Хранители памяти. Выставка "Иконопись Оружейной палаты из частных собраний". Часть 6

Этот выпуск завершает серию рассказов с временной выставки "Иконопись Оружейной палаты из частных собраний", которая работала в Центральном музее древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублева.

– В этом выпуске мы продолжаем рассказ о произведениях иконописи Оружейной палаты из частных собраний, которые были представлены на временной выставке в Центральном музее древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублева.

Наталья Игнатьевна Комашко, куратор выставки, ведущий научный сотрудник Центрального музея древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублева:

– После того как в начале 1710-х годов царский двор официально переезжает в новую столицу – Петербург, в Москве художественная жизнь постепенно начинает затухать. В 1714 году был издан царский указ о запрете каменного строительства везде, кроме как в Петербурге. Это был очень серьезный удар по московским иконописцам. Далеко не все они были востребованы в Петербурге, а работать и зарабатывать себе на пропитание было необходимо. Поэтому часть иконописцев переходит в духовное сословие, становится священниками. Кто-то постригается в монахи. При этом они сохраняют за собой возможность писать и обновлять иконы. А некоторые мастера выбирают иной путь – уезжают в провинцию и ищут заказы там.

По этому пути прошло много мастеров, в том числе и авторы этой замечательной иконы – Николы Можайского – братья Григорий и Дмитрий Федоровы Поповы. Их отец – Федор Абросимов Попов был уроженцем небольшого костромского городка Нерехты, известного своими соляными промыслами. Он был городовым мастером. Его живопись, конечно, недотягивает по уровню до работ жалованных мастеров (кое-что из его трудов сохранилось). А вот дети его, воспитанные в Москве, вобрали в себя и все тонкости живоподобной манеры письма, и все профессиональные хитрости мастеров Оружейной палаты. Это блестящий пример традиций Оружейной палаты.

Но в Москве им делать было нечего, в Петербург их не приглашали, а они уже были в годах (им было где-то хорошо за тридцать). И они поехали на родину своих предков – в Поволжье. Они работали в Ярославле, а потом приехали в Нижний Новгород. В начале 1720-х годов были иконописцами Благовещенского монастыря в Нижнем Новгороде. Как раз тогда в Новгороде случился грандиозный пожар. Им было что поновлять в монастыре. Но в то же время в память об этом событии (а пожар остановился около Благовещенского монастыря и дальше не пошел) они, по-видимому, написали эту замечательную икону, где оставили свой автограф.

Это старая, древняя иконография скульптуры святителя Николая. Было не живописное изображение, а скульптурное, на вратах города Можайска. Эта скульптура сохранилась. Она очень древняя. В изображении святителя Николая сказалась западноевропейская традиция. Есть предание, что при нашествии на город татар святитель Николай явился в таком виде: в одной руке держа меч, чтобы покарать врагов, а в другой держа град – в знак того, что он этому городу покровительствует и не оставит его в беде. Именно такое изображение было на воротах города Можайска. Отсюда такое название – Никола Можайский.

Святитель Николай изображен здесь как защитник града, он держит в руке город, причем этот город совсем не похож на Можайск, а стены, опоясывающие этот город, очень похожи на Нижегородский кремль – башенка, перепад высоты. Тот, кто был в Нижнем Новгороде, знает, какой там сложный рельеф и как следует этому рельефу периметр стен и башен Нижегородского кремля. В это же время, когда мастера находились в Нижнем Новгороде, там работал Кирилл Уланов (тогда уже игумен Корнилий). Конечно, он хорошо знал этих мастеров, они были знакомы. Кирилл Уланов писал иконостас для церкви Рождества Христова, принадлежащей именитым людям Строгановым, которые тогда уже были баронами. Григорий Строганов был одним из приближенных царя Петра, одним из его доверенных лиц и даже его кумом – они были крестными для детей друг друга.

В это время создавался иконостас, работать приехал специально Кирилл Уланов, потом он задерживается в Нижнем Новгороде по просьбе архиепископа Питирима. Конечно, это было буквально в двух шагах, он не мог не знать мастеров, они не могли не общаться. Благодаря этой встрече решилась судьба Григория и Дмитрия Федоровых Поповых. Они познакомились с Григорием Дмитриевичем Строгановым и потом уехали далеко, на северо-восток, в пермские земли. В отдаленном городе Чердыни (Пермская область) сохранился полностью написанный ими в начале 1730-х годов замечательный иконостас в церкви Иоанна Богослова.

Это блестящий пример традиции Оружейной палаты, которая пережила несколько десятилетий. Кроме того, это замечательный памятник по своим художественным достоинствам. Эта икона, которая была выявлена сравнительно недавно, – очень важное звено в творческой биографии мастеров. Интересно, что в правой руке святитель Николай держит очень необычный меч. Если приглядеться, там масса подробностей и деталей. Знатоки холодного оружия говорят, что это оружие, которое реально существовало в начале XVIII века, рассказывают про все его элементы, для чего и как оно использовалось, что это за меч. Очевидно, здесь скопирован реальный меч, который мог принадлежать только Григорию Дмитриевичу Строганову.

В XVIII веке художественное направление, связанное с иконописной мастерской Оружейной палаты, продолжало существовать еще довольно долго. Естественно, что манера, принятая у царских мастеров, не оставалась неизменной. Она видоизменялась. Это связано со многими причинами. В искусство приходили молодые мастера, сменявшие старшее поколение. Они были более открыты к восприятию новшеств, а культурное пространство Российской империи XVIII века было уже совсем другим, нежели в XVII веке. Развивалось светское искусство, которое получило преобладающее значение. Оно развивалось в духе тех стилей, которые переживало европейское искусство. То есть русская культура вошла на равных правах в европейскую семью. Влияние стиля барокко проявилось и в иконописи мастеров Оружейной палаты, хотя при всем том они продолжали сохранять верность приемам живоподобного письма. Но тем не менее меняется колористическая гамма, меняются некоторые приемы исполнения, композиции становятся более динамичными. Хотя сохраняется определенный момент условности и старая техника письма – темперная живопись.

Таким верным хранителем традиций Оружейной палаты, пронесшим их вплоть до середины века, до эпохи правления Елизаветы Петровны и чуть ли не Екатерины, был очень интересный московский мастер по имени Егор Иванов Грек. Такое прозвище как бы указывает на этническое происхождение этого мастера. Трудно сказать, был ли он уроженцем Греции, был ли греком вообще. Свидетельств этому нет. Вполне возможно, что он был греком, но в его живописи чисто греческой традиции мы не видим. Возможно, если он грек, то родился в Москве и воспитывался одним из мастеров традиции Оружейной палаты. Этот художник был наиболее консервативным в своем поколении мастеров. Казалось, такое искусство не будет воспринято в Петербурге. Тем не менее он оказался очень востребован при дворе императрицы Елизаветы Петровны.

В Петербурге работали в основном художники, которые были более открыты европейским влияниям, стилистическим в том числе. А Егор Грек все-таки был консерватор. Но мы знаем, что Елизавета Петровна была женщиной очень благочестивой, верующей, и в вопросах веры она была большой традиционалисткой. Именно она в редакции Растрелли вернула в нашу архитектуру пятиглавие, которое долгое время не использовалось в русском зодчестве. Она наряду с иконами, выполненными в живописной манере мастерами, обслуживающими царский двор в Петербурге (такими как Иван Вишняков), решила обратиться к традиционному иконописанию. Его носителем был Егор Иванов.

По указу императрицы Егор Иванов Грек пишет иконы для Сергиевского всей артиллерии собора в Петербурге. Мастер становится хорошо известным в Петербурге, очень востребованным. Его иконы находились в этом храме долгое время – прекрасный образец объединения традиции барокко и традиции Оружейной палаты. Но в советское время храм был разрушен, иконы из него сохранились только частично. В том числе иконы местного ряда. Они не подписные, но мы знаем, что художник работал там, и они действительно по стилю очень созвучны его подписным работам. Многие иконы пропали.

Совсем недавно появилась икона, которая считалась утраченной; вернее, ее часть. Она парная к другой иконе, которая стояла по другую сторону царских врат иконостаса в этой церкви. По сторонам царских врат стоят образы Богоматери и Христа. Там было две иконы приблизительно одного размера – «Спас Нерукотворный» и «Богоматерь Феодоровская». Они были небольшими, и для них были сделаны рамы.

На этих рамах изображены сюжеты, связанные с центральной иконой. Это сказание о «Богоматери Феодоровской» и сказание о «Спасе Нерукотворном». «Богоматерь Феодоровская» вместе с рамой сохранилась полностью, она хранится сейчас в Русском музее. А икона Спаса Нерукотворного пропала, рама ее сохранилась лишь частично – только четыре верхних клейма. Их было четыре сверху, четыре снизу. А по сторонам две узкие полосы, на которых изображены гирлянды из фруктов и цветов.

Это замечательный образец живописи традиционного направления, где еще живы традиции Оружейной палаты, но в то же время хорошо узнается и XVIII век. Он узнается в том, как передается пространство; в каких масштабных соотношениях находятся элементы пейзажа и архитектуры, человеческие фигуры; в развороте фигур. Более естественно передается сложная постановка фигур. Даже если мастер работает по гравюре, в XVII веке он всегда делал какие-то ошибки. Теперь этого уже нет. Тем самым икона обогащается новыми приемами, новыми формами, но в то же время традиция Оружейной палаты жива.

Когда при Елизавете Петровне была основана Академия художеств, а потом при Екатерине II учебному процессу было дано мощное ускорение, то профессии иконописца и живописца сравнялись. Иконописцы отдавали своих детей в Академию художеств, и те выходили оттуда уже живописцами. Живописная манера именно тогда, в конце XVIII века, приходит в русскую икону. А в XIX столетии такая икона академического типа становится основным направлением в рамках официальной Церкви. А традиционная иконопись сохраняется только среди старообрядцев. В XVIII веке все было гораздо сложнее и интереснее. Традиция Оружейной палаты была очень важной составляющей, это была верность, с одной стороны, традициям иконописания, с другой стороны, это некое вхождение в новое время. В XIX веке только отблески традиции Оружейной палаты продолжают жить в далекой глухой провинции.

– Мы завершили серию выпусков с временной выставки иконописи Оружейной палаты из частных собраний, которая работала в Центральном музее древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублева.

Автор и ведущая Елена Чач

Записала Маргарита Попова