Нравственное богословие. Совесть (муки совести, сожженная совесть)

Курс ведет священник Константин Корепанов.

Мы продолжаем уроки «Нравственного богословия». В прошлый раз у нас шла речь о страстях, о болезни воли и о том, что для воли человеческой очень важно (такое направление дает и христианство) исполнять волю Божию. Мы не успели закончить эту мысль в прошлый раз, и поэтому нужно некоторые вещи договорить – проговорить более подробно и развернуто.

А почему, собственно говоря, важно исполнять волю Божию? Для неверующего человека это неочевидно. Для верующего человека это, наоборот, очевидно, но я бы сказал точнее – для него это должно быть очевидным потому, что сам человек не имеет в себе жизни. Он есть сотворенное существо и приведен по воле Божией в этот сотворенный Богом мир для того, чтобы исполнить замысел Творца о нем.... 

Об этом однозначно свидетельствуют все книги Нового Завета, все книги Ветхого Завета, об этом однозначно свидетельствуется в таинстве Святого Крещения – свидетельствуется всем, везде, всегда, но люди не имеют уши, чтобы услышать – мы живем не для себя! Мы христиане! Мы становимся христианами, чтобы жить не по своей воле, а по воле Божией. Если мы не готовы согласиться с этим, то надо подумать: а стоит ли тогда креститься? Потому что посвящать себя Богу, отдавать себя Богу, соединяться с Богом имеет смысл только для того, чтобы осуществлять Его волю.

Мы соединяемся с Ним, чтобы жить по Его воле; мы принимаем в себя Дух Святой, чтобы творить волю Святого Духа. Если мы не творим Его волю, а живем по-прежнему по своей воле, тогда этот огнь, полученный нами в крещении, либо совершенно нас оставит в самом худшем варианте, либо он будет нас жечь, обжигать, чтобы вернуть на путь служения Богу – для нас этот путь и есть жизнь. Это с одной стороны.

С другой стороны, Бог есть Жизнь, и воля Его есть жизнь. Бог есть Любовь, и воля Его есть любовь. И если мы исполняем Его волю, мы живем. Если мы не исполняем Его волю, то мы умираем, как это ясно видно в истории с Адамом. Чтобы жить, надо припасть к воле Божией потому, что Его воля есть жизнь. Если мы отпадаем от Его воли, мы уходим в смерть, в нас исчезает, истончается, умаляется жизнь, пока мы всецело не становимся объятыми смертью.

Поскольку, слава Богу, человек существо сложное, то в нем, конечно, это истончание к смерти и умаление жизни происходит не мгновенно, не тотчас же. Так, если очень большой, скажем, чан с водой или какая-нибудь емкость тысячелитровая получит даже огромную пробоину, то она не в момент же опустеет! И даже когда эта емкость будет постепенно опустошаться, то все равно в ней какое-то количество жидкости останется. Где-то там – на донышке или в неровностях ее дна – остается эта живая вода, хотя большая ее часть истечет через образовавшуюся пробоину.

Поэтому люди, даже на девяносто пять процентов объятые смертью, потому что никогда и нигде не исполняют волю Божию, тем не менее совсем жизни не лишены – она в них в какой-то мере сохраняется. И если заделать образовавшуюся пробоину – если изменить свое сознание и посвятить себя Богу, как тот разбойник, который умер вместе со Христом, – то можно наполнить себя жизнью. Стоит только припасть к воле Божией и начать исполнять то, что Бог велит, и тогда вместе с этим «повеленным» ты снова припадешь к источнику воды живой.

То, как это бывает в повседневной жизни, все видели – все, все без исключения! Только мало кто знает – это происходит именно от того, что человек не послушался воли Божией. Бог сказал: «Сделай это!», а человек не сделал. Жизнь не идет сразу под откос, но что-то в ней начинает не так происходить. Она не созидается, она становится как решето – все уходит из нее. Вроде человек молится, а без толку. Вроде творит добрые дела, а они не созидают ни человека, ни его семьи. Как-то все рассыпается – здоровье, семья, отношения с детьми, отношения с родителями. Потому что человек не сделал то, что должен был сделать, и наоборот. Порой вся человеческая жизнь вдруг выпрямляется, как пружина, – мгновенно! Вот был человек скособоченный, лежащий, сокрушенный – и вдруг встал во весь свой рост и идет прямо, не сгибаясь. Только потому, что один раз в своей жизни он решил исполнить то, что велит ему Бог. Так важно это!

И вот оказывается, в этом смысле и важно исполнять заповеди Божии и творить волю Божию, потому что они есть жизнь для человека, их исполняющего и их творящего, – важно не в таком вот, скажем, дисциплинарном смысле. Бог сказал нам: «Молись за обижающих!» Ну не хочется мне! Ну не хочется! Ну так и быть! Но что же делать-то? Вот я не молюсь, и Он меня наказывает! Не молюсь, а Он наказывает! Уже не знаю, куда мне еще деваться! Так и быть уж! Из-за этого, Господи, так и быть – послушаюсь и помолюсь! – Человек помолился и ждет, когда Бог его наградит за это хорошее дело.

Это такое вот представление в русле акривии – я не скажу, что оно неправильное! И оно тоже правильное, просто оно очень схематично. Но эта схематичность иногда и достигает нужного результата потому, что, в конце концов, человеку зачастую это гораздо более понятно, чем те представления о жизни, о которых говорится в Первом послании апостола Иоанна Богослова. Но в любом случае человек, который исполняет эту заповедь и молится всякий раз за обижающих, – он каждый раз пьет полными глотками жизнь.

Не то что Бог к нему относится благосклонно, он просто припадает к той материнской груди, которая его поит и питает. Он приводит в равновесие свой внутренний мир, в котором после причащения живет Господь Иисус Христос; уравновешивает его с тем, что осуществляет в этой жизни; примеряет свое духовное настроение к тому образу жизни, которым он должен жить. И у человека восстанавливаются все те разрушенные, порушенные разные явления его жизни – он начинает как бы исцеляться. Как будто этого изуродованного, избитого, поломанного человека, всего в шрамах, кровоподтеках и синяках, постепенно восстанавливают – хирург, лекарства, тишина, мир, еда хорошая.

Вот так и человек, который делает то, что велит ему делать Бог, постепенно излечивается. Потому что одного причащения недостаточно! Христос, живущий в нас после причащения, требует, чтобы мы делали так потому, что нам не хватает жизни! Он влечет, побуждает нас делать так, как Он нам велит. Но мы сопротивляемся, и от этой несогласованности мы только заболеваем.

Об этом говорят, например, молитвы ко святому Причащению – о том, чтобы Причащение было мне не в тяжесть, не в муку, не в прибавление грехов. А для того, чтобы оно было таким, надо иметь внутреннюю решимость отныне делать то, что велит мне Христос, живущий не только, скажем, в бытии одесную Отца, но и в моем сердце; живущий для того, чтобы не искажалась моя жизнь, чтобы она как бы наполняла, наливала мое естество, мое бытие, мое поведение, мое человеческое существование, – чтобы моя экзистенция, наливалась бы ЖИЗНЬЮ, чтобы я жил! Заповеди даны для того, чтобы мы жили ими, и поэтому надо просто послушаться Бога и терпеливо исполнять их, иначе непослушание начинает нас разрушать.

И последний штрих в этом отношении, о чем важно знать. Послушествуя Богу, исполняя его заповеди, мы на самом деле, особенно по первости, когда только приступаем к этому исполнению, встречаем сопротивление страстей. Нам говорят: «Прощайте!», а мы злопамятны; нам говорят: «Молитесь!», а мы ленивы; нам говорят: «Любите врагов!», а мы ненавидим; или говорят: «Воздерживайтесь от того, другого или третьего!», а мы сластолюбивы. И вот с этими страстями предстоит побороться. Конечно, если бы мы все крестились так, как святой великомученик Пантелеимон, то есть крестились, почти не имея никаких грехов, и потом, после крещения, никаких бы грехов не делали, то у нас было бы все именно так: познали заповедь Божию и исполнили ее. Тогда в нас не развились бы страсти – мы просто отдали бы себя Богу, подставили бы свое существование под потоки Его жизни и жили бы так, как первые христиане – первые мученики, первые преподобные!

Но мы живем не так, что об этом говорить! Мы осквернили одежды крещения, мы запачкали их в грязи; мы не делали того, что должны были делать, хотя и знали об этом; мы оскверняли совесть; мы делали назло, зная, что Бог этого не велит, тем не менее с какой-то ожесточенностью делали именно то, что Он не велит, оправдываясь перед Ним и перед теми людьми, которые нас уличали, оправдывались и перед совестью своей, – словом, набедокурили очень много!

Плодом этого и стали страсти. Воля у нас больная, и слушаться Бога она не хочет. Но постепенно покаяние приводит нас к тому, что мы принуждаем свою волю творить то, что хочет Бог, – принуждаем себя молиться, воздерживаться, прощать, жалеть, отдавать, помогать, ходить в храм и так далее. И вот в этом преломлении пути собственной жизни, в этом обращении к Богу и возвращении к первоисточнику, мы встречаем слабость своей воли.

Мы не можем простить. Мы не можем помолиться за обидчиков. Мы не можем воздержаться от любимой еды. Мы не можем воздержаться даже от любимого сериала. Мы не можем не кричать на этого человека. Мы не можем любить мужа, а тем более его слушаться. Мы не можем уважительно относиться к жене – и много чего другого не можем! «Несть числа» тому, чего человек не может делать. И он должен понимать, что это есть неизбежное следствие его личных грехов, совершенных до крещения, но нераскаянных, и уж тем более совершенных после крещения. В этом состоянии человек понимает свою немощь – когда заповедь говорит: «Прости!», а он не может! И тогда человек начинает просить Бога.

Это не какое-то выклянчивание чего-то – это долгое, порой очень долгое и нудное обращение к Богу: «Помоги мне простить Ивана Петровича! Не могу его простить!» Или: «Помоги мне простить мужа своего! Или жену свою! Или родителей своих! Или детей своих! Помоги мне их простить!» Вот это обращение – оно и есть выпрямление нашей воли, потому что ум побуждает волю желать этого прощения. Человек должен этого пожелать! Но даже такого пожелания недостаточно, чтобы исполнить волю Божию, – не хватает сил. И человек просит, чтобы Бог пришел к нему и укрепил, умножил Своей волей его волю, и тогда человек смог бы простить! Но вот в этом напряжении, в этом вымаливании помощи Божией человек в конце концов не только достигает силы простить того, кого, казалось бы, и просить-то невозможно, – он понимает, что этот мир и это прощение есть дар Божий! Это Бог ему помог!

И человек понимает, что если в таком маленьком деле Бог помог ему – помог простить этого человека, значит, Он поможет ему простить и вот этого человека, а еще – этого, и этого! И поможет молиться за того и за этого, и за другого, и за третьего! Бог поможет ему оставить и эту страсть – он будет молиться! И человек потихонечку, мерно начинает молиться – сначала об одной страсти, чтобы Бог избавил от нее. А исцелившись, молится уже об избавлении от другой страсти. И так постепенно он не только исцеляется от страсти – он понимает, что Бог с ним, в нем, что Бог вместе с ним все это проживает.

И от этого у человека рождается смирение и благодарность Богу за то, что Он избавляет его от таких бед. Такой человек никогда не скажет: «Да что такого! Подумаешь! Простить-то – пара пустяков!» Он знает: не пара пустяков, но Бог помогает! Человек знает, что научиться молиться – это не пара пустяков, это не элементарная вещь, но Бог помогает! Такой человек знает, что остановиться на дороге и подвезти попутчика – вовсе не элементарное дело, а подвиг, и осуществить его помогает Бог! Такой человек никогда ни перед кем не будет выставлять свои способности, потому что знает: все это благодать Божия! Он будет молиться Богу за других людей, чтобы Господь и им подал эту самую благодать.

Вот так и достигается смирение. И ради этого Бог может очень долго не исполнять некоторые молитвы. Скажем, человек просит Его об исцелении от какой-то страсти или просит сил простить кого-то, а Бог не дает, хотя человек просит искренне, – не дает, чтобы человек до конца, до последнего донца своего проникся пониманием: все, что у него будет, это будет дар Божий, милость Божия, благодать Божия! Это его по-настоящему смирит и избавит от превозношения над другими и от осуждения других.

И хотя способность исполнить то или иное дается нам по благодати Божией, в этом терпеливом принуждении себя исполнять то, что велит Бог, мы многое должны потерпеть. Достигаем результатов мы с Богом и в Боге, и благодарим за это Бога, но при этом мы терпим – терпим вот эту скудость, неисполнённость, желание, принуждение себя к послушанию Богу. Мы страдаем, и вот за это терпение, за это терпеливое принуждение себя к послушанию Бог и награждает нас. В Царстве Божием Он дает спасаемым венцы, почитая их и давая им славу. Он прославляет их как борцов, как боровшихся, хотя и знает: все, чего они достигли, все, чего достигнут другие люди, все это будет достигнуто по благодати Божией. Но терпели, страдали и принуждали себя они сами! И это для Него имеет высочайшую цену!

Сейчас мы начнем разговор об очень важном инструменте человеческого существа, которое называется совестью. Мы уже говорили на предыдущих беседах о том, что совесть помогает нам не только во всем этом (о чем было сказано выше) разобраться. Она помогает нам исправиться, измениться и достичь определенного состояния, когда мы становимся способными исполнять волю Божию. Причем очень интересно, что этот инструмент, совесть, дается каждому человеку. Каждому, независимо от того, где он находится!

Именно совесть помогает человеку остаться человеком, если он этого хочет, – в любом состоянии, даже если он знать не знает ни одной нормы, ни одного правила, если он книг никогда не читал вообще никаких, не то что там Священного Писания или Евангелия. Но он может выстроить свою жизнь как нужно – по-человечески. Совесть помогает и тем, кто живет вдали от христианских мест; и тем, кто в христианских местах живет, но не пришел пока в Церковь; и тем, кто пришел уже в Церковь. Это такое свойство, и поскольку оно присуще человеку, то отвертеться от него, быть лишенным его невозможно, поэтому, в конце концов, ни один человек и не может оправдаться за то, что он именно такой, каким он себя сделал.

Классическим для святоотеческого представления является определение совести, данное преподобным аввой Дорофеем. Вот он пишет: «Когда Бог сотворил человека, то Он всеял в него нечто Божественное, как бы некоторый помысл, имеющий в себе, подобно искре, и свет и теплоту; помысл, который просвещает ум и показывает ему, что доброе и что злое: это называется совестью, а она есть естественный закон. Последуя этому закону, то есть совести, патриархи и все святые прежде написанного закона угодили Богу».

То есть совесть – это естественный закон, некое по естеству присущее человеку правило, норма, некий инструмент, определяющий, что является хорошим, а что является плохим. Вот как об этом пишет апостол Павел: «Ибо когда язычники, не имеющие закона, по природе законное делают, то, не имея закона, они сами себе закон: они показывают, что дело закона у них написано в сердцах, о чем свидетельствует совесть их и мысли их, то обвиняющие, то оправдывающие одна другую». Это вторая глава Послания апостола Павла к Римлянам. То есть внутри человека есть совесть, которая показывает, что такое хорошо и что такое плохо, и проявляет она себя в неких мыслях, которые то оправдывают, то обвиняют и судят, таким образом, мои собственные поступки и дела.

Про эту внутреннюю способность человека – именно знать, что такое хорошо и что такое плохо, про этот внутренний естественный закон некогда писал очень хорошо Льюис. Он, рассуждая об этом в книге «Просто христианство», говорит, что человек, выбирающий некий поступок, который не совпадает с тем, что велит ему естественный закон (а этот естественный закон – он же его собственный, и представляется, что с ним очень легко можно договориться), ведет себя определенным образом. Например, есть люди, которых называют «бессовестными» и у которых все вроде бы легко. Они попирают правила, нормы и сами говорят про себя: «Да нет у меня никакой совести!» И Льюис, обращая на это внимание, спрашивает: «А почему вы тогда оправдываетесь – оправдываетесь перед собой? Почему, постоянно делая не то, что нужно делать, вы всегда хотите оправдаться? Даже если вас никто не обвиняет, даже если никто вас не судит, даже если вы бесстыдный человек – почему вы всегда хотите оправдать свое поведение? Перед кем? Даже если вы живете совершенно один, почему обретаете желание оправдаться? Оправдаться перед кем? Почему вы доказываете кому-то, что вы поступаете правильно?»

Вот это и есть те мысли, которые, как пишет апостол Павел, то обвиняют, то оправдывают одна другую. То есть у человека, нарушающего закон, всегда есть жажда оправдаться, доказать, что он прав, что «вы не правы, а я прав»! Причем эта жажда оправдания бывает настолько глубокой, что человек, даже находясь в замкнутом пространстве, в ограниченном социальном пространстве, постоянно пребывает в этом полемическом задоре самооправдания. Даже если на него только взгляд бросить, он уже готов оправдываться! Даже если на него не смотреть, он готов отстаивать свою точку зрения и оправдывать себя перед каким-то невидимым противником! На самом деле именно в этом заключается внутренний корень всех протестных движений, демонстраций, парадов – именно в этом желании оправдаться, в желании, чтобы признали, чтобы признали их правила, чтобы все согласились с тем, что они правы!

Но даже тогда, когда все человечество будет ненормальным и будет действовать так, как хотят эти люди, организующие протестную нравственность (а точнее, безнравственность), протестующие против естественного закона; даже тогда, когда все будут жить против естественного закона, ни люди те, ни человечество не успокоятся. Они постоянно будут доказывать и утверждать, что все-таки их выбор правильный, что сделали они правильно! Сама позиция оправдывающегося и доказывающего свою правоту человека есть лучшее свидетельство его внутренней раздвоенности – в глубине души он чувствует, что делает не то, что велит ему естественный закон. И этот естественный закон есть яростный свидетель того, что человек – творение и что правила естественного закона вложены в человека, а не выработаны в ходе какой-нибудь социальной эволюции.

 Записала Ольга Баталова