Нравственное богословие. Выпуск от 8 мая

Курс ведет священник Константин Корепанов.

Мы продолжаем уроки «Нравственного богословия». Напомню, в прошлый раз разговор у нас шел о закваске фарисейской, и мы говорили, что представление о так называемом естественном движении к добродетели с неизбежностью приводит к естественной праведности. Само понятие «естественная праведность» предполагает ту праведность, которая происходит от естества, а не от благодати. И мы говорили, что именно она, как порождение естества человеческого, естественных стремлений человека к добру, с неизбежностью приводит и к фарисейству – к закваске фарисейской.

Не нужно думать, что и те исторические фарисеи, и современные люди, которые живут как они, – это однозначно люди плохие. Очень и очень часто, скажем так, по внешним проявлениям праведности эти так называемые фарисеи – люди с естественной праведностью, производят неизмеримо более благоприятное впечатление на окружающих, чем люди, не имеющие этой естественной праведности, хотя и имеющие нечто другое. Но разговор идет не о том, кто какое впечатление производит. Благоразумный разбойник или преподобная Мария Египетская, хоть в пору своего греха, или в пору своего обращения, или в пору своего совершенства, не производили никакого впечатления на людей, как не производят и сейчас. Но дело-то не в том, чтобы произвести впечатление! Дело не в том, чтобы быть собой довольным, – дело в другом! Именно от этого удовлетворения своей праведностью, довольства собой, сознания того, что я все делаю правильно, – вот от этой закваски предостерегает Своих учеников Христос.

Напомним, хотя бы вкратце (просто мы бегло начали это сравнение в прошлый раз и сейчас доведем эту мысль до конца). Вот есть человек с естественной праведностью – он старается, он делает, он добивается, он молодец! Он уговаривает других: «Делайте как я! У вас тоже получится! Надо только стараться, надо трудиться, надо добиваться – и обязательно получится!» Он отмечает пройденные вехи, он замечает собственные успехи, и, конечно, он считает, что в целом все, что есть в нем хорошего, является несомненной его заслугой, результатом его усилий. И если он верующий человек, то убежден, что Бог его за это должен похвалить, что Он должен его за это наградить – он заслужил похвалу, потому что всю жизнь стремился делать и делал то, что необходимо делать.

В результате происходит то, о чем пишет пророк Амос в своей пророческой книге, кажется, в пятой главе. Там есть такой эпизод (это еще, разумеется, эпоха Ветхого Завета), когда приводятся в пример иудеи, которые ждут дня Господня. Они ждут, когда Бог придет судить мир, ждут, потому что надеются на собственную праведность, ждут с нетерпением. А пророк им говорит: «Что вы ждете? Этот день Господень будет не светом, он будет тьмой для вас!» Так будет именно потому, что иудеи надеются на свою праведность. Они хотят обрестись перед лицом Бога со своей праведностью, со своими заслугами, со своими успехами – духовными, душевными. Как говорит потом спустя века апостол Павел: «Это ни к чему не приведет! Всякий явившийся туда со своей праведностью ничего не успеет и ничего не достигнет. Надо явиться с праведностью, которая от веры во Христа, явиться с праведностью, которая по благодати!»

А что же по благодати? Вот человек получает дар Святого Духа в таинствах Святого Крещения и Миропомазания. Этот Дух, то есть Бог, начинает жить в человеке, побуждая его к исполнению Своей воли. И человек верующий подчиняется этой воле и исполняет ее. И все, что он делает по воле Божией, он понимает, что эту силу – само побуждение, саму инициативу этого делания и все, что осуществляется, – все это делает благодать Божия. А я при этом много сопротивляюсь, много упрямлюсь, постоянно ропщу, постоянно недоволен, делаю все это некачественно, не так, как должен делать. В любом случае, я знаю, что если я это сделал, то сделал не я, но благодать, данная мне в таинстве Крещения. Это совсем другая закваска – именно другая! Может быть, внешне этого не отличишь, особенно если знаешь человека не очень глубоко. Но внутренне они очень сильно отличаются – это именно иная закваска, это иной элемент, на котором настаивается добродетель человека.

И каждый христианин, какой бы он ни был, даже святой, он не только знает, что все доброе, что им делается, делается Богом, делается Духом Святым, но он знает также и то, что постоянно виноват перед этой благодатью Божией. Он всегда имеет погрешности перед этой благодатью Божией, потому что он всегда не предан ей – целиком не предан, не отдан ей всем сердцем! Это знает каждый человек, как знает: что бы он ни сделал, каких бы дел он ни совершил, каких бы великих деяний ни сотворил, он нуждается в милости Божией. Но даже если он сделал все, что повелено, он не заслуживает никакой награды, как и сказано об этом Самим Христом: «Если сделаете все, что вам повелено, – говорите, мы рабы неключимые! Что должны были сделать, то и сделали!» Но при этом обретается куча недостатков! Если человек, назначенный слугой в некоторый дом, принятый на службу, делает то, что должен делать, то на самом деле ничего особенного он не делает – это всего лишь его работа! Но при этом обретаемые недостатки ставятся ему на вид. Так воспринимает свое делание человек, который имеет другую закваску.

На самом деле, если всмотреться в дела человека, в его поведение, то после более продолжительного знакомства становится видно – человек, праведный естественной праведностью и сознающий себя праведным, оказывается нетерпим к грешнику. Он не может любить грешника. Он может его и не судить, может даже не гневаться на него – он просто его не любит. Он пренебрегает грешником – не несчастным человеком, а именно грешником, который любит свой грех. Он очень настойчив, он, скажем так, чрезмерно требователен к немощным людям. Ему кажется: раз может он, то могут и другие. А человек, имеющий нефарисейскую закваску, – он очень снисходителен к грешнику! Он понимает, что на самом деле все творится по благодати Божией, и знает, как немощен человек, как трудно ему сражаться с грехом, потому что ему самому трудно сражаться с грехом, сколько бы благодати он ни получил, ему трудно. И он знает, как трудно другому, потому он всегда готов поддержать, подставить плечо грешнику – именно грешнику! Не просто несчастному, обездоленному человеку, а грешнику в первую очередь. Он всей душой воспринимает слова, которые не могли принять фарисеи эпохи Христа. Христос пришел взыскать и спасти погибшее, а не то, что не погибает. И человек, не имеющий закваски фарисейской, очень снисходителен по этой причине к ближним.

Не всякий снисходительный человек несомненно благочестив – не всегда так бывает. Но по благодати благочестивый человек, несомненно, является человеком снисходительным. И в итоге, если, скажем, человек, не имеющий закваски фарисейской, достигает некоего доступного совершенства, то он видит, что Бог любит всех людей. Все люди пребывают в Его любви, все объяты Его милосердием, Его щедростью, Его заботой, и он видит в себе одни недостатки, одни недостоинства и ощущает постоянную потребность в том, чтобы и на него, худшего из всех, излилась благодать Божия.

И весь молитвенный строй Православной Церкви – от литургических молитв до тех, которые вошли в корпус утренних и вечерних молитв; и все гимнографическое творчество, особенно богослужения Постной Триоди, весь этот корпус молитвенных воздыханий и свидетельств о покаянии Православной Церкви пронизан вот этой закваской – закваской Святого Духа, а не закваской фарисейской. Все эти молитвы – «Христос пришел в мир грешников спасти, от них же первый есмь аз…» или «…недостоин есмь небеси и земли, и сея привременныя жизни…» – и многие-многие другие молитвенные тексты, которые каждый найдет в великом изобилии, если только захочет искать, пронизаны именно этим переживанием. В них говорится, что на самом-то деле, получив благодать, человек начинает видеть себя, начинает иначе видеть мир, и чем больше в нем благодати, тем ярче он видит собственную погрешность и недостоинство, тем отчетливее видит, как любовь Божия милостиво снисходит ко всему творению.

По этой причине в православии в конце концов сложился некий особенный взгляд на то, что принято называть добродетелью. По Аристотелю, добродетель – это мое личное качество. (Собственно, учение Аристотеля после Фомы Аквинского было воспринято в частности и Католической Церковью, поэтому это учение вполне принимается и католиками.) По Аристотелю, добродетель – это то, что я приобрел, то, что я стяжал моими усилиями, моими стараниями, моими заслугами, моим устремлением к лучшему, что есть в мире, к лучшему, что есть во мне. То есть это вполне понятная, вполне принимаемая каждым борьба за лучшее в человеке. Воздержание, трезвость, усидчивость, память, верность, целомудрие, молитвенное вдохновение – все то, что у меня есть, и то, что я собственными своими усилиями и собственным своим сознательным выбором развил и усилил. Я старательно отвергал зло, порок, я выбрал воздержание, поэтому всячески боролся, скажем, с обжорством, с чревоугодием, сластолюбием. Например, выбрал человек трезвость – и он всячески борется с алкоголизмом, пьянством, с потреблением спиртного, вообще с нетрезвостью во всех областях жизни. И в конце концов он достигает определенного качества, которое можно назвать добродетельным житием.

А порок – это именно отсутствие добродетели, это испорченные качества человека, испорченные его злой волей, его злыми наклонностями. И человек может выбрать порок и уничтожить те начальные добродетели, те естественные добродетели, которые были у него в нежном возрасте. Он выбрал порочную, испорченную жизнь – именно порочную и испорченную. Он вместо добра стремился к злу, вместо трезвения – к пьянству, вместо воздержанной жизни – к удовольствию, вместо молитвы – к смеху и так далее. То есть человек все время выбирал плохое вместо хорошего, и все его естественные человеческие качества заглохли, замолчали – они испортились, и тогда этот испорченный человек или человечишка окажется порочным. Все в нем будет плохо – в нем будут жить одни страсти! И естественно (это именно естественно), что если мы хотим такому человеку помочь, то мы должны будем ему сказать: «Вот, дорогой, ты жил, служа пороку, теперь ты должен служить добродетели. Ты должен взять себя в руки, ты должен употребить силу воли и заставить себя бросить пить! Начинай с сегодняшнего дня! Сожми себя в кулак и не позволяй себе пить! И наоборот, всячески культивируй в себе трезвые привычки. Ну и также с любыми другими пороками!»

Если же человек не может этого сделать, мы говорим ему: «Ну, ты слабый, слабовольный, и из-за этого, по-видимому, все в тебе испортилось. Воля твоя развратилась, и очевидно, что ничего у тебя не получится! Ну, если только ты позволишь мне заняться твоим воспитанием, то я, конечно, смогу требовательностью и определенной жесткостью помочь избавиться тебе от какой-нибудь неправильной страсти!»

Поэтому важнейшим инструментом по переделыванию порочного, страстного человека в человека добродетельного будет воспитание. А самым естественным способом воспитания будет содержание человека в суровых условиях, в ограничениях и наказаниях за слабость.

Вообще, в этом смысле наказание как раз и предполагается как некий инструмент для выкорчевывания недостатков. Принято считать (и нельзя сказать, что это неправильно), что изнеженность, расслабленность, любовь к себе, эгоизм, любовь к покою и удовольствиям и являются основаниями для порочной жизни. А противоположные им основания, которые приводят человека к добродетельной жизни, надо прививать. Потому надо создавать человеку тяжелые условия и наказывать его как можно сильнее! Тогда он из страха перед наказанием не будет поступать расслабленно, не будет позволять себе следовать своим вредным привычкам, а будет исполнять, боясь наказания, правильные поступки, творить правильные дела. В конце концов привычка сделает свое дело и человек усилием собственной воли и с нашей помощью исправится. Если человек не исправляется (такое, естественно, бывало очень часто в ту эпоху, когда особенно господствовало такое мировоззрение), то мы говорим, что этот человек испорчен окончательно. Он никаких инструментов не может принять, он не перевоспитывается никаким образом, все бесполезно, и даже наказания не могут ничего с ним сделать!

 На самом деле это очень понятный механизм – очень понятный! Понятно, как он работает, и логика его тоже очень понятна. Может быть, сейчас, в связи с иной мировоззренческой и в том числе воспитательной парадигмой, с иным сознанием, с иной культурой, она воспринимается уже не столь просто, но вот в ту эпоху это был очень понятный механизм. И первым следствием такого понимания добродетелей было то, что добродетельный человек, естественно, был достоин всяческой похвалы. Ну а как иначе? Раз он добродетельный, его нужно хвалить! Причем хвалить надо не наедине, а желательно это делать публично! Потому что когда мы хвалим добродетельного человека публично, то все видят то, как хороша добродетель, и всем тоже хочется получать эту похвалу. И это одобрение общества подталкивает человека к тому, чтобы он тоже достиг такого состояния, чтобы он думал: «Вот хороший человек, вот воздержанный человек – его хвалят, и я тоже хочу быть воздержанным! Вот хвалят умного человека – я тоже хочу быть умным! Хочу, чтобы меня медалью наградили, чтобы меня произвели куда-нибудь – в какие-нибудь заслуженные, научные или еще какие-нибудь степени. И чтобы я стал действительно признанным, чтобы общество оценило мои усилия по стяжанию добродетельной жизни!»

Второе следствие такого понимания – это то, что порочный человек, естественно, достоин всяческого осуждения, категорического и именно публичного осуждения. Такого, чтобы все поняли: «Будешь делать порок – станешь таким, как он! Это изгои, это отбросы, это недостойные люди! Они недостойны ничего, потому что они порочные, испорченные люди. Если будешь делать так-то и так-то – станешь таким же изгоем общества, как и они!»

И третьим следствием такого понимания оказались требовательность и жесткость, как главные элементы воспитания. По существу своему понятно, что в данной системе воспитания господствует и неверие в человека, и нелюбовь к человеку. Но обычно в таких категориях в ту эпоху, когда господствовал этот подход, никто и не говорил: «Верить – не верить, любить – не любить». При чем тут любовь? Человека надо воспитывать, а это вещь суровая. Надо искоренять в нем пороки подобно тому, как мы пропалываем грядку, и насаждать добродетели подобно тому, как мы засаживаем цветник. Все остальное – это как-то и не очень принималось в сознании, где господствует такой подход к добродетели. Так было в прежние времена, так происходит и нынче.

Формат наших бесед не позволяет подробно, методично прослеживать все особенности такого взгляда на добродетель, чтобы последовательно прийти ко всем выводам и рассмотреть все оттенки – такой возможности временной для того, чтобы это сделать, нет. Конечно, нам поначалу может показаться, что, по-видимому, и Писание об этом же говорит. Ну как, разве недостоин похвалы добродетельный человек? Вроде как достоин! Разве не достоин осуждения порочный человек? Вроде как достоин! Разве на самом деле не требовательность – главный инструмент воспитания? Вроде бы так! А вроде и не так! Потому что мы говорим не про другую парадигму воспитания и мировоззрения – они все одинаковые! Они все исходят в той или иной степени из этого естественного взгляда на добродетель. Мы говорим о христианском мировоззрении – только оно относится к этому иначе!

Так вот, в христианской традиции похвалы достойна добродетель, а осуждения достоин порок, но не порочный человек. И Господь не судит никого! А «хвалящийся хвались Господом»! И требовательность – это не единственный и не главный инструмент воспитания. На протяжении всего Ветхого Завета мы слышим, что все это нужно делать с кротостью, любовью, рассуждением. Требовательность там тоже есть, и она тоже является очень важным инструментом, но требовательность по отношению к себе! А кротость, смирение, любовь должны проявляться по отношению к другим. То есть сама система воспитания заквашена на том, что я жесткий – но к себе; что я мягкий – но к другим! И эта антиномия вполне проявляется только в христианском мировоззрении.

Фактически в ту эпоху, в том сознании требовательность и стала единственным инструментом в воспитании человека. А личностный подход иной. В нем отношение к человеку предполагает как отношение к личности, а значит, как к существу, имеющему выбор и ответственность и откликающемуся на личное отношение, а не на какое-то опосредованное отношение. Это отношение, когда душа с душою говорит, когда лицо с лицом, когда между двух личностей рождается любовь! Но об этом как-то не говорится. Именно эта безусловность требовательности как бы и определяет собой закваску фарисейскую, в том числе и в отношении к воспитанию. Ведь именно в этом мы видим постоянный упрек Христа фарисеям – кроме того, что они лицемеры, они жестоки: «Милости хочу, а не жертвы!» Они постоянно жестоки, требовательны по отношению к другим – к тем, которые, по их мнению, не стяжали добродетелей, которые якобы даются очень легко, надо лишь захотеть. А Христос как раз милосерден к падшим – к мытарям, блудницам, к тем, кого фарисеи оправдать не могут, понять не могут: это же порочность!

И в итоге эта требовательность стала в конце концов единственным или главным элементом их воспитания, что разрушает характер доверия, любви, личностный характер общения одного человека с другим. Именно на эту систему жизни человеческой, именно на такой подход к добродетели – перевоспитания и воспитания человека – в конце концов и встала современная либерализация жизни. Именно она предъявила протест против того, что человек терял свое лицо в этой системе, что с его возможностями никто не соотносился, что о его желаниях никто не спрашивал, что перед выбором и ответственностью за этот выбор его никто не ставил. Именно как антитеза системы естественного воспитания – естественного и простого, казалось бы, формирования добродетелей, как протест против всего этого и вырос либерализм, который в нынешнее время достиг своеобразных Геркулесовых столбов, и кажется, что идти дальше некуда. Но вырастал он порой (и это можно в истории увидеть) из очень интересных и не совсем неправильных посылов, которые изначально были не чужды и правды, и человечности, и христианства в своих истоках, потому что обращали внимание на любовь, на милосердие, на понимание, на ответственность именно к каждой личности за свою собственную жизнь перед Лицом только Бога.

Записала Ольга Баталова