Плод веры. Беседа с протоиереем Александром Борисовым. Часть 2

Помощь ближнему - обязанность или привилегия? На примере жизни великого подвижника доктора Гааза, на примере церковных социальных проектов протоиерей Александр Борисов, настоятель храма святых Космы и Дамиана в Шубине (г. Москва), рассказывает о том, что дает христианину деятельное милосердное отношение к страдающим и нуждающимся.

– Я знаю, что Вы с очень большим уважением относитесь к доктору Ф.П. Гаазу. Может быть, не все из наших телезрителей знают, кто этот великий человек. Если можно, коротко расскажите, чем он Вас так привлекает в своей деятельности.

– Доктор Гааз жил в первой половине XIX века, по происхождению немец. Тогда нередко приглашали немцев на самые разные должности. Если мы сейчас посмотрим в Храме Христа Спасителя на мраморные доски со списком участников сражений, то найдем там немало немецких и вообще западных фамилий. В России было очень много иностранных специалистов – врачей, военнослужащих и так далее; это был нормальный обмен.

Доктор Гааз был очень успешным врачом в Москве в самом начале XIX века. У него была прекрасная клиника где-то на Кузнецком мосту, он был очень состоятельный человек по тем временам. Но потом он стал больше обращать внимание на помощь бедным, особенно тем людям, которые находились, как мы сейчас говорим, в местах лишения свободы, которых перемещали через Москву из одних мест заключения в другие, в Сибирь и так далее. Все это происходило в ужасающих условиях. И доктор Гааз кроме своих больных, больниц для бедных стал опекать и тех людей, которые останавливались на пересыльном пункте на нынешних Воробьевых горах.

Для того чтобы немножко себе представить, что это такое было, достаточно сказать, что там не было отдельных туалетов для мужчин и женщин, туалет был общий для всех заключенных. Перемещение арестованных в Сибирь происходило таким образом: имелся длинный железный шест около десяти метров длиной, к которому приковывались люди в кандалах и наручниках. На некоторое расстояние они могли отходить, но были прикованы к шесту.

Вот на этом шесте они шли от Москвы до Тобольска, причем вперемежку: мужчины и женщины. Как их приковали в Москве, так они и шли. Можно представить, что это такое. Доктор Гааз даже изобрел, сам сконструировал облегченные кандалы. И не только сделал, но и испытывал их, ходил по своему кабинету какое-то определенное количество шагов, чтобы посмотреть, натирают они ноги или не натирают. Вот такая была забота.

Когда он скончался, то митрополит Филарет Московский, несмотря на то что доктор Гааз был лютеранин, как большинство немцев, приказал служить панихиды по всем церквям. Тысячи людей шли провожать этого доктора бедных. Так что, думаю, это замечательный пример служения. У нас на приходе есть один человек, который организовал в общине клуб памяти доктора Гааза, Андрей Лихачев. Он занимается памятником, материалами, документами жизни доктора и так далее.

– Ваша община очень активно занимается социальными проектами, я неслучайно спросил про доктора Гааза. Больше двадцати пяти лет вы помогаете Российской детской клинической больнице. Как сложилось, что вы стали помогать именно ей?

– Пошло это, в общем-то, тоже от отца Александра Меня, который в конце 1980-х годов, когда стало возможно посещать в больницах людей открыто, а не тайком, обратил внимание именно на детскую клиническую больницу. Может быть, там были знакомые. Во всяком случае, он был первым, кто пришел в больницу к детям, с ними беседовал, причащал, исповедовал. Тогда же зародилась идея создания храма при детской больнице.

К сожалению, в 1990 году отец Александр был убит, но те люди, которые начали с ним служение, продолжали его дело. В их числе был и наш священник (сегодня как раз день его кончины) отец Георгий Чистяков. Он стал продолжать служение как священник примерно с 1994 года. Он даже создал храм в конференц-зале, получив на это благословение патриарха; там был антиминс, совершалось служение. Причащались больные дети. Тех, которые не могли приходить, отец Георгий ходил и причащал в палатах, иногда по шестьдесят-семьдесят человек в день. Такое было важное служение, ответственное.

И в больнице вокруг этого замечательного дела тоже сложилась община. Как всегда, был один человек, вокруг которого все объединяется – Лина Зиновьевна Салтыкова, – она до сих пор продолжает служение. Был создан фонд помощи, потому что важно было создать место, где могла быть и дорогостоящая аппаратура. На детей люди охотно жертвуют.

Несколько лет назад недалеко от Апрелевки был даже построен «Дом Незнайки» (так его условно назвали). Это два трехэтажных дома, где могут находиться дети, у которых есть перерыв в лечении, потому что некоторые проводят по два-три месяца в больнице, и потом через три-четыре месяца курс надо повторить.

Если ребенка на это время увозить куда-нибудь во Владивосток, потом обратно привозить – целая история. Там многие дети-сироты, увозить которых в детские дома было бы хуже. Там сейчас живут, по-моему, около пятидесяти-шестидесяти детей постоянно, их лечат, опекают, создан домовый храм, где тоже совершаются служения. Наш священник отец Петр Коломейцев раз в месяц приезжает, служит литургию по благословению священноначалия. Вот такая опека.

И вокруг этого собрались замечательные люди, они ставят удивительные представления с больными детьми. Там многие дети – довольно тяжелые инвалиды, им и ходить трудно. Но без слез невозможно смотреть на те концерты, которые они готовят. Там и песни, и какие-то рассказы – они все это замечательно показывают. При том что это дети, которые еле-еле ходят. Или, не имея рук, играют на губной гармошке даже сложные мелодии. Они чувствуют себя вовлеченными. И люди меняются, когда видят такое отношение к тяжелым заболеваниям.

– Отец Георгий Чистяков более тринадцати лет был настоятелем храма при больнице. О нем много писали журналисты, и одна из статей называлась «Дон Кихот из детской больницы». Почему именно Дон Кихот и согласны ли Вы с таким сравнением?

– Ну, может быть, образ отца Георгия немножко напоминает Ламанчского героя. А еще и потому, что это было совершенно бескорыстное служение, никаких доходов оно не приносило, отец Георгий был совершенным бессребреником. Но он имел замечательное сочувствие детям. Дело в том, что священник сам в детстве очень много и тяжело болел, был слабого здоровья, умер в пятьдесят пять лет. Он был очень горячий, эмоциональный человек, понимал больных детей, умел сказать, сделать, быть рядом. Это было, конечно, огромной поддержкой для ребят.

– Вы написали предисловие к книге «Небо на дне». Она рассказывает о заключенных, приговоренных к пожизненному лишению свободы. Насколько я понял, Вы сами более двадцати лет ведете переписку с пожизненно заключенными и раз в год, на Светлую седмицу, ездите в колонию, служите, причащаете. Что дает лично Вам это служение? Как Вы изменились за время общения с этими людьми?

– Вы знаете, началось это с того, что где-то в 1992 году меня пригласил в Комиссию по вопросам помилования при Президенте Российской Федерации Анатолий Игнатьевич Приставкин, достаточно известный советский писатель (он написал «Ночевала тучка золотая» и другие популярные книги). В этой комиссии были замечательные люди: Булат Окуджава, Марк Розовский, Лев Разгон и многие другие. Комиссия была создана для того, чтобы готовить материалы для помилования. По российскому законодательству человек, который отбыл половину срока, может подать прошение о помиловании на имя Президента, и тот может его миловать.

Кроме того, решался вопрос об отмене смертной казни. Большинство членов комиссии были против смертной казни, потому что, во-первых, никогда нельзя исключить судебную ошибку, и если человек приговорен к пожизненному лишению свободы, можно ее исправить, в противном случае – нельзя. Ну и вообще это жестоко – человека карать, все-таки важно человека изолировать от общества и дать ему шанс обратиться.

Тогда в первые же дни работы комиссии я попросил адреса тех людей, которые ожидали исполнения смертного приговора в своих камерах, и примерно семидесяти таким заключенным послал Евангелие с таким письмом: «Нам известно Ваше печальное обстоятельство, может быть, книга Евангелие Вам будет нужна» и так далее.

Я получил много ответов, и один из них меня поразил. Писал о себе человек, который сам был прокурором в Смоленской области, совершил страшное убийство вместе с братом. Двух знакомых женщин, которые из совхоза возили зарплату, подвозил на своей машине. Не буду рассказывать подробности, так или иначе, он совершил это убийство и был приговорен к пожизненному лишению свободы, потому что был сам работником правоохранительной системы. Он пишет, что ему осталось немного, пара недель до исполнения приговора. И он пишет о том, что…

– То есть он был приговорен не к пожизненному заключению, а к смертной казни.

– Да, тогда была смертная казнь, не было еще пожизненного заключения, все это было как раз в процессе решения. Комиссия выступила перед Верховным советом РФ с инициативой ввести форму помилования как замену высшей меры на пожизненное лишение свободы. То есть помилование заключалось не в том, чтобы отпустить преступника на все четыре стороны (как тогда думали многие журналисты), это нелепость, а это была замена смертной казни на пожизненное лишение свободы.

И вот заключенный пишет, что стал вопрошать: «Господи! Почему я оказался здесь, в камере смертников?»  «И вдруг, – пишет он, – мне стали приходить слова ответа, причем как опытный следователь я прекрасно понимал, что человек может сказать сам, а что сам сказать никак не может. И мне был мысленный ответ: “Это потому, что в мире есть добро и зло. Ты выбрал зло, и вот теперь пожинаешь результат своего выбора. Ты свободен выбирать”. Я стал кричать: “Зачем мне эта свобода, если она меня привела в камеру смертников?!” А мне был ответ: “Без свободы ты не был бы счастлив”». Это уже действительно замечательное откровение.

Как и многие смертники, он подавал прошение о помиловании. Я на комиссии поднял вопрос о том, чтобы удовлетворить прошение и просить президента о помиловании, что и было сделано. Сейчас он отбывает срок, и с тех пор прошло уже двадцать пять лет. Тогда предполагалось, что заключенные двадцать пять лет посидят, потом их можно отпустить, потому что в Европе, скажем, пожизненное лишение свободы предполагает семнадцать-восемнадцать лет, в зависимости от поведения (хотя там есть люди, которые по тридцать лет сидят). Мы ездили в Германию, знакомились с этими процессами там.

А сейчас прошло уже двадцать пять лет, и с теми людьми, у которых уже кончились сроки, надо решать вопрос. Но, к сожалению, пока им какие-то наказания предписываются: вот, иконочку не там поставил, надо убрать в стол, а она стояла на столе, и вот выговор, карцер и прочее. Какие-то надуманные решения, потому что позволение на условно досрочное освобождение дается в случае безупречного поведения, а раз есть замечания, то отказывают. Я приезжал в Смоленск, крестил этого заключенного в тюрьме, в камере, мы переписывались с ним с того времени, я несколько раз посещал его. И в Вологодской области он был на острове Огненный, где бывший монастырь. В монастыре очень хорошо делать тюрьму, изолировано там все…

– Как человек меняется? Меняется ли человек?

– Да, радикально, совершенно другой человек. Он уверовал, до этого вообще был неверующий, такой супермен. А тут человек очень глубокий, серьезный, обратившийся по-настоящему. Его перевели в колонию в салехардском поселке Харп, это Приуральский район, Ямало-Ненецкий автономный округ, за полярным кругом. Я стал ездить туда, посещать его, и меня стали просить другие люди по камерам. Вот когда ездил сейчас, я пятьдесят человек там исповедовал, причастил. Все эти люди по-настоящему глубоко обратились. И вот подумать: если бы сохранились прежние условия, этих людей бы не было, они были бы расстреляны, и всё.

Некоторые даже говорят: «Я счастлив, что оказался в тюрьме. Если бы был на воле, что бы я делал? Грабил и убивал, как и десять лет занимался этим. А тут я стал верующим человеком, я понимаю, что есть Бог, есть жизнь». Потрясающе глубокое, серьезное обращение, потому что заключенные действительно находятся в таких условиях, когда их по-настоящему поддерживает только вера. Действительно поддерживает, не просто выдается желаемое за действительное.

Так что работа с заключенными – очень важное дело, и то, что это сейчас стало возможным, – замечательное, конечно, обстоятельство. Переписка с осужденными ведется. У нас большая группа в храме, около ста человек, переписываются с осужденными. Конечно, много таких, которые составляют целые списки, что им прислать: чай, кофе, то, то и то. Но не все, многие относятся серьезно. Многие дистанционно обучаются катехизации. Это очень важное дело – поддержать людей по слову Господа, Который говорил: « В темницу пришли ко Мне», «Кто сделал одному из меньших братьев Моих, сделал Мне».

– У вас при храме существует семейный клуб. Насколько он востребован и занимаетесь ли вы вопросами кризисных ситуаций, когда семьи находятся на грани развода? Не секрет, что и венчанные браки распадаются…

– К сожалению, да.

– Как вам удается преодолевать эту ситуацию?

– Удается ли преодолевать, мне трудно сказать. Конечно, стараемся удержать людей от таких решений, поддержать их. Сейчас в условиях свободных нравов это очень нелегко. Но все-таки важно, чтобы у людей оставалась любовь ко Христу, любовь к слову Божию, принадлежность к Церкви, важно показать, что есть другое измерение жизни, вертикальное измерение, которое дает смысл всему. Жить только поиском семьи и детей – это еще не все. Конечно, трудно складывается семья, но это каждый раз очень индивидуально.

– Есть еще одна группа, о которой я прочитал на вашем сайте, – это группа поддержки самопомощи. Где-то было написано, что существует шесть-семь групп, в каждой по пятьдесят человек. Неужели такая востребованность? Расскажите, в чем секрет этого.

– Есть такая система – «Двенадцать шагов». Она началась с помощи и поддержки людей, страдающих алкогольной зависимостью, наркотической зависимостью. Уже более семидесяти лет эта система существует и распространяется на любых людей, потому что человек всегда может понять, с какой ситуацией он не в силах справиться сам, когда нужна помощь свыше.

Люди рассказывают о своих проблемах, очень важно бывает выговориться. Такие встречи, обсуждения помогают узнавать друг друга, поддерживать, быть рядом. Это и люди, которые имеют психологическое образование, и люди, пришедшие к этому через самообразование, чтение книг. Во всяком случае, такая помощь есть, и те, кто желает, могут всегда обратиться.

Я на исповеди нередко не сам советую, а даю бумажечку: там психолог, зовут так-то, телефон такой-то, позвоните, пожалуйста. Если человек недавно пришел, даю другую бумажку, там перечислены книжки: вот посмотрите, в нашем киоске они есть, купите, читайте. Мы сейчас живем в замечательное время, потому что в советское время было что? Человек пришел на исповедь (я начинал служение в 1989 году): «А Вы Евангелие читали?» – «А где же его достать, батюшка? Нет». Ну хорошо, тогда я доставал: «Вот, пожалуйста, я вам дарю». А сейчас все есть. Вам трудно понимать Евангелие? Вот списочек книг, которые Вам помогут понимать, пожалуйста.

– В завершение нашей программы я хотел бы задать такой вопрос. Я беседовал со многими священниками, и они стараются на своих приходах открывать группы взаимопомощи. Это может выражаться в том, что кто-то из прихожан просит о чем-то, в чем он нуждается. Но, как говорят священники, эти группы не очень востребованы, потому что наши граждане не любят говорить о своих проблемах. Какая у вас ситуация? Насколько прихожане вашего храма готовы рассказывать о своих проблемах и просить о помощи?

– Группы существуют, я сам в них так не участвую. Не скажу, что это какое-то огромное количество, но действительно много людей старых, немощных, больных. Может, человеку надо починить унитаз, простите, помочь с ремонтом, посидеть, позаниматься с детьми. Не очень большое количество людей, но, в общем, есть такая группа. Наш диакон отец Сергий Болычев эту группу ведет, и люди обращаются. Не очень много, но там есть человек тридцать-сорок, которые помогают.

– И самый последний вопрос. Что бы Вы могли посоветовать нашим телезрителям? Сейчас, к сожалению, в нашей стране очень сильна агрессия и ненависть по отношению к другим людям, другим странам, и люди церковные зачастую этому тоже подвержены. Как в данном случае внутри себя бороться с этой агрессией, которая зачастую к нам подступает даже по объективным причинам?

– Дело в том, что ведь Христос пришел для того, чтобы все люди спаслись и пришли к познанию истины. Мы все – дети одного Отца, Бога. Поэтому цель христианства – не разделить людей, а соединить людей. И если мы по-настоящему христиане, то мы должны понимать, что Христос пришел для того, чтобы людей объединить.

В посланиях апостола Павла говорилось о том, что во Христе нет ни эллина, ни иудея. Тогда было два мира, противостоящих друг другу: огромный римско-эллинский мир, Римская империя, и небольшой мир Израиля, живущий Единым Богом, нравственными заповедями. Апостол Павел говорит, что Христос – это следующий этап, когда к Богу приходят, чтобы обратиться к каждому человеку, не только иудею, но и эллину, и создать из двух одно. Он говорит, что во Христе нет ни мужеского пола, ни женского, ни раба, ни свободного, ни иудея, ни эллина, но все и во всем Христос. Так что Христос приходит нас объединять через познание истины.

Многие святые отцы говорили, что чем ближе люди к центру – Богу, тем ближе они между собой. Это такой закон, который действует и в обществе, и во всем мире, и в семье. Чем ближе люди к Богу, тем ближе они друг к другу. Поэтому так важно, чтобы мы нашим детям давали христианское воспитание. Разумеется, нужно, чтобы это делалось тактично, без всякого насилия, а для этого сам родитель, сам воспитатель должен быть утвержден, для него это должно быть важно.

Тогда Господь подскажет, как правильно делать, как деликатно рассказывать об этом. Сейчас, к счастью, есть много книжечек, даже для самых маленьких, «Евангельские сюжеты» и другие. Но главное – это вера самих родителей, которую они могут передать детям. Конечно, лет в двенадцать-четырнадцать лет или в студенческом возрасте дети могут уйти из Церкви, но часто они возвращаются, они знают, где источник воды живой.

Ведущий Александр Гатилин

Записала Екатерина Самсонова