Плод веры. Беседа с директором реабилитационного центра "Зебра" Екатериной Савиной. Часть 1

Что такое созависимость и как ее преодолеть? Как жить с пьющим родственником? Что делать, если ребенок начал принимать наркотики? На эти и другие вопросы отвечает директор реабилитационного центра "Зебра" Екатерина Савина.

– На вашем сайте написано, что центр «Зебра» имеет 20-летний (а Вы меня поправляете, что 25-летний) опыт работы в реабилитации наркоманов, алкоголиков и их семей. Про реабилитацию наркоманов и алкоголиков мы подробнее еще поговорим. Меня заинтересовала реабилитация их семей. Что под этим подразумевается? Насколько семьи нуждаются в реабилитации?

– Они, конечно, нуждаются в реабилитации, потому что они страдают. Когда в семье появляется алкоголик или наркоман, то вся семья начинает болеть, потому что семья – единый организм. Как человек: у него есть руки, ноги, голова, и если рука болит, то температура поднимается во всем организме. То же самое и в семье.

Есть определенные механизмы, из-за которых семья не просто страдает, она еще и консервирует ситуацию зависимости и, если можно так выразиться, не дает выздоравливать самому наркоману или алкоголику. Поэтому здесь есть две цели: во-первых, помочь самой семье, которая мучается. Конечно, надо, чтобы она жила хорошо; это связано и с детьми, которые находятся в этой семье, и со взрослыми. А с другой стороны – создать условия для того, чтобы наркоман или алкоголик мог выздоравливать благополучно.

– Возможно ли исцеление алкоголиков и наркоманов в домашних условиях? Ведь очень часто, наверное, семьи считают: «Ну ничего, мы потерпим еще месяц, еще полгода, еще годик…» Где та черта, те критерии, по которым семья может определить, что терпеть уже нельзя, нужно обращаться к профессионалам? Как не упустить этот момент?

– Очень хорошо, что мы сразу будем об этом говорить, потому что в 1957 году (то есть это было очень давно) Всемирная организация здравоохранения признала наркоманию и алкоголизм болезнями – не дурными привычками, не какими-то отклонениями в психике, не особенными обстоятельствами жизни, не травмами, а просто отдельным заболеванием. Поэтому, если это заболевание, его надо лечить, и не только таблетками и капельницами, но и специальными активными действиями, которые дадут человеку возможность не вернуться снова к употреблению. Всем этим занимаются специалисты, и поэтому надо обращаться вовремя и не бояться этого.

Конечно, как в любой болезни, есть некий период «подхода» (мы называем это в нашем случае злоупотреблением), когда какие-то неприятные последствия употребления алкоголя или наркотиков уже появляются в жизни человека, но он как-то может еще с этим справляться, он еще «держит руль в руках». Знаете, как лыжник, который пусть с трудом, но может соответствовать рельефу местности и как-то ехать.

А вот когда контроль уже потерян, когда то, что происходит с алкоголиком или наркоманом, системно разрушает его жизнь – не только здоровье, но и отношения с людьми, духовную сферу, какие-то психологические особенности, – вот тогда нужно обращаться к специалистам. Только они могут рассказать про весь комплекс действий, который нужно применить к этому человеку для того, чтобы он снова стал благополучным. Потому что, как в любой болезни, если в это время родные думают: «Мы домашними средствами справимся, мы с ним поговорим, и он перестанет употреблять, мы ему объясним, и он все поймет», то, к сожалению, упускается время, и разрушения бывают все более и более ужасными, многие из них просто невосстановимы.

– Но для подобной реабилитационной работы нужно желание самого алкоголика или наркомана.

– Да.

– У вас на сайте написано: «Мы можем помочь зависимому человеку принять решение начать выздоравливать». Как происходит эта помощь в принятии решения и могут ли такие же шаги предпринимать родственники алкоголиков и наркоманов?

– Здесь есть такая вещь, давайте я смоделирую ее руками. Когда в семье рождается ребенок, мама и малыш находятся очень близко. Они все время находятся буквально в телесном контакте, и для благополучного развития ребенка очень важно, чтобы этот контакт с матерью был. Потом, когда ребенок немножко подрастает, между ним и мамой появляется дистанция. По мере того как ребенок растет, эта дистанция увеличивается, но все-таки сохраняется такой, чтобы видеть человека в его рост. Мы даже называем это «дистанцией любви», потому что любить человека можно только видя его всего, и для этого требуется расстояние: «Лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстоянии».

Если человек в семье заболевает зависимостью, он как бы искривляет свою жизнь, и контакт теряется. Вот теперь контакта стало в два раза меньше, и больной контактирует с близкими какой-то другой частью, не той, которой должен был бы контактировать, и любить не получается. Тогда семья начинает тоже искривлять свою жизнь для того, чтобы как-то восстановить контакт. И вот теперь контакт существует – правда, любовью это трудно назвать, потому что это очень тесные отношения, в которых тяжело всем, и это скорее отношения контроля и компенсации того, что плохо в жизни зависимого человека.

Но самое печальное не в этом. Да, они оба «кривые», но теперь наркоман или алкоголик не может выздоравливать, семья сверху крепко держит его в этом кривом положении. Поэтому для того, чтобы ему начать выздоравливать, в первую очередь должна начать выздоравливать семья, она должна выпрямлять свою жизнь. А как ее выпрямлять, слушатели нашей программы хорошо знают, потому что духовные принципы, по которым живет семья, – это не то, что семья сама придумала; они объективны, они заданы Богом.

Это некая объективная система координат, в которой семья должна восстановить себя и немножко отодвинуться от зависимого человека. Только тогда у него появляется возможность выпрямляться, возможность изменять свою жизнь. Таким образом, мотивация пациента – наркомана или алкоголика – начинается с работы с семьей. Сначала мы помогаем семье восстановиться и суметь отодвинуться от зависимого человека, сохраняя, тем не менее, близкие отношения с ним, сохраняя эту «дистанцию любви».

И потом мы помогаем самому наркоману или алкоголику начинать выпрямляться, потому что на самом деле в «согнутом» состоянии, в состоянии постоянной боли, душевной и физической, в состоянии одиночества, отчаяния, муки жить плохо. Можно показать человеку, что существует способ, которым он может выпрямиться. Тогда между ним и семьей восстанавливается та исходная «дистанция любви», которая была до начала заболевания, и семьи становятся здоровыми.

– Насколько возможно проводить такую работу дистанционно? Или вам необходимо иметь прямой, живой контакт с конкретной семьей?

– Понимаете, дело в том, что работа эта, понятно, не таблетками, работа эта – душой. Душа на расстоянии как-то трудно воздействует, и через интернет, даже через телефон можно сделать не все. Но, во-первых, можно что-то начать делать. Во-вторых, в регионах есть службы, подобные нашей, и если правильно выбрать (есть много служб, которые не стоит выбирать, и об этом можно поговорить), можно обратиться туда и получить помощь при живом контакте двух людей. Кроме того, можно просто получить информацию о том, что делать, потому что часто люди просто не знают, с чего начать.

– Давайте тогда обозначим какие-то базовые шаги: что делать?

– Ну, во-первых, надо связаться с какой-либо структурой (я расскажу сейчас, какие стоит выбирать) и, описав ситуацию, спросить, что делать. Когда вы приходите на прием к врачу, вы же не предлагаете ему сразу: «Выпишите анализы, и теперь я вот это буду делать», вы ждете, чтобы он это сказал. Поэтому хорошо бы связаться с такой организацией и получить рекомендации.

Первичные рекомендации можно получить и у нас по телефону или по интернету, мы очень много занимаемся этой работой. У нас работает электронная почта, я каждый день прочитываю большое количество писем, отвечаю на них. У нас вообще есть такое этическое правило: отвечать на все письма, которые к нам пришли. На все звонки отвечать не получается, но мы стараемся перезванивать; по крайней мере, большинство обращений все-таки получает ответ. Мы можем наметить хотя бы первые шаги, которые нужно делать.

Кроме того, есть некие критерии, по которым стоит выбирать реабилитационный центр, в который люди обращаются в регионах. У «Зебры» нет своих филиалов в регионах, у нас есть только два реабилитационных центра: один в Москве, другой в Московской области. Но мы дружим с региональными центрами, я много езжу по стране, знаю ситуацию в разных регионах, в Сибири и на Дальнем Востоке, на севере и на юге. В общем, можно посоветовать какие-то зарекомендовавшие себя центры. Но дело даже не в названиях, а в критериях. Может быть, я сразу их очерчу сейчас?

Во-первых, люди, которые разговаривают с вами, должны быть профессиональны. То есть в службе должны быть профессиональные психологи и профессиональные консультанты. Консультант – это человек, который, как правило, имеет личный опыт выздоровления от зависимости и который после восстановления получил специальное образование. Если он только закончил реабилитацию в этом центре и стал там работать, он еще не профессионал.

Так же как нельзя, окончив школу, сразу начать учить детей в этой школе, нужно еще окончить университет. Вот примерно так выглядит образование консультанта. К сожалению, оно в нашей стране еще не очень формализовано, это, скорее, дополнительное образование. Но тем не менее оно существует, есть сертификаты, дипломы, и это все можно проверять. То есть первый критерий – центр должен быть профессиональным.

Это важно не только потому, что сотрудники могут владеть технологиями, какими-то методами, знать, что надо, что не надо, но еще школа, которую они окончили (я имею в виду, профессиональная – университет, какое-то дополнительное образование), создает некую этическую концепцию: что можно делать, а что нельзя. Непрофессиональный человек, добросовестно заблуждаясь, может делать совершенно ужасные вещи, а профессиональный человек этого не будет делать, потому что его уже научили, что это невозможно.

Второе, что должно быть в реабилитационном центре, – это открытость. Там должны быть открыты двери, пациент должен иметь возможность выйти оттуда, если он захочет, а родственники должны иметь возможность прямой связи с пациентом. Кроме того, что это включает семью в реабилитацию, это еще позволяет получать негативную информацию о центре напрямик, и тогда, если что-то там не так, пациент сообщит об этом родственникам, и они будут предпринимать какие-то меры.

Если центр закрывает двери, устраивает тайну из процесса, который он проводит, если там получают деньги и не сообщают вам никаких результатов лечения пациента или говорят общие слова: «Да, он выздоравливает, у него все хорошо», то с такими людьми связываться не стоит. Вы понимаете, что там будет очень много злоупотреблений.

Третий критерий – срок реабилитации должен быть ограничен. Это три, шесть, от силы девять месяцев. Если вам предлагают держать пациента в центре годами, то это совершенно точно плохой способ зарабатывания денег.

Кроме того, конечно, центр должен предложить метод, и этот метод должен иметь обоснование. Мне известно сейчас два действенных метода. Первый – это программа «Двенадцать шагов», а второй – это церковная реабилитация. Другие методы, которые были бы достаточно эффективны, чтобы освободить наркомана или алкоголика от его зависимости, мне неизвестны. Может быть, они есть, но за двадцать пять лет профессиональной работы я их не нашла.

Причем у меня квалификация не только российская, я знаю, как работают и за рубежом. Если вам предлагают какой-то третий метод, то как минимум посмотрите в интернете, а лучше советуйтесь со специалистами, которые скажут вам, действительно ли это метод или это просто самодеятельность людей, которые хотят проводить эксперименты на вашем близком.

И конечно, важно не попасть в секту. Многие секты используют бедственное положение алкоголиков и наркоманов для того, чтобы заманить к себе их и их семьи. Всем известный «Нарконон», ответвление сайентологов, – это как раз пример такой секты. Там обещают исцеление от наркомании, предлагают свои собственные программы. Цель «Нарконона» – завести пациента, его семью и желательно всех их знакомых в сайентологию. Это страшная секта, Вы, конечно, это знаете.

– Надо признать, что я этого не знал, и, боюсь, что наши зрители тоже не знают…

– Сайентологию?

– Сайентологию – да, а вот центр «Нарконон»…

– Да, это так. Не путать с «Нар-Аноном»! «Нар-Анон» – это группа для родственников, очень действенная, хорошая система помощи семьям наркоманов. А вот «Нарконон» – это секта. То же самое – это «Свидетели Иеговы», которые устраивают специальные центры для реабилитации наркоманов.

Сейчас поменьше стало, а одно время было очень много пятидесятников, которые устраивали реабилитационные общины для наркоманов. С разной степенью религиозного насилия они, как думают, «реабилитируют» пациентов, но на самом деле, конечно, нет. Есть очень много серьезных, концептуальных нарушений в том, что они делают. Это не только вопрос веры, это еще вопрос того, что они идут неправильным путем для того, чтобы помочь наркоману или алкоголику. Итак, не попадайте в секты!

– То, что известно, наверное, всей стране, – это ряд случаев, когда, в отличие от Вашего призыва к открытости, существовали определенные центры, где наркоманов держали как раз за закрытыми дверьми, вплоть до того, что их привязывали к кроватям, чуть ли не к батареям. Но, с другой стороны, аргументация тех людей, которые подобные центры организуют, в том, что во время ломки наркоман пойдет на любую хитрость, любую уловку, на звонок родителям, близким с рассказом о том, как здесь все ужасно. К нему приезжают и забирают его, а это лишь путь к тому, чтобы получить очередную дозу. Где все-таки эта грань и насколько реально, не ограничивая человека в пространстве, его удерживать?

– Не грань! Понимаете, удерживать никого не надо, нужно грамотно помогать человеку. Если у человека ломка, если ему нужна медицинская помощь, то, конечно, за ней нужно обращаться. Заставлять страдать человека бессмысленно, это жестоко. Он должен получить медицинскую помощь, пережить ломку. Для этого требуется две-три недели, ну, может быть, на некоторых наркотиках больше. Стандартный курс в больнице – двадцать один день. А после этого надо идти в реабилитационный центр.

Там уже нет никакой ломки, там есть тяга, это правда, но с тягой можно работать и, конечно, не тем, чтобы привязывать человека к батарее. Когда его привязывают к батарее, это очень похоже на то, как «лечили» душевнобольных в начале XIX века, в XVIII веке. Людей с параноидальными расстройствами, шизофренией привязывали к кроватям, к столбам, на них смотрели как на диких зверей.

То же самое сейчас происходит с наркоманами и алкоголиками, это полная дикость. Вот не надо впадать в эту дикость. Из того, что у нас есть люди, которые не понимают или, лучше сказать, не хотят понимать, что выздоровление возможно в иных условиях, из того, что информации мало, совершенно не следует, что нужно давить в себе совесть, добро, любовь к близкому и верить людям, которые говорят, что по-другому не получится.

– Сейчас очень часто мы слышим предложения, в том числе от экспертов, о необходимости возвращения принудительного лечения от алкоголизма и наркомании. Насколько это реально и как Вы к этому относитесь?

– Это непростой вопрос. Принудительное лечение от алкоголизма в советской России было абсолютно неэффективно. ЛТП – так называемые лечебно-трудовые профилактории – были абсолютно неэффективными. Это была такая тюрьма, в которую сажали алкоголика за всякие правонарушения, и это была бесплатная рабочая сила на заводах.

Как правило, ЛТП строились возле больших заводов, например, возле АЗЛК в Москве, возле ЗИЛа или на химических предприятиях. Людей гоняли бесплатно работать из этих ЛТП. Ну, что имела в виду советская власть, мы хорошо понимаем. А вот что мы сейчас будем делать – большой вопрос, потому что если мы повторим этот опыт, то кроме жестокости и глупости ничего не получим.

Можно предложить то, что давно уже существует на Западе, когда человеку, совершившему правонарушение, предлагают: либо он идет в тюрьму, потому что он совершил правонарушение, либо, поскольку правонарушение обусловлено тем, что он наркоман или алкоголик, ему предлагают реабилитацию. Тут человек несвободен в выборе, он должен выбрать либо тюрьму, либо реабилитацию.

Это принудительное лечение, но только человек уже становится заинтересованным в том, чтобы выздоравливать в этом реабилитационном центре, он осознанно его выбрал. Он не может больше продолжать употреблять, ему придется идти либо в тюрьму, либо в реабилитационный центр. Это имеет смысл.

Но тогда возникает вопрос: что это будут за реабилитационные центры? Если там будут кормить таблетками три года и больше ничего не будут делать, то, конечно, центры будут неэффективны. Это должен быть какой-то курс медикаментозной терапии, вероятно, и опять-таки он должен зависеть от состояния пациента.

Ведь есть еще и осложненные случаи, например с тяжелыми депрессиями, есть сочетанные патологии, двойной диагноз, большая психиатрия плюс наркомания – всякое бывает. Но главное – это реабилитация, главное – научить человека жить без наркотиков, чтобы жизнь радовала. Это вполне возможно. Сейчас тысячи, десятки тысяч людей так живут, и нужно этому научиться как раз от них, от тех, кто это умеет, кто через это проходил, и с помощью психологов.

– Если говорить об алкоголизме, как Вы относитесь к такому методу, как кодирование?

– Да плохо я к нему отношусь! Здесь надо объяснить. Вот я начала с того, что перед развитием болезни существует такой предварительный период («продром» мы это называем), когда зависимость еще не сформирована, но негативные последствия уже нарастают. Если в это время человеку кодированием (позвольте мне не описывать, как это делается) создать какой-то барьер в его сознании, тогда он действительно остановится. И поскольку зависимости еще не существует, поскольку он контролирует процесс, то, может быть, это будет для него хорошо.

Но, как правило, к кодированию приходят люди зависимые, которые потеряли контроль. И вы только вдумайтесь: человек не может контролировать свое употребление и при этом имеет сильный страх, что если он выпьет, то он тяжело заболеет, умрет, с ним случится что-то ужасное. Может ли человек жить в этом состоянии годами или вообще всегда? Он не может контролировать процесс, но если он все-таки сорвется, то будет беда.

Мне кажется, что это по меньшей мере жестоко, а кроме того бессмысленно, потому что человек все-таки не контролирует процесс. И действительно, очень многие зависимые люди после кодирования быстренько срываются, повторное кодирование ситуацию не меняет. Им нужна реабилитация, их нужно научить жить без этого.

Есть специальные технологии, но вот здесь мне нужно сразу пояснить. Когда я говорю: «Научить человека жить без вещества – наркотика или алкоголя», я говорю о том, что ему нужно покаяться. Покаяние – это ведь и есть перемена способа жить. Вот человек жил греховно, а теперь он, осознав, что идет против Бога, начинает жить с Богом, таким образом совершенно меняя курс своей жизни.

Перемена ума, метанойя, покаяние, перемена самой сути. Ум – не в смысле рассуждения, а в смысле видения вещей. Есть такое светское слово «мировоззрение» – вот примерно так. Когда мы говорим о реабилитации, мы говорим именно об этом процессе.

Это обязательно должно происходить с Богом именно потому, что существует объективная система координат, в которую встает человек: где грех, а где добро. Не человек для себя решает, что хорошо и что плохо, а это объективно, это дано человеку. Поэтому восстановление не может происходить без Бога. Во-первых, именно Он устанавливает такую систему координат, а во-вторых, именно Он помогает зависимость преодолеть, без Него это невозможно.

Поэтому программа «Двенадцать шагов», адресующая человека к Богу, к жизни с Богом, под Богом, по Нему, с Ним – эффективна. И православные программы, которые делают то же самое, но только средствами церковными, эффективны. А любые психологические приемчики, которые позволяют справиться с тягой в какой-то момент или поднять самооценку, принципиально ничего не изменят, потому что зависимость – это слишком серьезное дело, чтобы это можно было вылечить одним приемчиком.

 Ведущий Александр Гатилин

Записала Екатерина Самсонова