Плод веры. Бывший председатель комиссии Моссовета по наименованиям Вадим Сергеевич Дормидонтов. Часть 2

Москвовед Вадим Дормидонтов рассказывает о том, как раньше выбирали названия для улиц, почему необходимо возвращать исторические названия географическим объектам и как проходил процесс переименования улиц и площадей в начале 90-х годов.

– В прошлой программе мы очень подробно поговорили о тех сложностях, которые возникают с переименованием станции метро «Войковская», Войковского района, соответствующих улиц. В этой программе хотелось бы погрузиться в историю. Как вообще исторически давались названия улицам? Давайте расскажем на примере Москвы.

– Тогда все было довольно просто и весьма демократично. Было исключительно народное словотворчество. Народ давал кличку какой-то местности, и если это название приживалось, то оно закреплялось на долгие годы. Например, Сивцев Вражек, Хамовники.

– Что это значит? Давайте поясним нашим зрителям.

– Пожалуйста: Лужники – заливные луга, где были островки, остающиеся после половодья; Остоженка – стога, стоящие на поле, «остожье»; Хамовники – это ткачи. Правда, некоторые наши советские товарищи обижались, почему-то думая, что это имеет отношение к корню «хам», и требовали, чтобы это историческое название, которому не одна сотня лет, поменялось. Впрочем, они возражали и против Зюзино, против Криворожской: «Мы тут все с кривыми рожами, что ли, живем?» А по поводу Зюзино говорили: «Можно подумать, что здесь живут одни зюзи, и мы в том числе».

– А исторически что означало название Зюзино?

– Исторически это просто прозвище хозяина села, которое было на этом месте.

Это было отступление.

Скажу, по каким примерно категориям это все делилось. Чаще всего улицы называли по дорогам, определяющим направления на города и подмосковные села: Тверская, Смоленская, Ордынка и прочие.

Также по рельефам местности называли. Там, где Спасо-Глиннический переулок, был глинный карьер. Был ручей Сивка, у него были очень изрезанные берега, поэтому местность прозвали Сивцев Вражек.

– По стоявшим храмам, насколько я знаю, тоже называли.

– Да, очень много. Храмы вообще служили почтовыми ориентирами. Тогда адресации не существовало, поэтому ориентировались на сетку храмов. Их, как известно, в Москве было великое множество, отсюда великое множество названий: Петровка, Рождественка, Варварка, Ильинка, Никольская, Воздвиженка. Все это по храмам и монастырям. Адреса указывали, например, так: второй дом слева от «Николы на курьих ножках». Сначала угадывали храм, а там рассказывали, как найти дом. По этой же причине иногда называли по фамилии домовладельца, но вовсе не затем, чтобы увековечить его имя, а потому что не было более заметного ориентира, чем его дом. Например, Погодинская изба – вся в резьбе, поэтому и Погодинская улица существовала.

Называли по местам расположения слобод. Сам за себя говорит Кузнецкий мост, Хамовники. У вас рядом Кадашевская набережная, а вы знаете, кто такие кадаши? Это бочары, которые тару бочковую делали.

– Еще были толмачи.

– Совершенно верно, у вас тут Толмачевские переулки рядом. Там жили переводчики, они же толмачи.

Также называли по местам компактного проживания национальностей. У нас есть Грузинские улицы, Армянский переулок, была улица с чудесным названием Цыганский уголок в районе Аэропорта. Маросейка – от малороссийских послов, которые в том месте останавливались, там было малороссийское подворье.

Государство в это совершенно не вмешивалось. Правда, был один прецедент в 1658 году. Алексей Михайлович ездил на богомолье в Новодевичий монастырь по Пречистенской улице, которая тогда называлась Чертольская. Ему пришло в голову, и он мягко кому-то посоветовал: «Неудобно: дорога ведет к такому замечательному монастырю, а называется Чертольской. Давайте назовем ее Пречистенской!» Тем более что он ездил молиться к иконе Пречистой Божией Матери. Так и назвали: Пречистенская улица и Пречистенские ворота. Представляете, какого времени эти названия!

Наши, конечно, это «смахнули» в свое время, сделали улицу Кропоткинской. Это им было запросто: когда произошла революция, кромсали, как хотели. Когда мы небольшими пакетами начали менять названия, поднялся крик по поводу того, что это шквал переименований, ужас, потоп! Забыли, что 7 июля 1922 года они в один день поменяли 477 старомосковских названий, в 30-х годах – еще 200 с лишним. Размах-то был не наш.

– На каких принципах они основывались, переименовывая улицы?

– Конечно, они хотели увековечить себя и своих идеологов. Названия были политизированные, конечно: Советские, Коммунистические, Пролетарские, Крестьянские. До сих пор не можем от этого отойти, тем более что некоторые привыкли и говорят: «Ну что плохого в Крестьянской Заставе?» Но это же была Спасская. А что значит Крестьянская Застава? Одни крестьяне, что ли, через эту заставу ездили? Что значит Марксистская улица? Там одни марксисты живут? Или в Партийном переулке? Или Коммунистический переулок – там остатки коммунистов живут? Нелепость какая-то. Как можно назвать улицу и станцию метро «Марксистской»? Само по себе название нелепое.

– Шоссе Энтузиастов чего стоит.

– Недавно встал вопрос о возвращении прежнего названия шоссе Энтузиастов – коммунисты опять на дыбы! Я выступал по этому поводу и сказал: «Это какая-то дикость. О каких энтузиастах идет речь?» Они говорят: «О революционерах». Но ведь совершенно точно известно, что на этих этапах революционеров было 2-3 %, все остальные были уголовники.

– Давайте напомним, что это за улица и куда она вела.

– Это Владимирский тракт, который вел на каторгу. По ней действительно в царское время пешком шли люди в кандалах, в основном уголовники. А у нас решили, что если там был хоть один партийный дядя, то теперь это будет называться шоссе Энтузиастов. Нелепость какая-то. Поэтому если уж возвращать, то, конечно, надо возвращать Владимирку, или Владимирский тракт. Причем названия-то какие сочные! У нас так мало осталось хороших названий, приличных, специфически московских.

– Я смотрел статистику: по России несколько тысяч Октябрьских улиц, Комсомольских. Каков объем, масштаб бедствия!

– Кошмарное количество Октябрьских, Советских, Ленинских! В каждом городе обязательно есть улица Ленина, Советская, Дзержинского, Горького, еще кого-нибудь – совершенно стандартный набор.

Кстати, вы обратили внимание, что помимо своих товарищей они время от времени добавляли классиков? В 1937 году к годовщине гибели Пушкина (кстати, не принято отмечать годовщину гибели, обычно отмечают годовщину рождения) подарили Пушкину целый букет улиц, в том числе старинную Дмитровку. Дмитровке же 400 лет. Если бы Ваш тезка Александр Сергеевич узнал, что его именем хотят заместить 400-летнюю Дмитровку, я представляю, в каких «цветастых» выражениях он выразил бы свой протест по этому поводу! Или Чехов, именем которого назвали Малую Дмитровку. Нарочно немного разбавили классиками, чтобы это не выглядело слишком нагло: мол, одни коммунисты. Потом начали вводить и советских классиков, которые им были по душе и с которыми они находили общий язык.

– Насколько я знаю, были прецеденты того, что при жизни человека улицы получали его имя.

– Конечно. Первым подал пример Владимир Ильич. У нас четыре топонимических названия появилось при его жизни: Рогожская Сенная площадь стала площадью Ильича, Рогожская Застава стала Заставой Ильича (кстати, метро там называется так до сих пор, хотя наверху уже Рогожская Застава, а это входит в противоречие с законом города). Потом Тулинская улица, которая сейчас улица Сергия Радонежского. Тулин – это один из многих его литературных псевдонимов (не хватало уже: Ленина, Ленинская, Ильича, поэтому добрались до псевдонимов).

Это повторялось неоднократно. Очень смешной эпизод произошел с Калининым, когда он в 1931 году собственноручно подписал указ о переименовании старинной Твери в город Калинин. Анекдотичный случай; тем не менее перестала существовать Тверь и появился Калинин.

Возвращено было 153 названия улиц. Я категорически против слова «переименование», потому что там не было никаких новоделов – это именно возвращение старомосковских имен.

– Мы сейчас говорим о 90-х годах и еще поговорим о них подробнее. Вспомнили мы об этом из-за улицы Станиславского.

– В числе этих 153 названий была и улица Станиславского, которой мы вернули ее старинное название – Леонтьевский переулок. Был там заслуженный бригадир (это, кстати, генеральское звание, а не бригадир маляров). Пришлось и Чехова затронуть, и Горького, и Мечникова, и Чайковского, и Пушкина, и многих других достойных.

– Давайте расскажем о контексте, в котором это все происходило. Как получилось, что именно Вы отчасти стали в центре этого процесса возвращения имен? Какие это годы?

– Была комиссия по наименованиям улиц, станций метрополитена и административных округов. Название комиссии было длинное – главное, что по наименованиям. Наши партийные деятели придавали этому очень большое значение, там всегда сидел не просто товарищ, а очень высокий товарищ. Я, например, принимал дела у товарища Прокопьева, секретаря ЦК Московского комитета партии, и до этого там сидели ответственные люди. Они изначально придавали этому очень большое значение, потому что такие идеологические наименования улиц – бесплатная политическая реклама, причем на вечные времена. Архитектурные памятники разрушатся, народы вымрут, государства пропадут, а названия останутся – это самые долговечные памятники. И они постоянно на виду, на слуху. Это имеет очень большое значение, так что недооценивать такого идеологического влияния наименований и влияния их на нравственность населения не стоит.

В 90-х годах появился новый, как его называли, демократический Моссовет, и возникла необходимость возобновить работу этой комиссии. Поскольку я был зампредом комиссии по культуре, искусству и охране исторического наследия, мне предложили в качестве дочерней комиссии вести еще и эту. Когда я туда пришел, был не очень подготовлен по этой части, но там оказалась замечательная публика, знающие люди. Некоторые из них Москву знали как свои пять пальцев. Могу назвать несколько фамилий: Ефремов, Опекин, Горбаневский. Там было много очень интересных личностей, и я даже удивился: как они такое долгое время ничего не смогли сделать? Они мне объяснили, что неоднократно выходили с какими-то инициативами, но все это очень быстро «прихлопывалось». Например, последний их проект был таков: в 1986 году они предложили вернуть исторические названия 25 улицам в центре, но проект походил по инстанциям, и оставили 2 с половиной названия: Хамовнический вал, Остоженку, и станции метро «Лермонтовская» вернули название «Красные ворота», хотя они этого не просили. Гора родила мышь: из 25 осталось 2, и еще откуда-то выскочила станция метро. Видимо, кому-то из начальства захотелось это сделать. Вот такие были с их стороны попытки.

Мы решили, что наступает пора, когда мы можем немного поактивнее работать. Сначала мы пытались точечно выдергивать наиболее одиозные, а потом подумали: нет, давайте все-таки не будем распыляться, а попробуем системно подойти к этому вопросу. Как раз тогда территория Садового кольца была объявлена заповедной зоной. Мы обратились: «Раз у вас заповедник, давайте вернем названия ко всем заповедным изначальным формам». Не было никакой политической мести, сведения счетов, в которой нас все время обвиняли коммунисты. Правило было простейшее: заповедник есть заповедник, и, если какое-то историческое имя было заменено на другое – будь он хоть красный, хоть белый, хоть зеленый, хоть самый заслуженный или самый неизвестный, – он должен уступить это место исконному первичному названию. Так мы и сделали.

– Как происходил процесс? Насколько быстро происходил процесс переименования? Кто противодействовал, кто помогал?

– У меня есть две толстенных папки газетных и журнальных вырезок статей. Как только нас там не поносили за это! И министр культуры, и мэр (тогда он еще не был мэром), и разные ветеранские и прочие организации. Тем не менее была политическая воля, было желание; в составе Моссовета в ту пору были люди, которые поняли, что это нужно сделать. Не без некоторых убеждений, не без некоторых корректировок, конечно, но это было принято. Потом, когда не стало Моссовета, эта комиссия перешла опять в Правительство (раньше была при Исполкоме, теперь при Правительстве). Там поменялся практически весь состав, почти не осталось научных деятелей, в основном административные лица. Естественно, эта комиссия вряд ли будет принимать какие-то прогрессивные решения.

– То есть первое решение было принято, но не было исполнено?

– Вы о тех 153 улицах? Моссовет, как и все прочие советы, разогнали, у нас появился единый начальник мэр, который сказал, что не считает себя правопреемником Моссовета и считает, что все написанное ими – ерунда. Если Вы обратили внимание, с 1991 года, когда было принято это решение, до 1994 года, когда вышло подтверждающее решение мэра, это было в подвешенном состоянии. Никто не знал, на какой адрес ориентироваться: то ли на старый, то ли на новый. Половину уже успели сделать, половину не успели… Полнейшая каша! Трижды Правительство заседало по этому вопросу, и в Правительстве нашлись благоразумные люди, 2-3 человека (хотя всего их там около 30) были все-таки на нашей стороне. Они стояли за то, чтобы сохранить весь пакет исторических возвращений. Так или иначе, после третьего захода пришлось это принять, и 25 октября 1994 года вышло, наконец, историческое решение мэра, которое подтвердило законность этих действий.

– Давайте приведем примеры. Какие улицы были переименованы?

– Прежде всего центр. Чудовищный проспект Маркса сделали таким, как было: Моховая, Охотный ряд, Театральный проезд; площадь Дзержинского стала Лубянской площадью, площадь Свердлова – Театральной, улица 25 Октября стала Никольской, улица Куйбышева стала Ильинкой, улица Степана Разина стала Варваркой и так далее. Потихоньку и на периферии переименовали, всего 153.

Естественно, пришлось затронуть и некоторые станции метрополитена, потому что это дикость: площади Свердлова не существует, а станция метро есть; площади Ногина не существует, а метро «Площадь Ногина» есть. Пришлось и это подкорректировать. Там, где выход метро был напрямую, например, на Театральную площадь, так и называли – Театральной. А у «Площади Ногина» были разнесенные выходы, и наши дедушки-академики и я с ними подумали и решили назвать «Китай-город». Действительно, почему нет? Он протяженный, и прекрасное название: лучше, чем «Площадь Ногина». А «Чистые пруды» хуже, чем «Кировская»? А «Александровский сад» хуже, чем «Калининская»?

– Как встретило общество процесс переименования?

– По-разному встретило. У меня сложилось впечатление, что у нас в обществе все-таки много благоразумных и здравомыслящих людей, приблизительно фифти-фифти. У меня велся учет всей корреспонденции: сколько было воплей и протестов, столько же было замечательных, теплых писем. Иногда до слез пробирало, когда бабушка писала, что она готова отдать свою пенсию на это. Так люди хотели вернуться к своим родным бывшим названиям и очень благодарили, когда к ним вернулись.

– В завершение программы коротко расскажите, что предстоит сделать? Вы упомянули прецедент с переименованием площади Свердлова. Почему в настоящее время никак не удается переименовать Ленинградский вокзал и подобные объекты, если уже Ленинграда нет?

– По поводу Ленинградского вокзала, я думаю, рано или поздно это произойдет, потому что это совершенно абсурдное явление, как и Ленинградское шоссе, ведущее в Санкт-Петербург. РЖД оказались более толковыми ребятами, с Якуниным нам быстро удалось договориться, он переименовал станцию Горький в Нижний Новгород, Ленинград – в Санкт-Петербург.

– За Ленинградский вокзал грудью вступились коммунисты.

– Это совершенно глупо. Зачем на «черное» говорить «белое», тем более что, в сущности, это ничего не меняет в политическом и идеологическом смысле. Это просто упорядочивает систему, положение дел приходит в нормальный вид. Шоссе обязательно станет Петербуржским. Мы предлагали назвать ныне существующие «Войковские» объекты «Петербуржскими». Было бы очень здорово, разом бы весь вопрос решился, этот гордиев узел был бы разрублен. У нас сейчас 10 «Войковских» объектов. Ни один самый великий человек России не имеет столько топонимических названий в Москве, не увековечен в такой степени, как этот преступник.

– И при этом в одном районе.

– Да даже если бы в разных! Целый муниципальный округ назван в его честь, чем они тогда думали? Когда его назвали, я тоже протестовал и говорил, что ни в коем случае не следует называть его Войковским, но хозяин – барин. Такое не может долго продолжаться. 10 «Войковских» наименований! У Пушкина столько нет, у Чайковского, у Менделеева – ни у кого, даже у самых выдающихся людей. У царских особ такого не было никогда, об этом можно отдельно говорить. Они очень скромно к этому относились, было очень мало названий, посвященных каким-то царским особам. Фамильных вообще было мало: не было в традиции дореволюционной топонимии присваивать какие-то фамильные названия. Я упомянул Погодина: это было единственное фамильное название наших литераторов, и то не за литературные заслуги, а за избу.

– Вадим Сергеевич, большое спасибо за беседу, очень интересно. Будем надеяться, что процесс будет двигаться в позитивном направлении.

– Давайте, подключайтесь. Ваше общество как-то должно на это отреагировать!

 

Ведущий: Александр Гатилин
Расшифровка: Екатерина Федотенко