Аудио |
|
Скачать .mp3 |
Федор Филиппович, возвращаясь к перелету: мне кажется, там было какое-то молитвенное присутствие.
– Без молитвы такое путешествие нельзя совершить. Английские, французские, испанские конструкторы, которые принимали участие в изготовлении нашего шара, говорят, что нужно еще лет пятнадцать-двадцать, чтобы появились новые технологии, которые позволят побить рекорд перелета российского шара «Мортон», которым я управлял. То, что сделал ты, сказали они мне, сделать невозможно.
Я вылетел из маленького городка Нортхэм – маленького городка в ста километрах от австралийского побережья Индийского океана. И когда через одиннадцать дней я завершил круг, то приземлился точно на этот аэродром. Как говорят космонавты, это как «Шаттл», который взлетел, облетел земной шар и вернулся на тот же аэродром. А аэродром маленький – для маленьких самолетов.
– Такое почти невозможно. Можно было вообще промахнуться, пролетев мимо Австралии.
– Такое может быть совершено только православным человеком. Вообще, стояла цель – найти в этих потоках Австралию и приземлиться в пустыне. А я не только нашел... Конечно, это нашел не я, и когда приземлился, то сказал: спасибо Господу Богу и Николаю Чудотворцу, которому молился, и он привел на этот же аэродром. И тут же подходит мой австралийский друг, путешественник, миллионер, 1941 года рождения, протестант, и говорит: «Федор, крести меня в вашу веру. Если православные так делают, то я хочу быть православным». Это для меня была большая награда: люди поверили, что с молитвой такое можно сделать. Он помогал мне еще в первом кругосветном плавании в 1991 году, уже тогда у меня на яхте были иконы. Он спустился и говорит: «Ты, как всегда, с иконами, с лампадкой». Тогда его это сильно не тронуло. Но когда я приземлился, то он сразу сказал: «Я хочу перейти в вашу веру».
– Еще была жесткая посадка.
– Жесткая посадка, потому что был большой ветер. Когда мы делали взлет, то полтора месяца ждали хорошей, тихой погоды. А посадка уже при той погоде, какая есть. Тем более что я рассчитывал, что пролечу за шестнадцать-восемнадцать дней, а получилось за одиннадцать. Поэтому когда я совершал посадку, то был еще тяжелый: у меня было много баллонов. Сбрасывать их на территории Австралии я не мог. Кроме того, каждый из них весит 152 килограмма, и, если их сбросить, меня сразу подкинет вверх на 300 метров и придется снова идти два-три километра на посадку.
Когда я совершал посадку, у меня было десять баллонов, в том числе кислородные. Ветер был 22 километра в час – это очень большой ветер для шара. Обычно при такой погоде не садятся. Мне бы еще потянуть, но у меня уже больше не было времени, потому что наступала ночь. А мне сказали, что если я не смогу сесть до наступления темного времени суток, то придется всю ночь держаться в воздухе. Когда я шел на посадку, то был в 1800 метров над землей, а скорость у меня была 68 километров в час. Если бы я поднялся на три-четыре километра, то скорость стала бы 100 километров в час и за ночь я бы очень далеко улетел. А лететь ночью на низкой высоте очень опасно: едва лишь я допустил бы какую-то ошибку – тут же бы упал. А ведь там и города, и поселки, и фермы, и линии электропередачи. Поэтому я не стал держаться всю ночь над Австралией, а пошел на жесткую посадку.
– Ты был не пристегнут и стукнулся.
– Потому что надо было управлять и открывать клапана, а для этого надо работать физически и прилагать большие усилия. Так как вес у меня небольшой, мне бы не открыть, поэтому я отстегнулся, уперся ногами и начал открывать. При первом ударе при посадке меня отбросило на стол, и я сломал два ребра.
– Мне еще неведома такая часть твоего бытия: тебе почти не пришлось спать и ты был практически без воды, потому что она замерзла. Сублимированные продукты пришлось выкинуть, потому что все испортилось, питался сахарочком.
– Все замерзло, негде было готовить. На той высоте сделать кипяток невозможно: вода кипит, но не очень теплая, сублимированные продукты рассчитаны на кипяток. Соответственно, я должен их залить кипятком и выждать семь-десять минут. При той температуре, как только бы я залил кипятком, вода тотчас бы замерзла.
И потом, ничего не кушать одиннадцать дней для меня привычно. Одиннадцать дней я ничего не пил, но сосал лед, чтобы горло не было сухим, потому что я дышал кислородом.
Самое сложное было не спать. Американский путешественник Стив Фоссетт в 2002 году облетел с шестой попытки Землю за тринадцать дней. В 2006 году он погиб – Царство ему Небесное. Это мой друг, я его уважаю, и этот перелет я посвятил ему, потому что, не было бы Стива Фоссетта, и я бы, может быть, не совершил свой перелет. Потому что те ошибки, которые у него были и о которых он потом рассказал, я учел. Как раз когда он летел в пятый раз, то упал в Коралловое море, потому что уснул. Едва уснул, минут на двадцать, – тут же упал и проснулся, только оказавшись в воде.
Шесть раз я ходил в кругосветку на яхте, и там очень сложно, но ты всегда можешь найти возможность поспать пять, десять, пятнадцать, двадцать минут, но потом снова работаешь, и опять можно выделить на сон пять, десять, пятнадцать, двадцать минут. Были моменты в ураган, когда автопилот не может держать яхту, тогда, пока она идет с волны, на пять, десять, двадцать секунд ты засыпаешь и снова просыпаешься. И так все время.
А здесь нельзя было спать, все время надо было работать. Но ведь я к этому готовился с 2002 года. С 2014 года мы начали строить, и я начал сдавать экзамены в Германии, Италии, Австралии, чтобы получить допуск. Российский диплом воздухоплавателя у меня есть, а надо было получить еще там.
Стив Фоссетт говорил, что тренировался по системе йоги, но я ее не знаю. Однако знал, что надо тренироваться, чтобы не спать. Стив Фоссетт ведь упал, и только в шестой раз облетел земной шар, потому что не спал, для чего тренировался по системе йоги.
Я начал тренироваться по нашей древнемонашеской системе, когда монах держит во сне ключ от двери. У меня был просто разводной гаечный ключ. Есть позы, в которые надо сесть, сказано, как держать ключ и день и ночь читать неусыпную молитву «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного». Как только монах засыпает, мысль расслабляется – ключ падает на пол, где стоят две тарелки. Удар по тарелке – грохот. Он просыпается и снова начинает читать молитву.
Мне же надо было постоянно проверять горелки и дополнительно нажимать кнопку, чтобы они загорались. Они не должны были погаснуть, потому что там мороз, а в пропане, какой бы он ни был чистый, всегда присутствует вода (хотя и поджатая метаном). Эта вода не выгорает, а стекает, горелки обрастают льдом, и не хватает доступа воздуха (а кислорода там и так мало). Поэтому мне надо было все время контролировать. Соответственно, я спал с ключом в руке. Только я засыпаю, могу удерживать мысль секунды две-три, потом одна-две секунды – ключ летит, удар, грохот, – я просыпаюсь и снова могу работать полчаса, час. Как только я уже перестаю контролировать, снова беру ключ. И так все одиннадцать дней.
– Это просто непостижимо. Тут два-три дня – и люди чувствуют недосып.
– Если бы не было Божьей помощи, я бы не облетел с первого раза. Потом, я дышал там кислородом, а он замерзает, его надо травить, вентилировать. И все приборы, когда кабина заполнена кислородом, начинают сигнализировать. Мы дышим кислородом в содержании 22 процента. Когда кабина заполнялась на 29-30 процентов, раздавался сигнал, потому что я мог потерять сознание. Больше кислорода, чем надо, – тоже опасно. А когда заполнится на 50 процентов, то кислород сам взорвется. Если кислорода мало – 18-17 процентов, – я могу потерять сознание. Это тоже надо контролировать.
Кислород – это не так-то просто. Когда я ходил на Эверест, то примерно восемь часов дышал кислородом, но уже акклиматизированным. Здесь же у меня не было акклиматизации: только старт – я пошел, высота 2100 метров – и уже надо принимать кислород. А я не успел даже на 2100, ведь мне надо разбираться с приборами, рацией, вести переговоры с диспетчерами. Посмотрел: уже 5000 метров, уже начала голова кружиться. Тут я взял кислород и пошел ниже: 6000, 7000. А когда вышел на высоту Эвереста – 8848 метров, остановился на этом и шел чуть ниже 9000, 10 000, 11 000 метров. Соответственно, все время с кислородом.
– Расскажи, пожалуйста, о встрече со светящимся шаром. Мне кажется, это был какой-то знак.
– Я же заходил рядом с двумя ураганными облаками, когда ко мне подлетел шар, побольше теннисного, встал возле меня, потом облетел вокруг. Но это долго рассказывать, и я бы не хотел. Я передал на Землю, в пульт управления, одни сказали: шаровая молния, другие, что это свечение Эльма. Как православный священник, я-то подумал о другом, но, может быть, и шаровая молния. Смотря как ты к этому отнесешься...
Перед любой экспедицией я всегда прошу: «Святитель отче Николай, помолись нашему Господу Богу Иисусу Христу, чтобы меня не бросили и ты не отказался от меня в трудные моменты». И тут я засомневался: а может быть, дедушка Николай уже и отказался от меня по моим грехам. У меня грехов много, чем больше живешь, тем больше набираешь грехов. Чем больше с людьми, тем больше ты приобретаешь не благодати, а, наоборот, грехов. Ко мне вот приходят каждый день по сорок и более человек, – кого-то обидел, не поговорил, кого-то не утешил, кому-то не дал милостыни: смогу ли я так молиться, чтобы отблагодарить тех, кто нам помогает, разрешает, верит в нас? Я часто думаю, смогу ли я отблагодарить их молитвой. Как ты знаешь, с двух до четырех часов я молюсь именно за тех людей, которые меня поддерживают или просят помолиться. В основном я читаю записки, которые мне пишут, даже молитвы сокращаю, потому что не успеваю прочитать записки. Их ведь написали, чтобы я помолился за здравие или за упокой, и если я их не прочитаю – а их так много! – меня совесть мучает, и это грех.
– Мне бы хотелось, чтобы в заключение ты рассказал в двух словах о ближайших проектах – Марианской впадине и стратосфере. Это глобальные проекты, емкие материалы.
– Они стоят у меня в плане, я их готовлю. С Артуром Николаевичем Чилингаровым мы готовим проект погрузиться на дно Марианской впадины – 11 025 метров, – взять пробы и поднять на поверхность. Никто еще никогда не поднимал ни одной пробы. У нас на земном шаре больше грунта с Луны, а из Марианской впадины нет даже щепотки, кусочка камушка, а она очень интересна для ученых. Сколько у нас летали в космос, высаживали приборы на Луну, даже на Марс, а в Марианскую впадину до дна ни разу не ходили.
В 1960 году батискаф «Триест» со швейцарцем и американцем погрузились, но только увидели дно и сели на плато на глубине 10 800 метров.
В 2012 году погрузился режиссер Джеймс Кэмерон – и тоже только сел на это плато, потому что шел точно в тех же координатах. Он не смог взять грунта, потому что у него отказали бортовые двигатели и робот. Кэмерон пробыл там два часа и поднялся. Сколько раз летали в космос, а на земном шаре Марианскую впадину видели только три человека, причем не саму трещину, а только глубину 10 800. Один из этих людей – Джон Пикар – уже умер, а два человека живы. А сколько космонавтов! Насколько я знаю, только у нас в Советском Союзе и России 120-122 космонавта. А спускавшихся в Марианскую впадину только три человека на всем земном шаре.
Так что это очень интересно. Меня могут спросить: а почему? Господь Бог создал и Марианскую впадину. Я хочу повторить, что Господь Бог создал нашу планету такой красивой, и создал ее для всех. Он не создавал ее для избранных. Нет. Для него все люди – божественные создания. Нет на земном шаре некрасивых мест. Северный, Южный Полюс (где я бывал), наша тундра, болота Амазонки, поля, степи, озера, реки, моря, океаны – все это создано Господом Богом. И всем нам надо это беречь. Люди должны все это видеть, познавать и беречь.
Также я не видел на земном шаре – а я был в 127 странах – некрасивых людей. Все люди красивы, потому что Господь Бог всех создал по образу и подобию Своему: и черных, и белых, и красных, и желтых. За свои 50 лет путешествий я видел, что на земном шаре – этом лике Господа, потому что это Его создание, – где-то политическая, где-то экономическая, военная или религиозная системы превратили лик Господень в какую-то клоаку: разрушения, мусор, свалки, войны. Вот сейчас смотрю по телевизору: Алеппо – красивый город в Сирии, и как его разбили. Люди строили веками, даже тысячелетиями: это древняя нация – и сейчас разрушают и разрушают. Разве это надо Господу? Нет. Мы разрушаем лик Господень.
Я был в Уганде, это красивый народ, они еще язычники, но придет время, когда они уверуют в Единого Господа Бога Живого. Каждому свое время. Я всем говорю: надо путешествовать, писать, читать, заниматься наукой, открывать другие миры, другие планеты, Марианскую впадину, надо строить города, но только не воюйте: этим вы оскорбляете Господа Бога. А когда поднялся на Эверест, ты не оскорбляешь. Ты поднялся, чтобы увидеть высшую точку и написать картину. У меня есть такие этюды. Увидеть эту высшую точку как художник. Как сказано: небо, земля и вода принадлежат каждому. Не одной нации, одному народу или вероисповеданию, а каждому принадлежат небо, вода и земля. Раз есть Эверест, почему я не должен на него взойти? Если есть Марианская впадина, то почему не опуститься?
Мы идем к Божественной разгадке, хотим ее познать. Погружаться в Марианскую впадину, чтобы познать, что же там. Каких животных, рыб создал Господь, а что в ней еще не изведано.
– Наверное, Господь Бог такими редкими людьми, как ты, открывает людям мир, до которого им просто не дотянуться. Они не могут подняться или опуститься, а такие люди им приносят это знание.
– Сколько человек будет жить на земном шаре, столько он будет делать открытия – в науке, искусстве, путешествиях. Мне часто говорят, что сейчас все уже открыто. Господь Бог так создал земной шар, что хватит на все поколения.
Я родился в 1951 году, и когда мы смотрим на телевизоры, машины того времени, не говоря уже о телефонах, то смеемся. А я думаю: а что будет через сто лет, а через тысячу? А наша планета – говорю как человек, который по ней и ходил, и летал, – рассчитана на тысячелетия. И Господь создал ее не на один наш век, а на тысячелетия. Мы же, к сожалению, воюем. И будут войны, и будет мир, но люди еще будут жить тысячи и тысячи лет. И будут так же делать открытия. И так же будут путешественники. Только жаль, что нас не будет в это время.
– Дорогие друзья, это был наш близкий человек. Близкий нам всем, потому что он стоит перед Богом и очень удачно и искренне доносит слово Божье и дела Божьи до нас всех.
Мы всегда рады встрече с тобой, Федор Филиппович. Дай Бог тебе помощи Божьей!
Ведущий Олег Молчанов
Записала Ксения Сосновская
Православный телеканал «Союз» существует только на ваши пожертвования. Поддержите нас!
Пожертвовать
Этот день в истории. 29 марта
День ангела. 29 марта
Церковный календарь 29 марта. Священномученики Трофим и Фал Лаодикийские
Евангелие 29 марта. Свет к просвещению язычников и славу народа Твоего Израиля
Читаем Апостол. 29 марта 2024
Допустимо ли не причащаться, присутствуя на литургии?
— Сейчас допустимо, но в каждом конкретном случает это пастырский вопрос. Нужно понять, почему так происходит. В любом случае причастие должно быть, так или иначе, регулярным, …
Каков смысл тайных молитв, если прихожане их не слышат?
— Тайными молитвы, по всей видимости, стали в эпоху, когда люди стали причащаться очень редко. И поскольку люди полноценно не участвуют в Евхаристии, то духовенство посчитало …
Какой была подготовка к причастию у первых христиан?
— Трудно сказать. Конечно, эта подготовка не заключалась в вычитывании какого-то особого последования и, может быть, в трехдневном посте, как это принято сегодня. Вообще нужно сказать, …
Как полноценная трапеза переродилась в современный ритуал?
— Действительно, мы знаем, что Господь Сам преломлял хлеб и давал Своим ученикам. И первые христиане так же собирались вместе, делали приношения хлеба и вина, которые …
Мы не просим у вас милостыню. Мы ждём осознанной помощи от тех, для кого телеканал «Союз» — друг и наставник.
Цель телекомпании создавать и показывать духовные телепрограммы. Ведь сколько людей пока еще не просвещены Словом Божиим? А вместе мы можем сделать «Союз» жемчужиной среди всех других каналов. Чтобы даже просто переключая кнопки, даже не верующие люди, останавливались на нем и начинали смотреть и слушать: узнавать, что над нами всеми Бог!
Давайте вместе стремиться к этой — даже не мечте, а вполне достижимой цели. С Богом!