Мысли о прекрасном. Заслуженный художник России Лариса Псарева

Гость передачи – заслуженный художник России Лариса Псарева. Она мастер тончайшего одухотворенного натюрморта, где главное внимание уделено розе. Эти цветы она выращивает в своем прекрасном саду. Лариса Псарева – автoр мозаичных панно и росписей в крестильном доме при храме Преподобного Сергия Радонежского в деревне Тарасово Подольского района Московской области.

– Мы находимся в чудесном саду с его хозяйкой, супругой Александра Воронкова Ларисой Псаревой. Лариса, расскажи, как это все можно было сделать своими руками, еще и успевая при этом быть женой, матерью, красивой обаятельной женщиной? Расскажи о себе.

– Сначала Художественное училище памяти 1905 года, педагогическое отделение – оно всегда котировалось как самое сильное, и все, кто собирался дальше учиться в институтах, шли сюда. Потом я окончила Суриковский институт (Московский государственный академический художественный институт имени В. И. Сурикова при Российской академии художеств. – Примеч. ред.) у Л. А. Диденко, он был на моей защите диплома; очень сильный педагог, талантливый художник.

– В Суриковском вы с Сашей и познакомились?

– Да, только мы на разных факультетах учились. Но студентов объединяет практика – там и сдружились, в Керчи.

– У вас творческий тандем, и это объединение проявляется не только в вашем искусстве, но и в ваших детях, в вашем единомыслии.

– Наверное, у всех в жизни должен быть такой тандем. А как же иначе? Так Бог устроил: должен быть мужчина, должна быть женщина, и вместе они составляют единую идеальную личность, если, конечно, у них энергии совпадают или дополняют друг друга, как у нас. Хотя, если честно, мне все время кажется, что у меня кровь течет в два раза быстрее, чем у мужа, и он делает все очень медленно. А с другой стороны, у него ко всему фундаментальный и основательный подход. Он не может делать два дела сразу, а я могу делать четыре и шесть дел, могу одновременно писать две или даже три работы, потому что глаз замыливается, устает.

– Лариса, а почему в творчестве у тебя такой лейтмотив – цветы?

– Цветы любят, наверное, все. Человек всегда занимается тем, что ему больше всего нравится.

– Цветы – это, конечно, тайна. Есть мнение, что бабочки и цветы – это осколки рая на земле. Может быть, тот рай, который вы делаете у себя в саду, связан с тягой к тому раю? У голландцев, великих мастеров цветов, каждый цветок, каждая деталь имеют свое аллегорическое значение: гнездо с яичками, стрекоза, бабочка, капельки воды – такой сложный и информативный мир. Мы сейчас по-другому все это воспринимаем: более эмоционально, но наверняка часто есть смысловая подоплека в постановочном моменте, в цветах?

– Меня часто спрашивают о смысле, символике; многие пытаются ее искать, даже хотят, чтобы она была. А я как раз этого не люблю. Я живу на эмпирическом импульсе, и натюрморты у меня по большей части увиденные. Конечно, пишу иногда на заказ. Например, просят желтый натюрморт, или белое на белом, или темное, или на фоне воды... Есть люди, которые специально просят натюрморты определенных тонов и с конкретными цветами для оформления интерьера.

Но когда меня не сковывают такие конкретные требования, я просто выхожу летом в сад, срезаю много цветов, пересаживаю что-то. В саду кипит разнообразная жизнь, почти волшебная! Если там жить и наблюдать, то это действительно целый мир, просто космос. Все цветы выставляются на столы. Сидишь, пьешь кофе или ужинаешь, разговариваешь с кем-то, и как-то это все само подглядывается, вдруг, неожиданно. Самое главное – увидеть это сочетание красоты, потому что очень сложно его сочинить самой. А когда увидишь, когда свяжется композиция, уже есть начало работы.

Есть выражение:«Охота пуще неволи». Ты вот задаешь мне вопрос: «А как этот космос рисовать, ведь это так сложно?» Нам в институте преподавательница говорила, что в жизни можно всему научиться, кроме живописи. Можно стать прекрасным архитектором, но если не дал тебе Бог видеть цвет, ты никогда не станешь живописцем. И кстати, она нам всегда повторяла: «Никогда не пишите розы и виноград. Никогда! Утонете в рефлексах». И в итоге я всю жизнь пишу розы и виноград...

– Сейчас мы вышли из чудесного благоухающего сада и находимся в святая святых художника: в мастерской Ларисы Псаревой. Кажется, что аромат июньского сада перенесся в мастерскую: настолько живо и непосредственно воплощены здесь цветы, что абсолютно не чувствуется разницы. Талант, мастерство, с которыми она умеет все это передать, удивительны! Лариса, это очень сложно – запечатлеть жизнь, ее дыхание, свежесть. Каковы секреты мастерства?

– Я не могу даже понять вопроса. Что значит: «Как это?» Берешь и пишешь, все очень просто. Мне кажется, это самое простое, что можно сделать. Оно легко идет, здорово, приятно, дает энергию и восторг, и ты думаешь: «Какой же я талантище!» А приходишь через два часа или утром на другой день, смотришь и думаешь: «Боже мой, какой ужас!» Или наоборот бывает. Это все очень мучительный процесс, тяжелый. Я часто думаю: почему так бывает?

– Ты изображаешь разные цветы, чаще всего розы; есть лилии и прочие. Они же разные по пластике, лепесточки по-разному скручиваются. Насколько ты виртуозно владеешь мастихином! Многие сейчас используют его безудержно, примитивно, делают несложные замесы, компенсируя свой темперамент простыми прокладками цвета, ну или для счищения краски с палитры. У тебя же мастихин иногда так органичен, это особый талант.

– Отдельно хочу сказать про мастихин. Если бы я преподавала в институте, я бы всем студентам сказала в категоричной форме, чтобы они никогда не брали в руки мастихин только лишь для того, чтобы чистить палитру. И так до тех пор, пока он сам не прыгнет в руку, потому что мастихин –это темперамент человека. Есть люди, которые созданы для тонкой живописи, есть люди, которые пишут широко. Я не сразу пришла к мастихину, меня никто этому не учил. Помню, как на практике в училище, в рыбацком поселке, я писала портрет одного рыбака. Мне уже не хватало кисти, я добавляла пальцем. И рыбак мне вдруг говорит: «А я скажу вашему учителю, что ты, вместо того чтобы щеточками писать, пишешь пальцем!» За мастихин нужно хвататься только тогда, когда уже не хватает кисти, когда нужно мазок разогнать широко, и натура это чувствует. А если не чувствуешь и делаешь искусственно, это ужасно, я вижу это везде. Мы сами грунтуем холсты. Я думаю, мы с Воронковым одни такие, старые мастодонты, что сами грунтуют холсты. У нас очень старой закупки холст, нам когда-то друг помог. Мы по старинке, еще с училища, сами проклеиваем его желатином, сами варим грунт с яйцом. Конечно, с тянущим грунтом работать приятно: он так благодатно принимает краску, так держит мазок!

– Мало кого интересуют муки творчества в мастерской, переживания: ну мучился человек, ну получилось у него. Вопрос ведь не в том, что ты мучился, а в том, что есть результат, и результат хороший.

– Когда ты работаешь тридцать с лишним лет уже после института, а еще семь лет ты отдал институту и четыре года училищу плюс годы подготовки между ними, ты уже настолько чувствуешь и холст, и краску, и фактуру! Что самое главное для художника? Чем взять цвет. Меня иногда муж спрашивает: «Как ты цвет взяла?» Да откуда же я помню? Когда я работаю с палитрой, нахожусь в состоянии творческого экстаза и не могу этого сказать. Рука сама ищет, находит цвет, и ты берешь, не задумываясь, что с чем смешиваешь. Это очень сильный, темпераментный и долгий, творчески сосредоточенный экстаз. Процесс этот бывает удачным, бывает неудачным, но даже в смазанном состоянии холст все равно хранит и энергию, и цвет, и мои мысли о том, какой цвет возьму позже, чтобы это все задрожало, стало живописью… Этому не научишь. Меня иногда спрашивают, даю ли я мастер-классы. Как же это возможно? Мастер-классы можно дать по росписи подносов, по выкладыванию мозаикой, но как дать мастер-класс по живописи, я не знаю, не умею этого.

– В мозаике ты ведь тоже проявила себя очень хорошо. Это абсолютно другая техника. Она тоже цветная и местами экспрессивная. Архангелы, Сергий Радонежский –расскажи, для какого храма ты их делала.

– Сейчас я заканчиваю мозаику Святой Троицы для храма Сергия Радонежского в Тарасове. В этом же храме есть уже выполненная мозаика, она находится на алтарной апсиде. Еще у нас был совместный проект в воскресной школе, там же, в Тарасове: Воронков расписывал крестильню – считаю, она получилась просто как изумительная драгоценная шкатулка, – а я делала купель. Проектировали ее не мы. Два года я обкладывала купель мозаикой. Идея была такая: Иордан, горы внутри Креста просиявшего. Самое для меня обидное, что внизу чаша купели идет под очень сильным отрицательным углом, а у меня там красивые, стилизованные золотом волны, и их никто не видит. Но я подумала, что Бог ведь видит. А еще видят маленькие дети. Будут приходить малыши, садиться на корточки и разглядывать. Взрослый человек, конечно, не увидит, разве что сидя. Я очень рада, что Бог меня сподобил и я смогла сделать мозаику в храме Сергия Радонежского. Я ведь заканчивала монументальное отделение у Клавдии Александровны Тутеволь, диплом защищала у Евгения Николаевича Максимова – я мозаичист.

– Вспоминаю Врубеля, он очень любил камни. Они вообще имеют завораживающее свойство. Казалось бы, земля и земля, но какие причудливые бывают камни, уже не говоря о стекле, когда оно начинает на просвет играть. У вас в саду есть даже стеклянный городок, стеклянная горка, очень интересная. Вообще вплетение керамики, стекла, мелкой пластики – это все так интересно. Я думаю о том, что нам нужно бережнее относиться к этому миру, а художники при этом будут вспомогательным средством. Художники людей приучают видеть красоту в обыденном: вдруг увидел, что стекло на просвет дает такие красивые солнечные зайчики, такие радужные блики. Может быть, человек увидит это и вдруг откажется от какого-то злодеяния.

– Александр Иванов своей картине «Явление Христа народу» отдал 25 лет жизни. Он, как ребенок, находился в полной власти иллюзии, что он напишет картину, и она изменит людей, человеческую природу.

– А разве это не так? У него была задача, чтобы люди, посмотрев картину, пришли к Христу. Вот смысл. И я думаю, что до сих пор, глядя на эту картину, люди как минимум озадачиваются этой темой. А кто-то из них и приходит к вере. «Нам не дано предугадать, чем наше слово отзовется».

– Я ни в коей мере не претендую на это. Я довольна уже тем, что покупают принты с моих картин, например, в больницы для детей с онкологическими заболеваниями. Когда я об этом узнала, была просто поражена и подарила несколько своих работ. Частная стоматологическая клиника покупала у меня принты. Говорят, мои работы солнечные и очень позитивные. Уже от одного этого мне приятно. Приятно, что одна из фирм взяла мои натюрморты для производства дамских зонтиков. Представьте: дождь, а у тебя розы над головой. У кого-то поднимается настроение. Мне приятно, что мои натюрморты перевели в платки, в технику батик на шелке, и у меня даже есть два таких платка, очень красивые.

– Я думаю, что во всем этом мире уже немного потерян реализм, качественное искусство, только в России оно осталось. Ты наверняка везде уже побывала, и тебе есть с чем сравнить. Я просто преклоняюсь перед тем, как ты умеешь организовать себя, свое творчество, весь мир, свою большую семью, замечательный сад.

Дорогие друзья, я надеюсь, что вcе уже бросились искать в Интернете и на книжных полках информацию о Ларисе Псаревой и Александре Воронкове, потому что это люди, приносящие радость в нашу жизнь. До новых встреч, до счастливых моментов встречи с прекрасным.

Автор и ведущий программы Олег Молчанов
Записала Татьяна Башилова