от младенчества до старчества, разного социального статуса, разных физических возможностей, включая инвалидов. Это все кажется естественным и органичным.

Сложно находиться в больнице только с больными, увечными людьми, все-таки тяжелая картина, если постоянно ее наблюдать. Или в пансионате во внеурочный сезон, когда одни пенсионеры. А в храме это почему-то естественно смотрится, потому что все общаются: пожилые с младенцами, кто-то помогает колясочникам.

Если говорить о священниках, то возрастной состав разный. Конечно, есть священники пожилые, в возрасте, но появилось очень много, целая плеяда, молодых священников. Буквально 24-летних назначают настоятелями, у них масса идей, они такие креативные и строят работу очень интересно.

– Как они воспринимают эти назначения? Поехать в захолустье, какие-то совершенно отсталые районы... Насколько это добавляет им оптимизма?

– Большей частью это все-таки местные кадры, но есть и те, кто приехал из Москвы. В Орской области (это Оренбуржье) три выпускника Сретенской духовной семинарии. Они женаты, со своими семьями там. Не скучают, тоже очень интересно ведут работу.

– Я знаю, что в одной из поездок Вы встретились с почти столетним монахом, у которого очень интересная судьба. Расскажите, кто это.

– Да, почему-то в контексте нынешнего года столетия революции подумалось, как мигранты возвращаются на родину. Этот человек (ему, по-моему, даже уже сто два года в этом году будет, Бог даст) десять лет назад в девяностолетнем возрасте решил вернуться в Россию. Когда-то он ее покинул, во время войны попал в плен и оказался в русском зарубежье с нашими архиереями, в конце концов – в Америке, и даже был одно время хранителем Курско-Коренной иконы Божией Матери в нью-йоркском Знаменском соборе.

А потом, как рассказывает сам отец Анастасий, он ушел на пенсию, смотрел по телевизору новости из России, жил припеваючи. Но так сложилось, что он где-то столкнулся с выходцем из Оптиной пустыни архимандритом Парфением, который руководит Богородице-Рождественским Анастасовым монастырем в Тульской епархии, и тот пригласил его к себе. А он вдруг для себя решил: «Раз меня архимандрит зовет, надо ехать». И приехал. Он сам, старец Анастасий, приехал в Анастасово и шутит: «Я нашел себе одноименную обитель». Бывает и такая жизнь.

И еще можно сказать об эмиграции. Существует Выксунская епархия (такие экзотические названия по именованию тех крупных населенных пунктов, в центре которых они находятся), это Нижегородская область на границе с Владимирской областью. Там человек, который тоже в свое время, в 1990-е годы, уехал из России в Германию. У него жена из поволжских немцев, и они с супругой очень хорошо там устроились.

Но что-то свербило у него в сердце. Однажды в парке рядом с ним вышла на природу русская женщина и говорит: «Да, хорошо в Германии, но, если хочешь Царства Небесного, нужно в Россию». Ему эти слова так запали в сердце, что в конце концов он вернулся и интересно организовал движение православных витязей. Его знакомства за границей пригодились, потому что люди, которые в нашей эмиграции такие движения ведут, приезжали для консультирования. Вот такая связь.

– Чем живут сельские приходы? На что живут, если население в большинстве своем не имеет работы, соответственно, нечем даже пожертвовать на храм? На что живут молодые священники, которые приезжают в провинцию?

– Что такое глубинка России? Это экономически нерентабельные места. Такая тенденция во всем мире, все стремится к мегаполисам, все производства. Поэтому – да, там почти нет экономического развития. Но, например, сами священники в Тверской области организуют какие-то фермерские хозяйства. Жители сел (все-таки я разговаривала с кем-то из местного населения) говорят: «Ну что мы? Вот у дачников подрабатываем: сделать какой-то домик, где-то ”подхалтурить” (как у нас в советское время говорили)». Так и живут.

В тайге – на подножном корму, собирают ягоды. В Томской области до сих пор сохранилась система потребительских обществ, когда приезжают определенные организации, забирают собранную ягоду, грибы и, особенно в Томской области, кедровые орехи. Люди на них хорошо зарабатывают и даже умудряются магазинчики открывать. Так что перебиваются кто как может.

Но есть другие регионы. На Ямале – «Газпром», и он до сих пор помогает, в том числе в строительстве храмов. Мы были в молодых населенных пунктах: поселку Пангоды, который возник на базе газового месторождения, всего двадцать лет. Там современный храм, причем со всей развитой инфраструктурой. В стилобатной части (в нижней) очень удобные помещения для трапезы, для приготовления еды, для занятий воскресной школы.

То есть мы переходим уже к тому, как храмы появляются. Если нищая земля, то откуда там храмы берутся? Я почти везде этот вопрос задавала. Действительно, как происходит в наше время? В каких-то регионах сами строят. Буквально два человека, плотник и каменщик, взяли и построили у себя часовенку. Епископ называет это «часовенки», хотя можно принести антиминс и служить литургии. Это, конечно, примитивное строение, но тем не менее оно есть.

В каких-то деревнях жители очень хотели, чтобы у них был храм, и он появился, хотя денег у них не было. Оказалось, что у старца Илии появилась информация от его чад, что где-то хотят храм, а где-то есть богатые люди, которые хотят построить церковь, неважно где. И он им дает поручение, благословение, они приезжают туда на вертолетах, строят просто дворец и улетают. За два года его построили. Хотя у них даже корней нет в этой местности. Вот такие бывают истории.

 И еще одну маленькую конкретную историю расскажу. Речь идет об Астраханской области, Ахтубинской епархии – она расположена в междуречье Волги и Ахтубы. Я там встречалась с человеком, который на свои деньги со своим сыном построил храм в память о своей маме. Он оттуда родом, сейчас возглавляет крупную строительную фирму, то есть это состоятельный человек. Он помнил рассказ мамы: во время войны была бомбежка, она с маленьким братом на руках вбежала в заброшенный храм, и когда дверь закрылась, то осколок снаряда врезался в эту дверь.

И вот он лелеял в себе мысль о строительстве храма и как-то сказал своему сыну, который уже тоже встал на ноги, стал бизнесменом: «Дмитрий, давай такое дело сделаем благое». А тот говорит: «Знаешь, отец, меня точно такие же мысли посещали». Они объединили капиталы. Получился прекрасный храм, с хорошей акустикой, правда, еще росписей нет, но внешне здание замечательное.

Что интересно, потратили они денег столько же, сколько в соседнем селе при реставрации старого храма с помощью государства хватило только на покраску фасада. Епископ говорит: «Ну, наверное, уже нужен новый тендер. Сейчас же просто так у государства нельзя взять деньги, нужно конкурс объявить, кто будет делать. Интерьер сам как-нибудь буду делать, потому что переделывать потом еще дороже обойдется».

– Как строятся отношения с местными властями? Мы знаем, что по федеральным программам финансируются памятники архитектуры, исторического, культурного наследия. А если храм не входит в эти реестры, то как идут навстречу местные власти?

– Здесь уже сложнее обстоит дело, потому что благословенное начало 2000-х годов, когда и местные власти вкладывали в строительство храмов, закончилось с финансовым кризисом 2008 года. Сейчас реально восстановить только те храмы, которые можно включить в какую-то государственную программу, например: «200-летие Тургенева», «700-летие Сергия Радонежского». Очень хорошо, что епархии этим пользуются, в любую подобную программу они включают храмы и таким образом выходят из положения. Очень много храмов стоит в запустении, просто нет средств, – это правда.

– Сейчас активно развивается внутренний туризм. Исходя из Вашего опыта, куда бы Вы посоветовали направиться, что Вам больше всего запомнилось? Чтобы отдохнуть душой, набраться сил. Несколько мест, куда Вы рекомендуете поехать?

– Была бы моя воля, я бы во все эти семь епархий сама снова съездила, потому что везде есть своя красота. Например, Орская епархия. Конечно, очень далеко от центра России, это Оренбургская область, да еще от Оренбурга сколько ехать. Так вот, настоятель кафедрального храма в Орске, священник Александр, очень поэтично рассказывал: «Наш Преображенский храм стоит на горе из яшмы». Потому что там такие породы, да еще и храм строили на высоком месте. «Особенно, – говорит, – весной красиво: текут ручьи, ярко-розовая яшма проявляется, и целыми потоками стекают эти маленькие камешки».

Ведущий Александр Гатилин

Записала Екатерина Самсонова