Канон. Заслуженная артистка России Евгения Смольянинова. Часть 2

Продолжение встречи с певицей Евгенией Смольяниновой, которая поделится радостью жизни во Христе. Почему так важно улыбаться этому миру и дарить окружающим добро? Об этом, и не только, во второй части программы «Канон» с Александром Крузе.

– Сегодня мы продолжим беседовать с удивительной певицей, заслуженной артисткой России Евгенией Смольяниновой.

Иоганн Себастьян Бах говорил: «Цель музыки – трогать сердца».

– Да, конечно.

– В этом миссия музыкантов. Я знаю, что Ваши песни не просто трогают, они лечат сердца, успокаивают души. В одном из интервью Вы рассказывали, что имеете такой опыт: Вы знаете, что Ваши песни оказывали терапевтическое действие. Можете рассказать?

– Да. Этот опыт был связан с посещением онкологической клиники.

– Вы ранее об этом говорили.

– Да, и был такой эпизод. Может быть, первый, после которого я осознала это. Мы пришли в очень большую мужскую палату, где находились страждущие с онкологией горла (я не буду сейчас говорить, от чего). Это особые люди, уже в крайнем состоянии, то есть они были близки к уходу. У меня тогда был небольшой репертуар, только народные песни. Конечно, я пела свои любимые песни. Есть такая песня Аграфены Ивановны Глинкиной «Горе мое, горе». Это, собственно говоря, женская песня, но, тем не менее, я ее спела, и они начали плакать. Вы знаете, все (там человек двадцать точно было). Это произвело на меня сильнейшее впечатление, потому что люди были уже достаточно взрослые, зрелые, многие пожилые, и когда они буквально все начали плакать…

На меня это произвело такое негативное впечатление, что я испугалась. Я допела песню до конца, но сама чуть не начала плакать.Конечно, доктору, который нас сопровождал, я сказала: «Простите, я не хотела, чтобы так получилось. Я не хотела, чтобы они плакали». А он ответил: «Все правильно. Подождите и спойте что-то еще». И я уже не помню, что именно, но что-то еще я спела. И потом эти люди, кто мог ходить, подошли к доктору и голосом с металлическим звуком (потому что у них были всякие трубки) меня благодарили.

Но меня уже там не было, поэтому я только с его слов могу рассказать. Он говорил: «Вы не представляете, как они меня благодарили!» Потому что они никак не могли выплакать это, а на душе много слез в такой ситуации, Вы сами понимаете. И они выплакались. Доктор говорит: «Если бы Вы только это видели!», а я убежала. Я была настолько потрясена, что скрылась в коридоре и, честно говоря, сама плакала. А он сказал, очень жаль, что я не видела, какая это была реакция и какой эффект, потому что они плакали и благодарили с совершенно счастливыми лицами. Наконец-то то, что зрело, мучило и уничтожало их внутри, вышло слезами – вся боль. Они остались в состоянии умиротворения и примирения. Доктор много чего говорил, Вы сами понимаете, о чем я.

Это было для меня очень важно, и дальше я постоянно пела в одном доме, где собирались доктора и частные пациенты с умственными и психическими расстройствами. Это длилось три года, знаете, в частном порядке. У меня был какой-то накопленный опыт. Это действует на благо.

А дальше в мою жизнь пришел кинематограф в виде фильма «Жизнь Клима Самгина». Нашелся романс «Динь-динь-динь», и попутный ветер вывел меня на сцену. Хотя какие-то эпизоды повторялись, я воспринимала их скорее с юмором, потому что мозг человека изменчив и играет с самим человеком. Например, приходили кормящие женщины, мамочки, у которых было плохо с молоком. Они приходили и после концерта уверяли, что начинались молочные реки. Приходили люди, у которых срастались переломы. Вы знаете, повторюсь, но я до сих пор считаю, что здесь скорее сознание.

Более того, был совсем смешной эпизод, когда я уже жила в Москве и пела в московском храме. Однажды в перерыве между службами я не уехала домой, а осталась; отчасти забавы ради, а отчасти, чтобы помочь свечнице. Я села за свечной ящик, когда она ушла обедать. Повторюсь, было очень забавно: пришли какие-то перевозбужденные женщины и стали требовать лечебные кассеты. Настоятель благоволил мне, и я какие-то свои кассеты, диски впоследствии могла в этом храме выкладывать на прилавок. Они спрашивали: «Где лечебные кассеты?» Поскольку я была человеком несведущим, спросила: «А что за лечебные кассеты?» Они, совершенно не зная меня, достали бумажку, прочитали с ошибками мою фамилию и сказали, что это лечебные кассеты: их надо слушать, и будет какое-то исцеление. Мне было очень смешно. Я еще с ними поспорила, что не нужно так к этому относиться, какие лечебные кассеты могут быть?

– В храме.

– Да, и в храме, и вообще. О чем говорите? Мне это было смешно, но смешно-то смешно, но, вы знаете, сейчас я к этому возвращаюсь (пока только мыслями) и думаю о том, что эти песни даны нам не зря: они оставлены для нас. В огромном, кстати, количестве. Вопрос даже не в том, сколько их, этих песен, как их классифицировать и как к ним относиться. А вопрос в том, что их нужно петь. Но пока это все, что я могу сказать на сегодняшний момент, потому что это очень тонкая грань, и если по ней идти, то, как мне кажется, нужно вполне соответствовать тому, что ты делаешь, и этим самым песням соответствовать, чтобы человек совершил хотя бы миллиметровый шаг в сторону настоящей жизни. Потому что, конечно, та жизнь, которую человек создал на сегодняшний момент, далека от совершенства. Но не в этом дело.

Дело в том, что человек в своей массе никогда не жил в довольстве, то есть он всегда немного голодал (а иногда много). Человек всегда терпел, болел, умирал, и со всеми этими скорбями, которые нам положены на земле, человек всегда жил, но он был витален и мог правильно это воспринимать, он мог правильно воспитать детей, которые бы тоже умели жить. В конце концов, это умение безбоязненно, нетравмированно плавать по нашему житейскому морю. Плыть и не терять веру, любовь, свое божественное достоинство, которое присутствует в человеке.

– К сожалению, в прошлом веке очень много людей потеряло эту веру. Скажите, как ее найти? Вы многим людям помогаете своими песнями. Как Вы сами нашли свой путь в храм? Вы родились в верующей семье?

– У меня была очень верующая бабушка. Наверное, через нее. Она же меня и крестила в Новосибирске. Она жила в Новосибирске, и это тоже мой родной город и родная Церковь. Как член Церкви я родилась в Новосибирске.

Отвечу не про себя, я отвечу про человека вообще. Не человек находит Бога, Бог находит человека, в этом все дело.

– То есть не всем дано прийти к этому, Вы хотите сказать?

– Я не могу так говорить. Если я такое буду говорить, это значит, со мной нехорошо. Я не знаю, это Промысл Божий.

– То есть у каждого свой путь?

– Конечно, и какая-то своя мера. Человек же воспитан как-то. Бабушкой, дедушкой, родителями, в каких-то понятиях, в каких-то связях, которые делают тебе что-то родным, а что-то чужеродным. Ты идешь дальше и ищешь родное. Как любой человек находит родное, находишь подобие и к этому стремишься, а от чужеродного отталкиваешься. И вот этот момент. Как это происходит? Это еще на уровне самого человека. А есть еще примеры из евангельской жизни, житий святых, когда человек не по поступкам своим, не за какие-то свои достоинства вдруг получал от Бога сразу, даром абсолютную высоту жития. С земной точки зрения, ни за что, а, скорее, вопреки. Это говорит о том, что у нас свой счет, а у Бога – Свой.

– У Бога Своя мера, да?

– Конечно, и мера Своя, и счет. И если мы начинаем своими счетами мерить, осуждать (не в смысле сплетни, наверное, а в смысле, мы сидим и судим), мы считаем, что так должно быть, а это иначе. Мы пытаемся своим мозгом работать в эту сторону, напрягаемся: что надо сделать, чтобы было так или иначе, а нам говорят: «Не пекитесь вы об этом, потому что Господь знает, и лилии украшает так, что Давид так не одевался». Мне кажется, от нас здесь требуется честность и умение быть самим собой.

Почему ты не ходишь и не радуешься? Почему по твоему лицу и облику не ясно, что Бог есть? «Мученик» в переводе означает «свидетель». Почему ты не свидетельствуешь о Боге, если ты носишь крест, в высоком смысле? Если ты веришь в Бога, почему ты о Нем не свидетельствуешь? Почему никто не может по тебе понять, что ты веришь в Бога? И начинаются вопросы: «А ты веришь?» Следующий вопрос: «А Бог вообще есть?»

Митрополит Антоний Сурожский писал, что верующий должен убеждать одним своим видом (я не помню точную цитату). То есть достаточно увидеть верующего человека, чтобы поверить в Бога. Потому что это тоже, как песня, передается из уст в уста. Достаточно заглянуть в глаза верующего человека хотя бы один раз в жизни, и нет для тебя большей убедительности существования Бога, потому что, если этот человек знает, что Бог есть, значит, Он точно есть.

Если даже хотя бы одному человеку это открыто, значит, Бог точно есть, и значит, я на верном пути, и у меня тоже есть шанс так же верить и точно так же свидетельствовать. И для этого не нужно ничего внешнего. Внешнее подчас не только не нужно, мне кажется, оно иногда просто вредно. Но очень нужно сердце, а сердце должно быть честным, а чтобы было честное сердце (это я уже от себя скажу), мне кажется, очень полезно слушать эти самые песни, в которых нет лукавства, они не совместимы с лукавством.

– Евгения, я благодарю Вас! Большое спасибо, что позволили заглянуть Вам в глаза.

От себя лично и от наших телезрителей я хотел бы подарить Вам икону святых страстотерпцев. Желаю, чтобы эта икона охраняла Ваш домашний очаг. Желаю Вам душевных и телесных сил, желаю нести то знамя, которое Вы несете своим творчеством, указывая людям правильный путь.

 

Автор и ведущий программы Александр Крузе
Записала Людмила Моисеева