Плод веры. Руководитель Камерного театра «Диалог» Рамис Ибрагимов. Часть 2

Сложно ли быть православным режиссером? Какие ограничения вера накладывает на работу в театре? Рассказывает актер, режиссер, руководитель Камерного театра «Диалог» Рамис Ибрагимов.

– В прошлой программе Вы очень подробно и интересно рассказали о том, как пришли к вере. Вы – актер, снимавшийся в известных фильмах, – вдруг решили принять православие. Сейчас я хотел бы задать вопрос о том, какие фильмы, работа с какими режиссерами повлияла на Вас как на человека и как на актера? Что Вам запомнилось из тех киноработ, в которых Вы принимали участие?

– Самое запоминающееся для меня (и, наверное, таким останется на всю мою жизнь) – это встреча с теперь уже ушедшим Алексеем Юрьевичем Германом-старшим. До этого были встречи с Г.Н. Данелией. Когда он меня пригласил на маленький эпизод, я впервые видел, как он работает в содружестве с оператором. А оператор был потрясающий, Вы, наверное, о нем знаете, может, даже видели, общались, – это Лебешев Павел. Паша Лебешев учил меня ходить, разговаривать перед камерой. Помню, как он все время говорил: «Ты улыбайся больше!» Они с Георгием Данелией все время кричали: «Да улыбнись ты, у тебя хорошая улыбка!» А я все время как-то был зажат перед камерой, это все время меня смущало, на сцене мне было проще.

До этого была первая встреча в Перми с режиссером Никитиным из Питера. Это был 1989 год, я работал в Пермском ТЮЗе. И приехала съемочная группа фильма «Мой боевой расчет» Свердловской киностудии. Знаете, кто был художественным руководителем этой картины? Хотиненко. Тогда был такой период, когда маленькие студии что-то пытались снимать. И вот из всех артистов Пермского ТЮЗа выбрали меня. Я тогда был очень худой, занимался чуть-чуть йогой, держал себя в форме, и меня взяли в эту военную картину. Там был военный, который возвращался из госпиталя в тыл. Меня посадили в поезд, поставили у окна и сказали: «Сейчас Вас будут снимать крупным планом. Только ничего не играйте». Я сказал: «Хорошо». Поставили у окна, поехал поезд, я стою, смотрю. И вдруг: «Стоп!» Я думаю: «Ну все…» Режиссер говорит:

– Я же тебя просил: ничего не играй.

– Я ничего не играю.

– Еще раз!

Три раза гоняли состав (ну, не полный), и три раза он кричал: «Да не играй ты ничего!» Последний раз, когда он отснял, сказал: «Вот теперь ты ничего не играл». Я тогда не понимал, ведь я действительно ничего не играл, но, видимо, что-то происходило.

Я это начал понимать позже, когда в 1999 году в отрывках на Высших курсах попал на курс к Алексею Юрьевичу Герману. Тогда я был директором учебного театра, педагогом. В «Щуку» пришли два человека – один из них теперь киношный режиссер Мирбала Салимли, ученик Германа, и еще один режиссер с его курса – и предложили мне сыграть в отрывке на Высших курсах. А мне до этого говорили, что это Герман и его курс. Знаете, у актеров есть такой страх: а вдруг увидит, что ты плохо сыграл, и больше никогда к нему на пробу не попасть! И вот я пришел, мы подготовили отрывок, сработали, и это, как я считаю, тоже было чудом. Ко мне прибежали его ученики и сказали: «Алексей Юрьевич хочет с Вами поговорить». Я переоделся, вышел в коридор – стоит Герман. Он был такой крупный, высокий. Стоит, как я его называю, мэтр, смотрит на меня сверху вниз и говорит: «Вы хотите сняться у меня в кино?» Саша, это был шок. Я отвечаю: «Да». Я действительно не ожидал! Он говорит: «У меня для Вас ничего нет, но я напишу». Вы знаете, на всю страну могу сказать, что это был первый и, на мой взгляд, единственный режиссер, который сказал: у меня для Вас ничего нет, но я напишу, – и сдержал свое слово. Честно! Вы правильно улыбаетесь, я тоже к этому отношусь с улыбкой. Я думал: «Ну хорошо, многие же так говорят». А до этого я уже снимался в фильме «Черная акула» и много чего делал. Я сказал:

– Алексей Юрьевич, я готов у Вас бесплатно…

– А вот этого не надо. Вам позвонят, все с Вами определят, но вот бесплатно – не надо.

– Хорошо!

И ушел. И Вы не поверите, через месяц мне звонит человек и говорит:

– Вы в Москве, Рамис?

– Да.

– Вы могли бы подъехать в Министерство культуры?

Я тогда не имел к нему отношения и спрашиваю:

– А кто это?

– Это продюсер от Алексея Юрьевича Германа. Нам нужно с Вами обсудить и подписать контракт.

– Вы знаете, пробы же должны быть.

– Нет, ничего. Приезжайте.

Я приехал, он мне все рассказал, я подписал бумагу на определенную сумму. Не буду разглашать какую, это коммерческая тайна, как сейчас говорят. И потом мне сказали:

– Надо будет приехать…

– Вы знаете, я, как зампредседателя жюри, скоро должен быть в Петербурге, только не знаю, когда…

– Ничего, Вас найдут, когда Вы там будете. Если что, Вам позвонят. Сможете подъехать?

– Да, смогу.

Саш, вот это какое-то второе чудо. Я приехал в Питер, как зампредседателя жюри госкомиссии на просмотр дипломных спектаклей в ЛГИТМиК, нас поселили под Питером. Устраиваюсь – и вдруг звонок. Меня приглашают на ресепшн, как сейчас говорят, к телефону. Мне звонит Оля Багирова, ассистент по актерам.

– Рамис?

– Да.

– Алексей Юрьевич Герман просит, если у Вас есть время… За Вами сейчас приедет машина, Вас привезут, Вам надо приехать померить костюм и определиться, как и что.

И дальше – семь лет работы. Это было чудо, масса впечатлений, это было море удовольствия. Потому что, кто бы сейчас что ни говорил, я всем говорю одно: «Так, как он любил актера, так, как он с ним работал, – это редкость». Как он искал, как работал с массовкой, как учил меня работать на крупный план, – это действительно чудо. Я действительно у него научился работать на крупном плане.

– Давайте напомним нашим зрителям, о каком фильме идет речь.

– Это картина Алексея Юрьевича Германа «Трудно быть богом» по Стругацким.

– Давайте вернемся к театру, который Вы создали и которому в этом году исполняется пять лет. В репертуаре у вас четыре или пять постановок, по крайней мере я видел столько на сайте.

– Вообще-то семь!

– Уже семь постановок. Я хотел спросить: что сейчас более востребовано? В прошлой программе Вы очень подробно рассказывали о сложном и тяжелом спектакле «Рядовые», посвященном войне и тому, как война входит в людей. Я знаю, что у вас есть очень популярный спектакль «Свадьба» по одноименному произведению Зощенко. Наверное, веселые, добрые, хорошие спектакли более популярны у зрителей?

– Хорошая фраза, Саша, – «добрые, веселые, хорошие». Добрых и веселых, на мой взгляд, сегодня должно быть больше. Не обязательно веселых, а именно добрых. Вы знаете Царскую башню Казанского вокзала, галерею, где Дмитрий Анатольевич Белюкин и многие художники выставляют свои произведения. Когда ко мне на премьеру туда пришло сто тридцать человек, мы не ожидали, не знали, как вместит. А на вторую премьеру пришло сто двадцать. Это для меня было неожиданно. Но не в этом дело. Некоторые посмотрели и сказали: «Мы шли на комедию, а тут надо размышлять. Она добрая, вроде бы веселая, но мы уходим и начинаем думать. Нам хочется узнать, что дальше, а все закончилось». Я говорю: «А вот и приходите дальше. Потому что я стараюсь с моими ребятами находить такой материал, чтобы все время ставить вопросы, чтобы вы размышляли, а не я вам что-то говорил».

Вот так у нас звучит Зощенко. Спектакль идет час десять без антракта. Можно посмеяться, можно улыбнуться. Там есть очень хорошая фраза, которую говорит отец: «Вот вам три дня знакомства». И это тоже наша с вами тема христианского отношения к тому, что происходит сегодня. Мы стараемся понять наших молодых людей, разговаривать с ними, но они говорят: «Мы поживем и поймем, насколько нужны друг другу». Как-то все скоропостижно, быстро. Так же и в «Свадьбе». Три дня. Он видел ее в трамвае одетой и не может ее узнать! Ведь это тоже сегодняшняя тема! Насколько все мимолетно, все это проходит, и, может быть, повзрослев, мы начинаем что-то понимать. Вот такая история, такая линия взаимоотношений.

Сегодня я стараюсь не делать комедию ради того, чтобы зритель пришел, посмеялся и ушел. Я хочу, чтобы даже в этой доброй, как Вы говорите, комедии человек все равно подумал: что сегодня с ним так, а что с ним сегодня не так? Мы стараемся все спектакли делать такими. Я могу и дальше рассказывать про свои новые спектакли, но Вы спросили по поводу комедии…

– Я хотел уточнить про этот спектакль: приходит ли на него молодая аудитория и есть ли у вас какая-то обратная связь?

– Приходит. Обратная связь – очень сложно. Я пытаюсь вернуть мои любимые 80-е и 90- годы. И сейчас мои любимые годы: я люблю жизнь, у меня молодые артисты. Я занимаюсь, хочу быть в форме, ведь не могу же я сидеть на репетиции и спать. Артисты тогда просто разбегутся, скажут: «Ну что это за режиссер». Как иногда говорят: «В Вас столько энергии, на Вас хватит в два и три раза больше». Я говорю: «Ребят, об этом не надо говорить, давайте вместе друг друга дополнять. И вы, пожалуйста, на моих репетициях не засыпайте, а работайте».

Я пытаюсь вернуть, но, к сожалению, видимо, не хватает пока меня, моего понимания, может быть, мне пока сложно, или время… Наверное, не время, а мы как-то сложны. Я предлагаю зрителям оставаться и разговаривать. Вот Вы совсем молоды, но когда-то в наших театрах был педагог, который выходил перед спектаклем и разговаривал со зрителем, и после спектакля, если было желание, зрительный зал оставался, и они вместе обсуждали спектакль. В нашем театре это произошло только один раз. Я пытаюсь все время сказать: оставайтесь, даже говорю об этом. Но спектакль заканчивается, кто-то остается, но такой междусобойчик, поговорят и уходят. Не происходит так, чтобы мы сели и поговорили.

Один раз был человек с вокзала, у которого было еще много времени до поезда, встал после спектакля и сказал: «Давайте мы останемся и поговорим!» Многим стало неудобно, но все сорок человек, которые были на спектакле, остались, и мы начали разговаривать. Я попросил выйти актеров, и мы тоже присели.

– Какой это был спектакль?

– Это была премьера спектакля «Странный мир театра», почти четыре года назад, когда мы только вошли в Царскую башню Казанского вокзала. И это было просто прекрасно!

В театре должна быть творческая и человеческая дисциплина, поэтому я в этом плане очень жесткий. Но, как сказал отец Николай Соколов: «Ты имеешь право». Я все время мучаюсь, знаете, чем? А вдруг я как-то очень жестко разговариваю? С людьми же так нельзя! Батюшка говорит: «Ну как же так? Ты в своей профессии, можешь от них требовать. Ты же их не унижаешь, не оскорбляешь?» Я отвечаю: «Батюшка, упаси Господь, нет, никогда!» Я никогда не касаюсь личного, личностного, мы так договорились в театре со всеми актерами. Касаюсь только творчества, только того, что связано с профессией. Саша, мне кажется, это здорово, когда мы не переходим на личности, когда не унижаем и не оскорбляем. Вот так надо жить, и в театре тоже.

– Однако о спектакле «Странный мир театра», о котором Вы уже сказали, в аннотации на вашем сайте написано: «Пьеса дает картину нравов современной индустрии развлечений, где правит жестокая конкуренция, определяющая стремление к дешевой популярности». Почему Вы выбрали эту пьесу?

– Да. Но чем она заканчивается? Вот это важно. Заканчивается она крахом. Потому что актер, который из-за популярности мечется между двумя женщинами: одна из них – примадонна, у которой этот театр, и которая его воспитала, а вторая женщина через него пытается сделать себе карьеру. Он не знает, как быть в этой ситуации, потому что там молодость, но не популярность, а тут рядом все. И он не хочет, казалось бы, ничего менять. Этот конформизм заканчивается тем, что он не остается ни там ни сям. И это драма, а в театре так часто бывает, если ты перестаешь понимать, чему ты служишь. Ведь в театре каждый на своем месте чему-то служит.

Я этот материал взял не для того, чтобы этому следовать. Ну как мы понимаем? Я же делаю это не для того, чтобы вы так жили, я хочу, чтобы, уходя, вы понимали, как не надо жить. Наверное, сегодня это сложно, не все же думают: «Хорошо, я тоже так буду жить». Но я не могу войти в головы этих людей. Чтобы этого не было, я стараюсь, чтобы они просто размышляли и не делали этого. А иначе как? Ставить о том, что все прекрасно? Но тогда, выходя на улицу, с чем ты будешь сталкиваться? Как ты тогда будешь вести себя? Ты же будешь выходить и говорить: «Слушайте, мне же только что говорили, что все хорошо».

Как я всегда говорю: любовь – это не вздохи на скамейке. Сейчас я ставлю материал, который тоже об этом. Вчера у меня актриса заплакала, просто по-человечески. Я сказал: «Понимаете, любовь – это тоже труд, это работа, служение, это конфликт, но над этим надо работать». Надо трудиться, чтобы по-настоящему любить, по-настоящему быть в союзе. Это огромный, тяжелый труд. Мы сегодня не хотим этого. Особенно сложно молодым, и мы должны им просто помогать. Они потом это поймут, но сейчас надо не упускать этого момента, и через наши спектакли я это пытаюсь делать.

Если можно, коснусь Островского. Мне говорят: «Зачем ты это взял? Кому это сегодня нужно? Это же такое старье!» Но он зазвучал! Пришли Мягченков с международного театрального фестиваля «Золотой Витязь», Полукарова, директор этого фестиваля. Мягченков смотрит, говорит: «Я три часа сижу (спектакль идет с антрактом) на первом ряду, вглядываюсь: ни единой фальши у артистов». А там ведь тоже выбор.

– Давайте напомним, какая пьеса.

– Пьеса Островского «Последняя жертва». Сюжет в том, что молодая вдова влюбляется в молодого человека, а он оказывается аферистом. Она об этом не знает и ради любви к нему, жертвуя собой, отдает последние деньги. Унижая себя, она идет к человеку, перед которым встает на колени и вымаливает эти деньги. Но оказывается, что он живет обманом, играет ею. Все говорят: ой, она такая чистая, она любит. А я говорю: вы вдумайтесь, о чем она говорит. В финале Флор Федулович приходит и говорит ей: «Вы понимаете, что вы сделали? Он же вас обманул!» Она отвечает: «Нет, я все понимаю, я хочу ему отомстить. Верните те деньги, которые я ему отдала». Она не говорит: «Я все равно буду его любить, я попытаюсь помочь, чтобы он стал другим…» Нет! Это страшно.

Мои профессора и учителя Андрей Александрович Гончаров, Поламишев, Попов, Симонов говорили: читай автора, у него все есть. И когда мы пытаемся переделать автора, и еще как-то его осовременить… Автор всегда современен, вы только прочтите правильно, мне так кажется. Все имеет право на существование, ты можешь принимать или не принимать, однако это другой вопрос. Но вчитывайтесь в автора, и там есть одно понимание. В этой пьесе Флор Федулович оказывается самым чистым. Казалось бы, богатый человек, но он пытается ей помочь, наказывает этого обманщика и спасает ее. Он предлагает ей руку и сердце, и делает это при всех. Это потрясающий материал!

– В завершение нашей программы буквально несколько слов о том, почему вообще имеет смысл ходить в театр? Сейчас люди все-таки больше ходят в кино, зачастую смотрят фильмы дома, у всех хорошие телевизоры. Ради чего стоит прийти в театр?

– Как в знаменитой пьесе у Булгакова, «не любит Савва Лукич аллегорий», но я скажу, может быть, не впрямую. Сегодня очень многие закрыты: мне лучше побыть в одиночестве, поразмышлять, и чтобы в мой мир, мое сердце никто не вмешивался. Сегодня, кажется, столько всего вокруг, но я хочу быть один, я закрыт. Я призываю всех: приходите в театр, чтобы быть вместе с нами. И не только в мой театр, ищите, смотрите, есть много всего. Есть и что-то плохое, но для того чтобы понять, где есть хорошее, надо, может быть, увидеть и то, что сегодня вам не понравится.

Открывайте свои сердца, открывайте души, потому что если это настоящее, оно заставляет вас сопереживать! И когда вы потом начнете это обсуждать открыто с вашими знакомыми, друзьями, даже сидя где-то в кафе, вы не будете молчать, вы будете разговаривать, тем самым вы себя будете открывать. Вы настолько сейчас замкнулись, настолько сегодня в себе… Вот я сяду в своем мирке, дома, с любимой женой, даже и с ней не всегда поговорю. Надо, конечно, и помолчать – это тоже иногда важно. Мы же иногда молчим, но это не значит, что мы не любим друг друга. Нам иногда надо побыть в этом молчании, паузе. Но приходите и открывайтесь. Мы сегодня закрыты, а я хочу видеть ваши глаза!

Ведущий Александр Гатилин

Записала Екатерина Самсонова