Нравственное богословие. Выпуск от 15 мая

Курс ведет священник Константин Корепанов.

Мы продолжаем уроки «Нравственного богословия», и напомню, что речь у нас идет о добродетели. Мы говорили о том, что естественное понимание добродетели (так, как оно прослеживается еще со времен древнегреческой философии и находит отражение даже сегодня) приводит к тому, что личностный взгляд на каждого человека, на его ответственность и выбор, на его борьбу и возможности, на меру, которая, в конце концов, у каждого своя, не соотносится с христианским пониманием добродетели. Не соотносится потому, что фактически человек, достигающий некоей естественной добродетельности, вольно или невольно мерой добродетельного жития ставит сам себя.

Конечно, он может сделать это опосредованно – например, может сказать, что есть некая христианская вершина добродетели и что он до этой добродетели дотянулся. Но это будет сказано декларативно и опосредованно, а на самом деле это говорит только о том, что человек считает: «Я дотянулся до христианской добродетели, поэтому равняйтесь на меня!» На самом деле до христианской добродетели он не дотянется просто потому, что христианская добродетель имеет другую природу, другой источник (подобно тому, как мы говорили о закваске). В христианстве добродетель – это не свойство человека, а свойство благодати, это своего рода описание благодати, некий набор тех качеств человеческой природы, которые возможны для человека по действию благодати. То есть это то, что проявляется в человеке, то, что есть в нем под действием Божественной благодати, потому что человек есть существо, созданное по образу и подобию Божию.

На первый взгляд, разницы никакой нет. Ведь все равно это есть в человеке! Но в естественной добродетели ресурсом, источником является собственная человеческая природа, человек сам по себе, а Бог не является источником. Хотя молитва может быть и добродетелью, но не из нее, не от Бога, не из благодати черпается добродетель, а человек черпает ее из собственных ресурсов, собственной силы, собственной природы. В христианстве же, в православии, добродетель есть свойство человеческой природы, которая проявляется, рождается именно под действием благодати, именно тогда, когда Бог и человек вместе, когда Бог входит, соприкасается, соединяется с человеком, то человеческая природа благоухает добродетелью.

И вот все эти качества (то, что мы могли бы назвать христианскими добродетелями) есть цветы, вырастающие на человеке, когда его касается благодать, есть плоды, приносимые человеком, когда его касается благодать. Сам по себе он произвести этих благоуханных плодов не может – так говорит Христос: «Без Меня не можете творить ничего!» Потому что именно те благодатные качества так называемой добродетели, которыми может благоухать человек – смирение, кротость, воздержание, милосердие, вера, любовь, долготерпение, – все они присущи Богу. Это Бог обладает этими качествами, и Он сотворил человека, могущего обладать этими качествами, но человек, в отличие от Бога, возможностью выдавать из себя, воспроизводить эти качества не может! Он, как Эолова арфа, настроен таким образом, что звучит только тогда, когда его струн касается Бог, когда именно Божество вселяется в человека, он проявляет себя божественными свойствами, божественными качествами, потому что человек и есть существо, созданное по образу и подобию Божиему.

И для человека, который понимает и принимает все это, нет никаких сомнений: «Я воздерживаюсь!» – это действие благодати. «Я молюсь!» – это действие благодати. Конечно, это может быть плодом и собственных усилий человека. Может быть! Но тогда это приводит к тем результатам, о которых мы уже говорили, – оно приводит не к Богу, оно приводит не к смирению, оно приводит не к спасению. Если это все выросло только потому, что я очень старался и эти качества проявил, то, значит, у меня всего лишь закваска фарисейская! Я начинаю превозноситься над теми, кто не воздерживается, над теми, кто не молится, начинаю их судить. Поначалу я пытаюсь их научить всему этому, но они не научаются, и тогда я говорю: «Вы до конца испорченные, вы ленивые, вы плохие, я не хочу с вами общаться!»

То есть внешне это, может быть, и так, но это будет по закваске фарисейской и не спасет человека. А правильно должно быть так: все, что я делаю, есть действие во мне благодати Божией, есть плод действий Святого Духа. Единственное, что, быть может, нужно отметить, – это, пожалуй, то, что смирение и любовь никак не могут быть плодами собственных усилий человека. Никак! Как бы человек ни старался быть добродетельным, смирение он может приобрести только по благодати. Скромным он может быть благодаря собственным усилиям, а вот смиренным только по благодати, потому что смирение – это свойство только Бога и только по приобщению к Нему человек приобретает это смирение.

Смирение, как мы уже говорили, – это когда человек видит себя глубоко виноватым и грешным, а всех других – великими, любимыми, замечательными, святыми. Понятно, что это качество на закваске фарисейской никак не вырастет. Ну а любовь – это есть производное смирения. Любовь, особенно к грешникам, являет Бог. И чем несчастнее грешник, чем он больше погружен в собственный грех, тем большую любовь к нему являет Бог, и понятно, что в этом мире нет ничего, кроме Бога, что могло бы так любить. Собственными усилиями мы не заставим себя любить врагов, или любить грешников, или любить людей, которые совершенно с нами не согласны и во всем противоположны нам. Именно любить, а не просто снисходительно к ним относиться, не просто позволять им все, а именно любить так, как любит их Бог, мы не сможем. Это свойство только благодатных изменений в человеке – смирение и любовь.

По сути дела, хорошей проверкой могло бы быть чувство благодарности человека, то есть когда человек делает что-то и благодарит Бога: «Я не такой! Я не такой – это все Твое! Это все сделал Ты! У меня таких качеств нет! Это Ты меня всему научил – научил молиться, научил воздерживаться!» Мы видели в притче о мытаре и фарисее, что и это не является полновесным критерием – оно дополняется и неосуждением ближних или, вновь повторим то же самое, смирением и любовью. По сути дела, все именно так. И если мы прочитаем весь корпус святых отцов, то увидим, что и они выставляют это как критерий правильной, добродетельной жизни, когда человек действительно не напрасно подвизается, потому что подвизается и человек, живущий естественной добродетелью, и человек, живущий благодатной добродетелью. Подвизаются оба – и тот, и другой, но для святых отцов критерием отличия одного от другого было именно смирение. Любовь меньше, но о смирении отцы писали очень много, очень подробно и очень категорично: если человек несмиренный, то вся его добродетель ничего не стоит! Святые отцы именно так об этом и говорили, причем в более жестких, категоричных и очень нелицеприятных выражениях, используя некоторые образы Священного Писания. Поэтому, когда человек стяжевает Дух Святой, то он стяжевает и добродетели, которые суть дары, свойства снисхождения Святого Духа к человеку.

В связи с этим в православном богословии именно для утверждения благодатного характера всякого хорошего, положительного качества, всякой добродетели и вводится важный концепт, как говорят философы, – это понятие «синергия». Дело в том, что возможность стяжания добродетели и возможность стяжания Духа определяется как волей Божией, так и волей человеческой. Каждый может заглянуть в орос – в определение Шестого Вселенского Собора. Я его повторять не буду, мы его однажды цитировали, но смысл этого определения в том, что во Христе две воли, два действия – Божие и человеческое, и что эта человеческая воля ни в чем не прекословит, ни в чем не сопротивляется, но совершенно всегда повинуется воле Божией. Таково определение взаимодействия воль в Лице Иисуса Христа. Это является образцом – типосом, формой для всякого человеческого существования, христианского существования.

Есть концепции, которые расширяют это не только на христианское бытие. Скажем, есть такое замечательное направление, которое называется «синергийная антропология». Оно ставит проблему шире, говоря о том, что в принципе всякое человеческое бытие находится в таком состоянии, то есть человеческая воля подчиняется Божественной воле или не подчиняется ей, но в любом случае она как-то реагирует, определяет себя по отношению к Божественной воле. И ее неким особым этапом является согласие с тем, чтобы принять Христа как источник Божественной воли и смириться перед Христом как проводником, источником и самим даром этой Божественной воли.

Но мы не будем все это дело усложнять, тем более что у нас сейчас все-таки православное нравственное богословие и мы говорим именно о христианстве. Так вот, в христианстве человек, вступающий в Крещение, соединяющийся во Христе с Богом, получающий благодать Святого Духа, тоже обретает в себе действие Божественной воли. Бог волит в нем, Он изволяет в нем, и человек с этой волей Божией, звучащей, обретаемой в его сердце, как-то начинает соотноситься. Если он начинает ей покоряться, это и будет процессом смирения перед волей Божией, которая сделает его в конце концов таким же смиренным человеком, каким по существу является Сам Бог. Как говорит про Него преподобный Симеон Новый Богослов: «Мой негордый Бог!»

Человек может и не покоряться этой Божественной воле, обретаемой в его сердце, он может и противоречить ей. И поскольку он ей противоречит, постольку воля Божия в нем и не действует. От христианина требуется, чтобы он совершенно отрекся от своей воли и принял волю Божию как единственное основание своей жизни. Об этом говорится и накануне Крещения в огласительных беседах, об этом говорит и сам чин Крещения, Миропомазания, об этом говорится и в литургических молитвах, и в ходе самой Божественной литургии, и вообще во всем строе богослужения и жизни церковной.

Но в том-то и дело, что человеческая воля в этом отречении не уничтожается, она не сводится к нулю – она тотально, полностью совпадает с волей Божественной. Сама природа эту волю никуда не денет – она в ней присутствует. Если человеческая воля будет сведена к нулю, то это будет мертвое существо, в котором не будет ничего. Это будет неживое существо! Поэтому, когда мы говорим об отречении от своей воли, мы имеем в виду не уничтожение человеческой воли, а то, что человеческая воля во всем споспешествовала бы воле Божественной, что она приняла бы полностью волю Божественную как единственное основание своей жизни, что воля человеческая совпадала бы с волей Божественной.

И когда это случится, произойдет нечто странное, о чем говорить мне, наверное, и не пристало. Но тем не менее так есть – так говорят отцы, так говорят священные книги: когда человек совершенно принял волю Божию, так что его воля – это воля Божия, то тогда и воля человеческая – это воля Божия, в том смысле, что если человек что-то пожелает – то и будет! Об этом, в частности, говорится в Евангелии в известном эпизоде: «если скажете горе сей: “перейди отсюда туда”, то она перейдет». Иисус Навин остановил солнце, Моисей разделил море, а упомянутая недавно преподобная Мария Египетская, не имея лодки, перешла через Иордан, как по суше. Все эти вещи могут стать достоянием человека.

Вот это является образцом – это еще более или менее всем понятно. Но синергия предполагает и такой очень интересный элемент – не бывает процентного соотношения Божией воли и человеческой воли. Не бывает! Человек на сто процентов всегда действует так, как хочет. И Бог на сто процентов всегда действует так, как хочет. Но в человеке, ставшем христианином, происходит странная картина – человек живет так, как считает нужным, он принимает волю Божию настолько, насколько считает для себя приемлемой. И поэтому ровно в эту степень, насколько человек принимает волю Божию, настолько она и действует в жизни этого человека. Когда он примет ее полностью, наступит совершенство. Но пока он не принимает ее полностью, совершенства не наступает. Он, скажем так, на шестьдесят процентов слушает сам себя, а на сорок процентов слушает Бога – условно говоря. Но в той степени, в какой он слушает Бога, Бог действует всецело, всей полнотой Своей благодати – просто ровно настолько, насколько человек дает Ему возможность действовать в себе.

Таким образом, спасение человека совершается благодатью Божией, потому что спасает человека благодать Божия. Это стопроцентная заслуга Бога! И спасение человека совершается по воле человеческой – это его абсолютный выбор, стопроцентный выбор: он выбрал быть спасенным благодатью Божией. Это не так просто объяснить и не так просто понять, тем не менее действует это так, что спасение есть совместный плод стопроцентных усилий человека и Бога: человеческой воли, полностью отдающей себя стопроцентному действию Божественной благодати.

Если бы спасала только благодать, то мы не могли бы объяснить, почему гибнут люди. Ведь Бог «всем человеком хощет спастися и в разум истины прийти»! Если бы спасал себя только я сам, тогда я и есть, собственно говоря, спаситель. Но я не могу спасти себя сам, потому что во мне нет жизни! Во мне не живет добродетель, во мне не живет ни любовь, ни смирение, ни вечность, ни мудрость – ничего этого во мне нет! Это все только в Боге, и только Он, сочетаясь со мной, производит во мне такие движения, что я становлюсь и мудрым, и добродетельным, и вечно живым, и живущим – это все Бог! Сам по себе человек не может спастись, потому что в нем самом нет жизни!

Таким образом, благодать вызывает ответ человеческой природы, человеческой воли и изливается в сердце человеческое ровно в такой степени, в какой человек способен эту благодать вместить, готов и хочет эту благодать вместить. И таким образом, человеческое сердце откликается и производит некую добродетель, какую произвести уже согласно, уже способно. Дар Божий – дар добродетели, дар благодати – определяется возможностью нашего отклика. Ну, скажем, можно провести как расслоение – стратификацию или как такое макроскопическое исследование духовной глубины на примере любого эпизода, любого святого отца, любой человеческой жизни в любом состоянии в любую эпоху. Самым простым (быть может, только для меня самым простым) классическим примером является эпизод с блаженным Августином, когда он молится Богу о том, чтобы уцеломудриться, – известный, много раз транслируемый и тиражируемый эпизод.

Он молится, он просит, но почему-то благодать не дает просимого. Он же готов стать целомудренным, но почему-то благодать не дает! И проходит некоторое время, прежде чем он осознает, что на самом-то деле, что бы там ни говорили его разум и его уста, его сердце говорит: «Нет! Я еще хочу этого наслаждения!» И Бог отвечает сердцу! Он не внимает человеческим устам, Он внимает сердцу – что там, на сердце, есть. И когда человеческое сердце хочет, тогда Бог дает!

А можно рассмотреть другой пример, когда человек говорит: «Я хочу читать много серьезной богословской литературы, чтобы в этом разобраться!» Человек искренне просит: «Господи! Дай мне такую способность!» А Бог не дает. «Дай мне такую возможность!» А Бог не дает. И проходит какое-то время, пока человек наконец не поймет, не обнаружит ответ, лежащий на поверхности: «Ты, конечно, можешь читать богословские книги, но тогда тебе придется отложить свои попечения, отложить свою заботу о семье, отложить свое невоздержание, отложить свои дружеские вечеринки. Ты должен посвятить себя этому делу! Ты готов?» Нет! «Бог может изменить обстоятельства, но ты, человек, готов оказаться от того, что сейчас тебе так дорого?» Нет! «О чем же ты молишься? Ведь твоя просьба предполагает это!»

Часто мы молимся, и кажется, что Бог нас не слышит и благодать на нас не действует, потому что на самом-то деле мы не хотим того, о чем просим, мы не хотим того, что требует от нас Бог, мы запутались в собственных желаниях и хотениях. Например, человек одновременно хочет быть и великим молитвенником, и иметь дорогую машину и дорогой дом. В принципе, такое можно представить! Великий молитвенник может ездить на дорогой машине, как это было, скажем, с праведным Иоанном Кронштадтским. Может! Но человек, не имеющий сейчас этой машины, просит о противоположных вещах, потому что если ему дать эту машину и этот коттедж, то суета и тщеславие, которые возникнут, погубят и ту молитву, которая в нем еще есть. Или ему придется включиться в систему зарабатывания денег, которая в итоге приведет его к тому, что у него будет и машина, и коттедж. Но это будет именно зарабатыванием денег, а не молитвенным служением!

То есть человек просит невозможных вещей или их возможность откладывается лет на пятьдесят, а потом это будет. В человеке многое перепутано, но у него, если он верующий, достаточно света, чтобы разобраться. Главное – это научиться слышать Бога и повиноваться Богу, живущему в человеке. И вот этот отклик, отзыв на требование, на предъявление воли Божией, является фундаментальным действием, ответом человеческой воли. Об этом, например, говорит, притча о званых. И этот отзыв – этот отклик отдачи себя воле Божией – вменяется человеку в правду.

Мы отозвались на призыв Божий и отдаем себя благодати, которая творит из нас то, что хочет Бог, и то, что хотим мы, и то, что мы позволяем с собой сделать. Вот это соотнесение человеческой воли и Божественной воли и называется синергией. Спасаясь, мы понимаем, что это Он нас спас! Он спасает, понимая, что это мы приняли даруемое нам спасение. Так и происходит соработничество человека и Бога, которое, собственно, и является калькой, переводом слова «синергия» – соработничество!

Записала Ольга Баталова