Мысли о прекрасном. Встреча с настоятелем Богоявленского Кожеозерского монастыря иеромонахом Михеем (Разиньковым). Часть 1

Гость передачи - настоятель Богоявленского Кожеозерского монастыря иеромонах Михей (Разиньков). О возрождении иноческой жизни в самом труднодоступном монастыре России бывшим регентом Оптиной пустыни и Троице-Сергиевой Лавры отцом Михеем, о древнем знаменном распеве во время службы и об устроении жизни в обители рассказ в нашей передаче.

– Мне хотелось бы сегодня отклониться от натоптанных маршрутов туристического паломничества, которые всем известны и доступны, и углубиться в Архангельскую область, к берегам реки Онеги, попасть на отдаленный Кожостров, в Богоявленский Кожеозерский монастырь, игуменом которого и почти единственным жильцом и молитвенником является отец Михей.

Отец Михей, Вы фактически покинули светскую жизнь. Расскажите, как шел Ваш обратный путь из нынешней «цивилизации» к глубинной духовности русской культуры.

– Мой путь начинался в 1988 году в Оптиной пустыни. Желание монашеской жизни в таком вот глухом месте, куда раньше уходили древние отцы, посетило не только меня, но и еще несколько монашествующих из Оптиной Пустыни. Но так получилось, что из тех, кто вместе со мной приехал туда, на Север, остался я один. Это можно объяснить только Промыслом Божиим, потому что раньше я и помыслить не мог, что могу поехать не то что на Север, но даже куда-то в Калугу, за двести пятьдесят километров от Москвы. А тут такие глухие места! Можно сказать, что если бы не помощь Божия и благодать, данная мне свыше, я бы, конечно, не смог там прожить (а я уже семнадцать лет живу в этом месте). До сих пор не знаю, Промысл ли Божий, но как иначе можно это объяснить?

В отдаленном углу России, в Онежском уезде Архангельской области, находится полуостров Лопский, омываемый водами Кожозера. Всеблагому и неисповедимому Промыслу Божию благоугодно было основать здесь святую иноческую обитель. Это пустынное место, удаленное от людских жилищ на пятьдесят и более верст, и доселе не имеет к себе проезжей дороги. Обитель Кожеозерска была основана около 1552 года неизвестно откуда пришедшим священноиноком Нифонтом, мужем строгой подвижнической, уединенной и благочестивой жизни. Как говорит предание, питался он травою и ягодами. Время поселения Нифонта близ Кожозера совпадает со временем покорения царства Казанского Иоанном IV Васильевичем Грозным. Между пленными татарскими вельможами, прибывшими в Россию, находился и юный казанский хан – магометанин Туртас Санжарович. Поселившись в Москве, Туртас жил в доме боярина Захара Ивановича Плещеева. Благочестивый боярин Плещеев часто беседовал с Туртасом об истинах христианской православной веры. Благодать Божия воссияла в сердце Туртаса. Он пожелал просветиться святым крещением и был наречен Сергием. Оставив все, Сергий четырнадцать лет с посохом странника переходил с места на место, идя все далее на север. Он посетил много святых обителей, видел воинов Царя Небесного, от них научился посту, молитвам и терпению. Напутствуемый Божией благодатью, Сергий достиг, наконец, безлюдного острова Лопского, где уже подвизался священноинок Нифонт. Удаленность острова от мирских жилищ, подвижническая жизнь Нифонта – все удовлетворяло цели странствования Сергия, и в нем поселилась мысль остаться здесь навсегда. Получив благословение Нифонта, Сергий сделался его послушником. С ним он молился, с ним постился, безропотно исполняя все возлагаемые на него послушания. Нифонт, видя в Сергии душу, испытанную во искушении, сердце, устремленное к Богу, облек его в ангельский образ, нарекши Серапионом. Молва о подвижниках распространилась далеко. К ним стали стекаться взыскующие Господа братья. Умножение их числа побудило Нифонта идти в Москву, просить утверждения места, избранного для основания обители. Нифонт отправился в путь пешком, не имея средств к такому дальнему странствованию. Преклонные лета его, путевые труды и лишения изнурили его. Едва достигши столицы, Нифонт скончался и был погребен в одной из московских обителей, но где именно – неизвестно. Весть о кончине Нифонта наконец достигла Кожеозерской братии. Серапион сам отправился в Москву, чтобы просить дозволения основать обитель на месте, избранном Нифонтом. Господь услышал молитву Серапиона – царь Федор Иоаннович приказал отвести для обители просимое место и выдал царскую грамоту на владение полуостровом Лопским и землей кругом озера на четыре версты во все стороны. С великой радостью возвратился Серапион к оставленной им братии, и они приступили к построению церкви. Был вырублен лес, уровнено место, и вскоре был воздвигнут первый храм во имя Богоявления Господня, чем и было положено основание монастырю. Первый патриарх в России Иов нарек Серапиона строителем обители и благословил его ученика, иеромонаха Авраамия, освятить созданный храм.

– Мы сейчас так просто говорим об этом, но ведь для становления такой жизни нужно оторваться от уже привычного уклада, пожертвовать многим. У Вас ведь, я знаю, есть музыкальное образование.

– Да, одиннадцать лет я учился в Московском государственном хоровом училище имени А. В. Свешникова. Конечно, полученная профессия дирижера и музыканта очень далека от того, чем мне пришлось заниматься: и лес валить, и дрова колоть, и в технике какой-то разбираться, потому что никто ведь за тебя этого не сделает. Но музыкальное образование дало мне очень многое. Если бы я не знал церковную службу, пение, первые годы (лет десять) было бы очень сложно пережить, потому что без богослужения в монастыре, да еще в таком месте, жить вообще невозможно. Служба должна быть благоустроенная, чтобы и пение, и чтение было такое, как надо, да и научить кого-то петь или читать сложно, если ты сам этого не умеешь.

Селенье в северной глуши.
К нему дорога непролазна.
Селенье – скит моей души,
В который тянет неотвязно.
И бурелом, и глухомань,
Лишь край реки блестит, как бритва…
А в окнах – темень или рань –
Горит свеча, идет молитва…

– Мой монашеский путь начинался в двух прославленных в России обителях: Свято-Введенской Оптиной пустыни, где я нес послушание регента с 1988 по 1994 год, и Свято-Троицкой Сергиевой Лавре. Через четыре года я оказался в пустынной Кожеозерской обители, в глухих лесах далекого русского Севера. «Даст ти Господь по сердцу твоему». Это были те слова, которые я прочитал перед тем, как зайти к отцу Кириллу с просьбой о благословении ехать из Лавры на Север. Немало было здесь таких моментов, которые действительно по сердцу моему. Я думаю, эти моменты должны привлекать и других единодушных людей, потому что без единодушия невозможно собрать монашеское братство или сестричество. Сейчас, кстати, созидается сестринская монашеская община с той целью, чтобы, если Бог даст, в дальнейшем преобразовать ее в женский монастырь.

Помню, в детстве во время шестопсалмия на клиросе не включали свет. Вот последняя лампочка в храме… Так хотелось, чтобы она побыстрей выключилась и почувствовалась эта сокровенность, погас неестественный электрический свет. Потом я встретил то же самое в монастыре в городе Золотоноша: нет электрического освещения ни в храме, ни вообще во всем монастыре.

Здесь, в нашей обители, мы стараемся по возможности так же, как и в Оптиной пустыни при владыке Евлогии, когда он был у нас наместником монастыря, соблюдать определенный устав, но, конечно, у нас мало сил, потому что людей мало.

– Вы же раньше были регентом?

– Да, и в Оптиной пустыни нес послушание регента, и в Троице-Сергиевой Лавре тоже был регентом. У меня был интересный период жизни, еще до монастыря, когда я пел в «Древнерусском распеве» – довольно известном хоровом ансамбле. Он был организован митрополитом Питиримом при Издательском отделе Московской Патриархии и занимался восстановлением древнерусского знаменного пения.

– А какова особенность знаменного пения? Почему Вам стало ближе это, а, скажем, не партесное пение?

– Партесное пение вообще не прижилось в церкви.

– А в некоторых храмах Москвы поют: вот и в Толмачах, и на Ордынке… Тяжело, конечно, это слушать, даже невозможно, как мне кажется.

– Дело не в партесном пении, не в форме как таковой, хотя она тоже важна, а в том, как поют, каким духом! Знаменное пение – это не пение в один голос, как у нас это часто понимается. В православии очень большое значение имеет преемственность. Если нет преемственности, если что-то создается на пустом месте, с нуля, то нет и духовности. Ведь знаменное пение – это пение церковное, этим пением надо молиться. Если человек не молится, когда поет, от светского пения это ничем не отличается. Может собраться с десяток музыкантов, которые будут петь в один голос так называемый знаменный распев, а духа там никакого не будет! То есть знаменное пение – это пение особым духом, и я думаю, что сейчас редко у кого это может получиться, потому что нет преемственности. Этот вопрос меня очень сильно волновал. Чтобы возвратить настоящее знаменное пение, должен найтись такой музыкальный человек, который, в первую очередь, должен быть духовным, как преподобный Сергий Радонежский, который восстановил школу старчества и воспитал множество учеников. Избранник Божий, стяжавший Дух Святой, он дал плоды для всей Руси: были созданы и открыты десятки монастырей. Точно так же должен появиться такой духовный человек, который однажды возвратит знаменное пение. Так что пение в один голос и даже пение по крюкам – это еще не знаменное пение. Еще раз повторю: церковный принцип пения отличается от светского тем, что верующий человек поет и молится, а если человек неверующий или иной веры, то его пение будет только внешнее: громче-тише, с использованием всяких музыкальных приемов, но духа там не будет. Только человек, ведущий духовную жизнь (не просто верующий, а борющийся со своими внутренними страстями, действительно молящийся), может дать настоящее пение.

Наша пустынная обитель в честь Богоявления Господня, расположенная на Кожозере, имеет покровителем Самого Господа. Она как пустынная обитель нужна и нашей Церкви, и Отечеству. Для нас, монахов, она дорога тем, что остается такой же удаленной, как и четыреста лет назад. Там очень красиво: громадное озеро, необычайное северное небо, вокруг никого, но все это совсем не главное. Единственное, за что мы, немощные люди, можем держаться, – это богослужение: если оно совершается мирно, как должно и хор поет как надо – только это является настоящим утешением!

В нашем монастыре мы стараемся придерживаться такого устава: в три часа дня начинается вечерняя служба; после нее примерно через час трапеза; после трапезы – повечерие (читаются три канона и молитвы на сон грядущим). Потом остается часа полтора-два до отдыха, когда читаются келейные правила, после которых мы ложимся отдыхать. В три часа ночи мы встаем, и в полчетвертого начинается служба с молебна нашим преподобным Серапиону и Никодиму Кожеезерским. Потом полунощница, утренняя служба; когда есть литургия – часы и литургия. Без исповеди и причастия в монастыре вообще, а в пустынном монастыре особенно, жить очень трудно, поэтому надо чаще причащаться и, конечно же, готовиться к этому. У нас для этого есть все возможности и условия, лишь бы человек желал жить мирно. «Живите мирно», – так сказал отец Кирилл, духовник Троице-Сергиевой Лавры, отвечая на мой вопрос, как нам здесь жить, каким уставом. Конечно же, только смиренный человек может жить мирно. У меня у самого это не получается, много немощей, но я надеюсь, что приедут братья, сестры, которые помогут. Для укрепления обители нужно, чтобы здесь добавилось хотя бы немного людей. Так что, братья и сестры, кто захочет жить здесь той жизнью, какой живем мы, пусть приезжает и во славу Божию, во спасение своей души подвизается здесь, принося Богу в благодарность за то, что он пришел, родился, хотя бы малую часть.

 

Ведущий: Олег Молчанов
Расшифровка: Наталья Коваль