Канон. Певица Наталья Сербина. Ч. 1

Гостья очередного выпуска программы - украинская певица Наталья Сербина; она исполняет духовные псальмы на колесной лире. Наталья расскажет об истории инструмента, на котором она играет, и о важном опыте в своей жизни - экспедициях за аутентичным песенным материалом в глубинки России и Украины.

– Сегодня у нас в гостях украинская певица, фольклорист, музыковед Наталья Сербина.

 Наталья Сербина, украинская певица, фольклорист, музыковед, исполняет песни и псальмы на колесной лире. Окончила Житомирское музыкальное училище имени Косенко, после чего поступила в Национальную музыкальную академию Украины имени Петра Ильича Чайковского. Наталья Сербина – неоднократный лауреат различных международных фольклорных конкурсов. В 2011 году вышел сольный диск Натальи по материалам экспедиций в Центральную Украину. Этот диск стал первым сольным альбомом исполнителя аутентичного фольклора; впервые записаны псальмы в женском исполнении. Итак, Наталья Сербина – гостья сегодняшней программы «Канон».

 – Наталья, существует поговорка: встречают по одежке. Должен Вам признаться, что я впечатлен сегодняшним Вашим костюмом. Расскажите, пожалуйста, о нем. Это аутентичный наряд?

 – Спасибо. Да, это настоящий наряд из Полтавской области, считается одним из богатых комплексов одежды. Он состоит внизу, как Вы видите, из шерстяной плахты. Она ткалась на станке из шерстяных ниток, которые делали вручную. Красили тоже вручную натуральными, природными красителями. Это достаточно трудоемкий процесс. Сорочка вышитая. Корсетка – от слова «корсет», видимо, она приталивалась к спине. И складки еще сзади, которых не видно. Ткань тоже, в общем-то, достаточно редкая для наших дней, такие уже не делают.

– Каким образом Вы узнали, как выглядел тот костюм?

– Во-первых, я профессиональный фольклорист и с 1995 года езжу в экспедиции по Центральной Украине, была в тринадцати областях и наблюдала эти наряды в сундуках или  шкафах бабушек, которые их доставали и нам показывали, иногда что-то дарили. А дальше уже, когда я начала профессионально заниматься вокальным исполнительством, конечно, мне захотелось собрать какой-то красивый костюм. Я начала ходить на антикварный рынок. Потихонечку, за несколько лет,  собрала костюм.

– Приоделись, можно так сказать. Действительно, очень красивый костюм.

– Спасибо.

– И вот бусы – как их много! Это такая традиция была?

– Конечно, конечно. Чем больше бус, тем богаче невеста либо замужняя женщина. Раньше носили и кораллы, и янтарь, и жемчуг. В общем-то, ограниченный набор; иногда на Западной Украине появлялось литое стекло. Это было особое литье, с узорами и так далее. Известно, что несколько веток коралловых бус могли стоить дороже, чем дом, вся утварь. То есть это было солидное приданое.

– То есть приданое невесты можно было увидеть сразу.

– Да. Конечно.

– Здорово! Расскажите об экспедициях. Меня всегда интересовало: вот вы приезжаете в деревню – где вы находите эту бабушку? Как она к вам относится? Как  это все происходит?

– Вообще это была целая школа для нас – студентов Киевской консерватории, когда-то я окончила ее. Естественно, я попала на кафедру фольклора, у меня сразу был научный руководитель по диплому и моей деятельности в этой сфере, он меня очень многому научил. Это был Евгений Васильевич Ефремов, известный украинский фольклорист и основатель ансамбля «Древо», подобного ансамблю Покровского, – это было приблизительно в те же годы. Ансамбль «Древо»  впервые стал исполнять песни в аутентичном звучании. И с моим научным руководителем мы ехали в экспедиции.  Естественно, он учил нас, своих студентов: «Вы не можете просто так поехать в село в экспедицию. Во-первых, вы должны подготовиться. В консерватории был фольклорный кабинет, там имелась база записей (начиная с 70-х годов). И ты должен был переслушать записи определенного района, куда ты едешь (сделанные вокруг того села, в которое ты направляешься). Должен был знать не только тексты, но и заучить мелодии песен. Бабушки – все-таки пожилые люди, могут что-то подзабыть, тем более что не все песни, особенно обрядовые, календарные, поются в наше время; эти песни уже в пассивной памяти.

– Сложная подготовка.

– Да. И при случае напеваешь какую-то песню и говоришь: «А вот такая, может, была? Или такая?» Женщина говорит: «Да, вот эта была, вот этой не было, а вот с такими словами мы пели, но совсем по-другому». Это профессиональная подготовка.  Кроме того, конечно, это и психологическая работа с людьми, потому что ты должен зайти в дом к человеку, спросить: «Где тут у вас люди, которые пели раньше на свадьбах, колядовали, весну встречали, кто знает народные обычаи?» То есть мы собирали и этнографический материал попутно, не только песни, узнавали, в каких обстоятельствах они пелись. Например, свадебный обряд – сколько дней длился, как женились люди, что было принято делать, какие хорошие приметы, какие не очень, сколько было каравайниц и так далее.

– То есть это не только творческий, но еще и какой-то жизненный опыт.

– Конечно. И жизненный, и научный. Потому что через несколько лет начала вырисовываться общая картина обрядовости. Я начала понимать, что связь с древними племенами, которые населяли территорию Украины, прослеживается на уровне обрядов. Потому что в одном регионе один и тот же обряд проводят так, а в другом – иначе. Когда начинаешь сравнивать с историческими,  археологическими данными, очень интересные вещи появляются.

– А бабушки не удивлялись, что к ним приезжает такой научный работник? Они ведь пели эти песни всю жизнь.

– Удивлялись. Очень по-разному реагировали. Кого-то приходилось уговаривать. Люди пожилые, нужно было всех их собрать. Коллективы бывали разные – до восьми человек, до двенадцати. Нужно было либо пройти пешком и попросить всех куда-то собраться, либо (если мы ехали на машине, то есть была более организованная экспедиция) свозили всех людей и рассказывали им, что мы действительно это делаем для того, чтобы сохранить нашу историю, нашу память, что, кроме них, нам это уже никто не расскажет. И, как правило, люди охотно шли, никто не отказывался, говорили: «Как хорошо, что вы приехали! А то сейчас молодежь из сел уезжает, никто песни знать не хочет, никто учить ничего не хочет, а так вот вы запишете». Был случай как-то: я захожу в хату, говорю о цели визита, что мы за песнями, и бабушка, которая уже лежит где-то на печи, чуть ли не умирает, отвечает: «О! Так я же вас всю жизнь ждала!» Вскакивает и начинает бодро три часа подряд петь все, что она знает, и очень чисто интонировать.

– У нее мотивация появилась, стимул.

– И такие чудеса были не раз. В другом селе 85-летняя женщина – родственники про нее сказали: «А она у нас лежит умирает уже». Мы ее подняли, она прекрасно спела вместе с дочкой массу материала. Это действительно память и мудрость людей.

– Не могу Вас не спросить об инструменте, который лежит на Ваших коленях. Он по форме напоминает гитару, но абсолютно иной.

– Это достаточно редкий инструмент даже для исполнителя фольклора, он называется «колесная лира», потому что здесь есть колесо, которое выполняет роль смычка. То есть вместо смычка мы крутим ручку, две струны настроены на постоянную высоту, а одна путем нажатия клавиш образует мелодию.

– Но это не хроматический инструмент?

– Нет, диатонический. Хотя хроматические бывают. Но все-таки в сельской традиции была принята диатоника.

– Во многих источниках Вы названы единственным исполнителем на колесной лире среди женщин.

– Это касается именно аутентичного украинского фольклора. Ну да, пока что так.

– Как этот инструмент появился в Вашей жизни? И об этом конкретном инструменте что можете рассказать?

– Знаете, как говорят: «При написании научных работ материалы диктуют тему». Так было и в моем случае. Псальмы – это (по-русски) духовные стихи, песни лирников, незрячих, или, по-другому, увечных людей. Несмотря на стертость этого слоя в живой сельской традиции, псальмы помнят до сих пор те женщины, которые слышали их в 20 – 30-х годах ХХ века. И по моей просьбе в экспедициях они напевали эти песни. Говорили: «Да, у нас был такой дядька, он ходил с лирой, ручку крутил». Этих записей накопилось какое-то количество, и когда летом 2010 года я записывала свой сольный диск, мне захотелось их спеть. Они были какими-то особенными для меня, они все-таки отличались по музыкальному стилю, языку. Я взялась их петь сольно, а потом думаю: «Почему же сольно? Нужно сделать так, как было в традиции, попробовать спеть их под аккомпанемент колесной лиры». Тогда у меня еще не было своего инструмента, я пригласила Полину Терентьеву, участницу известного в России ансамбля «Сирин», подыграть мне.

– То есть, получается, не Вы были первой женщиной, играющей на колесной лире?

– Она исполняет больше богослужебную музыку, не народную, это другой слой все-таки. Полина мне подыграла – спасибо ей огромное за это. И я поняла, что мне нужен свой инструмент, чтобы играть украинскую традицию так, как это было. Потому что записей настоящих лирников на самом деле очень немного. Часто это переписано с валиков, и там партия лиры практически не слышна. И голос слышен еле-еле. И один диск вышел о последнем полесском лирнике Иване Власюке, который умер в 1986 году. Там слышно, как он играет, как поет крестьянским дедовским голосом. Достаточно громко.

– А вообще этот инструмент имеет украинские корни?

– Инструмент имеет европейские корни. Об этом, в принципе, известно; много материалов есть в Интернете, много литературы. Вопрос о происхождении инструмента, о том, кто его изобрел, остается открытым. В литературе об этом нет точных сведений. Кто-то говорит, что колесная лира появилась во Франции. Андрей Котов, например, говорит, что из крестовых походов принесли. Я склоняюсь к тому, что инструмент появился все-таки где-то в Европе – во Франции или  Испании. Потому что, как мы знаем, в Галисии  (северная часть Испании), в городе Сантьяго-де-Компостела, находится собор, на котором есть фреска, изображающая двух людей, играющих на колесной лире. Тогда она была гораздо больше, называлась «органиструм», звучанием напоминала орган. В принципе, это предшественник органа, как недавно я узнала из литературы. То есть это был инструмент, сопутствующий богослужебному пению в католических соборах. Что на фреске и отображено. Это говорит о том, что уже в XII, а то и в XI веке лира была распространена во многих странах Европы. Это и Германия, и Италия, и Франция, та же Испания, Англия. Опять же, об этом есть упоминания в литературе начиная со Средневековья.

– Давайте мы тогда послушаем этот редкий инструмент. Что Вы нам исполните?

– Хорошо. Я исполню псальму об Алексии, человеке Божьем.

(Звучит псальма.)

– Дальше там, конечно, очень много слов идет.

– Удивительное звучание. Чем-то даже волынку напоминает.

– Во Франции в XVIII веке это был классический уличный дуэт – волынка и колесная лира. Потому что колесная лира со временем перешла на улицы городов и стала таким уже демократичным инструментом, уменьшилась в размерах, стала спутником странствующих музыкантов, и под нее уже пели более светскую музыку.

– Миссия этого инструмента была просветительская или развлекательная?

– Мне кажется, все-таки более развлекательная. Но когда колесная лира пришла в Польшу, из Польши в Украину, в Белоруссию, частично в Россию, под нее пели очень серьезный репертуар. Вот идет слепой человек, ему нужно заработать на жизнь – он будет петь песню, которая все-таки должна вызвать слезы у слушателей. Поэтому он пел жалостливо, о сироте, о каком-то трагическом конце. Украинцы пели очень много эпических песен о каких-то сражениях.

– То есть на бой могли поднять войско.

– Конечно. Украинские лирники этим славились, поскольку в Запорожской Сечи на колесных лирах играли, как правило, уже ветераны, то есть люди, которые уже не могли воевать, но хорошо знали результаты предыдущих битв, пели об этом в думах, в невольничьих плачах, песнях. И они пели настолько хорошо, что в каком-то сражении поляки поймали двух лирников и просто повесили их за то, что те были музыкантами.

– Можно сказать и о 30-х годах ХХ века.

– Да. Даже в дневнике Шостаковича есть высказывание: как жаль, что лирников уничтожили.

– Это с чем связано, на Ваш взгляд?

– Во-первых, советская власть боролась с так называемыми нищими. Были изданы законы о запрете бродяжничества, о контроле над репертуаром музыкантов. А с репертуаром было сложно, потому что либо это было связано с Богом (то есть религиозная тематика),  либо с историей, которую хотели стереть в памяти многих народов. Единый Советский Союз – и все. Известен факт, что в 1937 году собрали лирников на очередной Всероссийский съезд лирников и кобзарей – 200 или 300 человек. А потом их погрузили в вагоны и уничтожили.

– Поясните. Вы сказали: лирники и кобзари. Кобза – это тоже музыкальный инструмент, насколько я понимаю.

– Да, это тоже музыкальный инструмент грушевидной формы, родственник бандуры, на котором играли, поставив его на колено. И в каком-то смысле кобзари были братьями лирников, потому что у них был общий эпический репертуар – думы, которые изначально в народе назывались невольничьими плачами. Возможно, после турецкого плена казаки приходили и с какими-то даже подчас турецкими интонациями исполняли такие вот песни.

– Получается, что в 30-е годы эта традиция полностью прервалась?

– Не совсем. Убили, конечно, не всех. Единицы в селах оставались даже до конца 50-х годов, как говорят, пока государство в начале 60-х годов не ввело пенсию для инвалидов. Тогда эти исполнители перестали ходить.

– Нужды не было.

– А ходили они не только по домам, но и по ярмаркам, по базарам. Песни были длинные, по 30-40 куплетов – один подошел, послушал, отошел и так далее. Это я пробовала – спасибо Андрею Николаевичу Котову, он меня на фестивале в Ростове Великом как-то посадил так у ворот, и я поняла, что песни по пять-семь куплетов совершенно не подходят для этого вида музицирования. А так вот размеренно, песня на полчаса – один подошел послушал, второй и так далее.

– Каким образом эскиз этого инструмента дошел до наших дней? Как их создают сейчас?

– Во-первых, инструмент передавался как-то из поколения в поколение. Это все живая традиция, которая дошла до наших дней.

– А Ваш инструмент современный или реставрированный?

– Мой инструмент современный, 2011 года, сделанный мастером Александром Жуковским из Москвы. Но он сделан по канонам инструмента XVII века. То есть в одном из немецких музеев хранится фактически такой же инструмент – такой же по виду, по строю, по количеству струн, клавишей.

– Давайте мы наш диалог продолжим через неделю. А в заключение сегодняшней программы я прошу Вас еще что-нибудь исполнить.

– Я спою веселую песню, чтобы вы не думали, что только грустные лирниками исполнялись. Все-таки были и шуточные песни. Это песня о пьянице.

(Звучит песня.)

Ведущий  Александр Крузе

Записал Игорь Лунев