Плод веры. Детский психолог Ирина Медведева. Ч.1

Известный детский психолог Ирина Медведева рассказывает о том, как кукольный театр помогает в работе психолога с детьми, в каких случаях родителям стоит обратиться за помощью к специалисту и как его выбрать.

– Вы, конечно, известны нашим зрителям и по Вашим выступлениям на телевидении и радио, и по полемичным статьям в Интернете по острым вопросам. Мы обязательно обо всем этом поговорим, но начать я хотел бы с замечательной книги, которую в 2009 году Вы выпустили со своим соавтором Татьяной Шишовой. Книга называется «Лекарство – кукольный театр». Это что-то удивительное, что в нашей жизни уже практически не присутствует. Насколько я знаю, вы с начала 90-х занимаетесь этой темой и уверены, что кукольный театр может быть полезен в выстраивании отношений внутри семьи. Почему?

– Во-первых, я хочу сказать, что эта книга только что переиздана, правда, под обложкой с названием «Книга для трудных родителей». Под этой обложкой две книги: наша самая первая с Татьяной Львовной Шишовой «Книга для трудных родителей» и вторая, которая в свое время называлась «Разноцветная белая ворона», а в 2009 году действительно была издана под названием «Лекарство – кукольный театр». Под этим же названием она присутствует и под обложкой «Книга для трудных родителей». Это произошло только что.

Рязанское православное издательство «Зёрна», с которым мы очень любим сотрудничать, переиздало эту книгу, потому что родители постоянно спрашивали, когда она появится: ее давно уже не было в продаже. Ведь в этой книге описаны не только приемы нашей работы в нашем психокоррекционном кукольном театре, но и основные характерологические и поведенческие отклонения, которые встречаются у детей, с которыми мы работаем. Я работаю в центре «Православная семья», Татьяна Львовна – в центре «Драгоценность». Нам пришлось разделиться, потому что сейчас, к сожалению, такое количество детей, которые называются «детьми в пограничных состояниях психики», что каждая из нас работает с кем-то из наших учениц, помощниц, в разных местах.

– Давайте опишем, как это происходит. Вы говорите «работаем». Вы ставите реальные спектакли?

– Да. Но сначала, на первом этапе занятий, мы с детьми разыгрываем этюды в куклах. Почему хорошо работать с детьми с помощью кукольного театра? Не надо думать, что куклы, ширма лечат, нет, это все журналистские заглавия. Лечат люди, а кукольный театр как вид искусства (а искусство – это образы) очень сильно действует на психику. Но главное, чтобы это лекарство было прописано правильно.

Дети в пограничных состояниях психики называются так потому, что их психика находится на грани болезни. Такие взрослые тоже есть, и сегодня их очень много, потому что пограничные состояния – на грани утонченной психики и болезни, заболевания сложного характера – как никакие другие психические отклонения зависят от того, в какой среде живут люди. И сегодня среда, в которой живут люди, думаю, в буквальном смысле слова многим не по душе. Потому что те модели поведения, мирочувствования, модели мировоззрения, которые навязываются сегодня людям, очень часто не просто иные, нежели наши традиционные этические понятия, но кардинально отличаются от них, бывают, если можно так сказать, «наоборотными».

Другое дело, что возникает вопрос, почему так много отклонений у детей. У них, в отличие от людей пожилого, старшего возраста, нет сравнительной степени с прошлыми временами. Они родились сегодня и не знают, какими были модели поведения и мирочувствования в старой жизни. Откуда у них так много пограничных отклонений? Скажу вам откуда. Это открытие сделал в ХХ веке швейцарский психиатр и психоаналитик Карл Густав Юнг. Дело в том, что у людей есть, как говорил Юнг, коллективное бессознательное, то есть некая глубинная память, в которой каким-то загадочным образом закодировано традиционное понятие о добре и зле, традиционные модели поведения. Оказалось, что в детях они тоже присутствуют, в ком-то более ощутимо, в ком-то менее. Вообще, надо учитывать, что натура детей еще будто бы свежая, она еще «не запудрена» жизнью, поэтому они сильнее чувствуют, что что-то не то. Но это «что-то не то» находится на бессознательном уровне.

Почему так много этих пограничных состояний, в которые входят неврозы и психопатии? Очень много разных неврозов, психопатий не так много, но тоже достаточно. Неврозы наиболее зависят от среды, в которой живет ребенок. Я думаю, их так много потому, что на сознательном уровне ребенок, да и взрослый, хочет идти в ногу со временем, хочет быть, как все, не хочет быть «белой вороной». Это все обычные явления, но это на сознательном уровне. В то же время «коллективное бессознательное» подает отрицательные импульсы на бессознательном уровне, и получается, что у человека, ребенка или взрослого, происходит хроническое столкновение сознательного подчинения чужеродному новому и бессознательного бунта.

– Мы об этом еще обязательно поговорим, но Вы еще недорассказали, чем лечит кукольный театр, вернее, та атмосфера, в которую попадают дети.

– Во-первых, детям это очень интересно. Понимаете, если мама говорит ребенку: «Мы сегодня пойдем показываться психологу», ребенок может быть уже заранее настроен отрицательно, потому что «психолог» и «псих» – это однокоренные слова, а его, может быть, уже дразнили психом. Поэтому, когда он слышит слово «психолог», ему уже не по себе. А если мама, предупрежденная нами, говорит ему: «Мы идем провериться на артиста», он на эту диагностику бежит вприпрыжку, даже если он очень застенчивый или, напротив, очень демонстративный ребенок, который все делает наоборот. Как только ему говоришь, что это проверка на артиста, ему уже интересно.

Он входит ко мне в кабинет, а у меня нет белого халата, и я говорю: «Здравствуй, Вася! Ты был когда-нибудь в кукольном театре?» Если он очень застенчивый, то он только головой кивнет. Я говорю: «Вот и отлично! Видишь, это ширма кукольного театра, настоящая. Зайди за нее, ты сейчас что-то увидишь! Ага, видишь, на столике лежат разные куклы? Выбери какую-нибудь одну, сядь на корточки, чтобы тебя не было видно, а куклу покажи мне. Я буду с ней разговаривать, а ты, как настоящий артист, будешь за нее отвечать».

И ребенку можно задавать любые вопросы, которые вас интересуют. Он берет в руки куклу-мальчика, или куклу – взрослого дядю, или даже куклу-волка, куклу – медведя или зайца, а бывает, берут куклу-клоуна. Это специальные диагностические куклы, и от того, какую куклу выбрал ребенок, тоже уже зависит картина, что это за ребенок. Интересно, что дети трусоватые очень часто берут куклу-волка. Только что это был ребенок с опущенной головой, дрожащий, с «заячьей душой», как видно по его пластике и выражению лица, а заходит за ширму и показывает вам волка. И этот волк начинает грозно рычать. Значит, ему хочется ответить на обиды, которые, вероятно, ему наносят всякие хулиганы в детском саду или школе, а он не может ответить. Но теперь, когда он спрятался за ширму, когда он волк, он им покажет.

Ребенок показывает не им, а мне, а я ему задаю вопросы. Как правило, он полностью отождествляет себя с кукольным персонажем, поэтому за 15–20 минут вы узнаете о нем все, что вам нужно, для того чтобы приблизительно понимать, подходит он для ваших занятий или его надо показать врачу-психиатру. Или, наоборот, ничего особенного у него нет, просто маме надо дать педагогические советы и отпустить с миром.

Это прием. А потом, если ребенок действительно в уже достаточно запущенном состоянии, но не настолько болен, чтобы посылать его к психиатру, он приходит к нам на занятия. Когда после диагностики он выходит из-за ширмы, говоришь ему: «Ну, Вася, ты, оказывается, талантливый артист! Пожалуй, мы возьмем тебя учиться на артиста». Ну и все, он уже на эти занятия бежит вприпрыжку, он уже ждет не дождется, когда они начнутся. И потом, когда они начинаются, целую неделю ждет следующего занятия, готовится. Каждому ребенку, который находится в нашей небольшой группе, и каждому родителю мы пишем индивидуальное задание, в зависимости от того, каковы характерологические и поведенческие отклонения ребенка.

– Как ребята действуют, когда находятся вместе? У них же разные сложности, с которыми они пришли. Как вы их объединяете?

– В том-то и дело. Казалось бы, гораздо легче заниматься с каждым ребенком по отдельности. Но это не так полезно, потому что у детей в пограничных состояниях психики так или иначе, в той или иной степени нарушена функция общения, а опытная «тетя» даже с самым трудным ребенком всегда, за час или полтора, отведенные ей на занятия, наладит контакт. Но это все без толку, потому что он вернется в детский сад или школу, в семью, и там у него опять будут трудности. Поэтому очень важно корректировать такого ребенка в группе, где находятся разные дети, с разными степенями и разными характерами сложностей. Да он и сам сложный, а ему надо учиться общаться, жить дальше. Он не может все время находиться с опытной «тетей», она его не усыновит. Ему надо ходить в детский сад, в школу и, наконец, жить в своей семье, где, увы, эти пограничные состояния во многом формируются и развиваются.

Поэтому мы придаем огромное значение взаимодействию с родителями. Они у нас не просто сидят и ждут, когда кончится занятие, а очень активно в них участвуют. И у нас, и дома они вместе с ребенком готовят тот этюд, который мы задали. Здесь тоже очень удобно сказать ребенку о том, почему надо его готовить: «Это репетиция, это называется “вживаться в образ”. Каждый день ты должен хоть понемногу вживаться в образ, чтобы на следующем занятии показать, как ты растешь как актер». И вот эта – в хорошем смысле ложная – мотивация, конечно, очень помогает.

Но это, может быть, не самое главное. Самое главное, что ребенок, не зная, что это сложный метод психокоррекции, незаметно для себя и не понимая, что это такое, налаживает свою психику. Мы так строим кукольные этюды, что ребенок играет в них и роль хозяина собаки, и саму собаку. Эту собаку мы делаем из двух старых перчаток на первом же занятии. Этюд строится так, что именно собака, а не ее хозяин, обладает теми изъянами характера и поведения, которые свойственны ребенку. Хозяин же – прекрасный человек, можно сказать, идеальный, чтобы дети и здесь не получили травму, чтобы у них не было фиксации на том, что у них что-то не в порядке. Этюд строится так, что именно из-за своих изъянов собака портит своему хозяину жизнь. А тому надо что-то с ней делать, потому что собака ему мешает: не дает нормально провести время в гостях или цирке, в школе или на улице; или, когда он принимает гостей, она обязательно ему пакостит, поэтому он вынужден ее воспитывать. Таким образом ребенок, не понимая этого, воспитывает свой характер.

– С одной стороны, замечательно, что вами разработана такая уникальная методика. С другой стороны, я понимаю, что люди в регионах слушают Вас и завидуют москвичам и тем, кто может приехать в Москву и побывать на вашей замечательной практике.

– Мало побывать на практике. У нас иногда бывает обучающий семинар. Но когда людям трудно приехать издалека, мы иногда проводим его в регионах. Например, в Екатеринбурге, где находится центр телеканала «Союз». Или недавно в Перми наши замечательные ученики провели семинар. Только что вместе со своей ученицей я провела обучающий семинар в Калуге. Несколько раз мы проводили его в психологическом институте «Иматон» в Питере.

А кто живет недалеко и может приехать, тот приезжает учиться. На обучающий семинар придется сходить восемь раз. Правда, обычно это сдвоенные занятия по субботам и воскресеньям – получается четыре субботы и воскресенья. У нас уже много таких учеников, даже есть ученица в Австралии, есть ученики в Германии, на Украине, конечно. Жалко, что сейчас на Украину нельзя приехать, но у нас есть там ученицы и вообще там очень много прекрасных людей.

– Возвращаясь к теме пограничных состояний психики. Как современным родителям распознать, когда имеет смысл обращаться с ребенком к психологу?

– Поскольку это пограничные состояния, то Вы совершенно правильно задали вопрос: грань очень зыбкая. Сегодня это просто ребенок с утонченной психикой, а пошел он в детский сад или школу, то есть выпорхнул из золотой клетки семьи, расширил социум – а этот социум уже не обязательно такой любящий его и такой дружественный, – и всё, он уже, как говорят в психиатрии, «пограничник».

Диагностика очень затруднена: один специалист скажет, что это невроз, другой, что это запущенный невроз, третий скажет, что это психопатия, а четвертый, наоборот, скажет, что ничего особенного, просто такой характер. Как бы мы – люди, которые занимаются детской психикой – ни старались быть объективными, все равно у нас есть субъективное зрение. Ведь речь идет о душе, а у нас самих души разные, у одних очень тонкая, у других не очень.

Хочу, кстати, сказать, что человек, который хочет работать с людьми пограничными или уже серьезно больными, должен знать, что прежде всех методик он должен посмотреть на себя и спросить: у него самого достаточно развитая душа? Потому что человек, который занимается душой другого, должен иметь очень развитую душу, чтобы своей душой, можно сказать, огибать душу пациента. Он должен знать в себе всякие страдания или, как теперь модно говорить, проблемы, трудности, может быть, горести тоже очень полезно пережить самому, чтобы лучше понимать других людей.

Так вот, лучше, чтобы родители распознавали это эмпирическим путем, то есть экспериментально. Если ребенок живет так и его терпят окружающие… Да, у него сложный характер, у него тонкая психика, но в России у многих людей тонкая психика. Можно сказать, что это одна из национальных черт, поэтому здесь при неблагоприятных условиях у людей очень много неврозов, в том числе у детей. Если сами родители испытывают какие-то трудности и видят, что с ребенком не хотят общаться другие дети, воспитательница в детском саду жалуется, непрерывно вызывают в школу, тогда надо что-то уже делать. Поэтому, я думаю, правильно все-таки эмпирическим путем решать, стоит ли с этим сложным ребенком делать что-то специальное.

– Есть еще одно опасение. Зачастую люди в принципе не понимают, зачем идти к психологу, и иногда даже боятся идти к нему. Особенно воцерковленные люди считают, что достаточно сходить к батюшке, обсудить все вопросы, и все будет решено. Что Вы можете сказать?

– Я не могу полностью опровергнуть опасения православных людей и вообще людей. Дело в том, что я сама, когда бываю на профессиональных конференциях, иногда с ужасом слушаю доклады своих коллег.

Видите ли, я не знаю, как было вчера, но сегодня светская психология находится в таком состоянии, что православный психолог кардинально отличается от неправославного, который исповедует то, что ему сегодня внушают в вузе и на разных семинарах. Различие заключается в том, что неправославный психолог не считает, что нужно помочь человеку избавиться от своих недостатков или хотя бы их сгладить. Он уверяет своего пациента, которого обязательно называет клиентом (прямо как в ресторане или парикмахерской), что у того все в порядке. Получается, что человек (или если это ребенок, его родители) приходит к психологу, потому что его волнуют его недостатки, а выходит из кабинета зачастую, узнав, что это никакие не недостатки, но что его комплексы говорят ему о том, что это какие-то недостатки. И нет никаких недостатков, он не плохой, он – другой, и не надо ничего поправлять, а главное – возлюбить себя таким, какой ты есть. То есть фактически человека колеблющегося, которого можно было бы еще направить на покаяние, отводят от покаяния психологическим авторитетом.

Поэтому, увы, православные родители правы в своих опасениях. Надо знать, к кому идешь. Я вынуждена это сказать. Говорят, что не полагается что-то говорить о своих коллегах, но я не могу лгать в таком важном вопросе, как душа человека, тем более ребенка. Ее сегодня можно доверить не каждому психологу.

– Как сделать выбор, к какому психологу идти? На что ориентироваться?

– Я думаю, что такой психолог не обязательно работает, как я, в центре «Православная семья», да и центров таких может не быть в других городах. Знаете, как надо просто сделать? Мой свекор в свое время рассказывал мне о том, что есть вавилонский способ лечения. В древнем Вавилоне больной человек якобы – я не знаю точно, но так говорил мой свекор, обладавший энциклопедическими знаниями, – выходил на улицу, садился около своего дома и каждого прохожего спрашивал: «Ты не болел такой болезнью? А ты болел? А как ты лечился?» Вот примерно так же надо спрашивать о детском специалисте, спрашивать родственников, знакомых, сослуживцев. У хорошего специалиста хорошие результаты.

И конечно, по возможности надо идти, не обязательно в центр «Православная семья» или похожий на него, просто когда знаешь, что психолог – православный человек, он вреда не принесет. Не знаю уж, какую он пользу окажет, во многом это зависит от его способностей к этой работе – нужно иметь все-таки определенный дар, как и в других профессиях, – но вреда он не принесет.

– С какими недостатками к Вам приходят чаще всего? Вы называете это недостатками – что это в Вашем понимании?

– Я не хочу говорить на специальном языке, я вообще его не люблю и считаю, что если разговор идет о психике, о душе, то все можно объяснить даже пятилетнему ребенку. Какие это характерные недостатки? Гиперзастенчивость, как я уже сказала, и, наоборот, агрессивность, которой сегодня очень много. Это патологические страхи, именно патологические, потому что, скажем, маленький ребенок имеет право на то, чтобы бояться засыпать в темноте или, например, бояться оставаться одному. Но когда уже прошел возраст, в котором он имеет на это право, а он все равно боится того-сего, пятого-десятого, надо уже насторожиться: это уже так называемый фобический невроз; «фобия» в переводе на русский язык – страх. Дети, страдающие заиканием, заикание так и называется – логоневроз. Дети, у которых тики, то есть дергается глаз, щека, уголок рта, нос, иногда дергается тело. Это демонстративное поведение, патологическое упрямство, энурез.

– Вы сказали, что определяющую роль в развитии нервозов играет среда. Какую долю влияния на развитие тех или иных неврозов Вы отдаете собственно семье ребенка?

– Даже когда ребенок в основном живет в семье, все равно в его доме, увы, есть телевизор, у папы, а то и у мамы есть компьютер. Папа может, как маленький ребенок, играть в эти жуткие игры, а ребенок при этом копошиться где-то рядом. Поэтому он все равно часто дышит отравленным воздухом даже внутри семьи. Ну а уж когда он выходит в более широкий социум, тут и опасности, естественно, прибавляются.

Ведущий Александр Гатилин

Записала Екатерина Самсонова