Хранители памяти. Выставка "Иконопись Оружейной палаты из частных собраний". Часть 5

Очередной выпуск о временной выставке "Иконопись Оружейной палаты из частных собраний", которая до недавнего времени работала в Центральном музее древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублева. На этот раз особое внимание будет уделено иконографии Пресвятой Богородицы. Рассказывает ведущий научный сотрудник музея, куратор выставки Наталья Игнатьевна Комашко.

– Здравствуйте, дорогие телезрители! В этом выпуске передачи «Хранители памяти» мы продолжим рассказ о произведениях иконописи Оружейной палаты, которые были представлены на временной выставке  в Центральном музее древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублева.

Наталья Игнатьевна Комашко, куратор выставки, ведущий научный сотрудник Центрального музея древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублева:

– Одна очень важная тема в русской иконописи начала XVIII века (собственно, она началась еще в конце XVII века, но в начале XVIII этот процесс достигает кульминации) – это Богородичная иконография, стремление собрать воедино все сведения о Богородичных чудотворных иконах по всему христианскому миру. Как в литературном виде (в виде сборников сказаний), так и в изобразительном. Это были и гравюры (первые гравированные своды чтимых Богородичных образов были сделаны в  1713–1714  гг. московским гравером Григорием Тепчегорским); и возникает стремление создать полные иконописные своды всех известных на тот момент чудотворных Богородичных образов.

Естественно, круг известных икон расширяется; далеко не всегда знали, как они выглядят. Собственно говоря, и в источниках часто не предполагалось, что там речь идет о какой-то конкретной иконе; там чудо совершала Богоматерь. А русский читатель это истолковывал как чудо, произошедшее от иконы. Дело в том, что источники этих сказаний были разные. Большой стимул к собиранию всех сведений о чудотворных иконах  всего христианского мира дала книга Иоанникия Галятовского «Небо новое», где как раз были описаны разные Богородичные чудеса, в том числе от икон. Там речь шла и о ближневосточных, и о западноевропейских иконах. Это все вводилось в круг благочестивого чтения жителей Московского государства, и эти образы в ту пору как раз вошли в месяцеслов. А поскольку не знали, как выглядели многие иконы (да и сохранились ли они на тот момент), то им придумывали иконографию, потому что русский человек не может не видеть картинку: есть упоминания об иконе, значит, нужно видеть ее воочию. Как раз Григорий Тепчегорский занимался тем, что придумывал иконографии этим образам.

А откуда взять образец? Использовали ведь не только восточнохристианские источники, использовали и западноевропейскую печатную графику. Не секрет, что с середины ХVII века в русском искусстве очень активно используются лицевые Библии, то есть Библии в картинках – сборники гравюр с краткими сопроводительными текстами, которые подробно иллюстрируют Священную историю.

Все храмы второй половины XVII века (начиная с церкви Троицы в Никитниках)  расписаны именно по таким лицевым Библиям, то есть идет обновление композиции. То же самое происходит и в Богородичной иконографии. Приходят отдельные листы, сделанные разными мастерами: это и конец XVI века – очень известные антверпенские мастера братья Вирикс; и даже листы из мастерской Рубенса, потому что работы Рубенса репродуцировали его ученики в тиражной графике. И вот эти многообразные источники наряду с новыми    афонскими иконографиями, которые не были известны в ту пору, с критскими иконографиями переосмысливаются как свои родные, православные иконы, достойные почитания.

И вот эта икона, возле которой мы стоим, вернее, эта рама от иконы (там был образ Богоматери «Владимирской») – первый известный нам свод Богородичных икон. Он написан мастером Оружейной палаты Иваном Дорофеевым, который, очевидно, был сыном мастера Дорофея Иванова Глоткина – тоже жалованного мастера Оружейной палаты. Эта икона написана не просто так, а в связи с ее вкладом в московскую церковь, – церковь Петра и Павла на Басманной. Там есть имя вкладчика – это иеромонах московского Чудова монастыря Никон Драницын. И тут все становится на свои места, так как эти сборники, гравюры  в начале XVIII века – это всплеск иконопочитания, реакция на некоторые изменения в сознании русского общества. Дело в том, что культурные границы раскрылись, и с Запада шли протестантские, иконоборческие идеи.

Действительно, в 1714 году в Москве было громкое дело кружка Дмитрия Тверитинова. Он был лекарь, московский аптекарь. Им вменялось то, что они не почитают иконы. Одно из драматических событий этого дела произошло именно в Чудовом монастыре, очевидно, на глазах этого самого Никона Драницына, когда один из подозреваемых по этому делу (там велось следствие) был приведен в Чудов монастырь, покаялся и  захотел  отстоять литургию перед иконами; неожиданным образом (хотя и был связан) он выхватил откуда-то нож, освободился и порезал икону митрополита Алексия около его раки. Это было очень громкое событие и откровенное иконоборчество. Публицистика и иконография того времени – это как бы ответ на эти деяния, новое утверждение иконопочитания, свойственного православию.

Эта икона состоит из огромного количества изображений. Здесь можно найти знакомые иконы (конечно, нет «Владимирской», потому что она была в центре) – это «Тихвинская», «Ярославская», «Толгская», «Феодоровская», давно и хорошо известные. Есть и масса новых, которые стали известны благодаря новым литературным источникам и новым изобразительным источникам, которые использовались мастерами…  Естественно, эта икона писалась с гравюр, поскольку эти маленькие изображения были  на неразрезанных листах (потом их разрезали, могли вклеивать в сборники; или неразрезанный лист был стимулом для иконописца написать это все вместе). Каждая икона имеет подпись. Эта традиция сводов Богородичных икон получила развитие  уже с конца XVIII века,  и многие  редкие иконографии, которые мы видим на этой раме, есть и в отдельных иконах. И такие иконы представлены у нас на выставке.

Одна из таких редких иконографий, которая появилась на рубеже XVII – XVIII века благодаря западноевропейской графике, – это Богоматерь «Силуамская». Неизвестно даже, откуда происходит ее название. Сказание о ней очень краткое, и речь там идет об одной из икон, которая находилась в Палестине. Эта икона повторяет гравюру, изданную в конце  XVI века в Антверпене Иеронимом Вириксом, и  отсюда так много необычного в ее иконографии. Прежде всего, это волосы, раскиданные по плечам Богородицы. Голова Ее покрыта, но у Нее немножко странный головной убор: на гравюре изображен тюрбан. У Нее необычное платье с V-образным вырезом. Младенец, расположенный слева от Нее, изображен в очень подвижной позе, не столь характерной для традиционной восточнохристианской иконографии. Таким образом мастер перевел западный источник в икону. Эта икона довольно сильно пострадала, в XIX веке ее поновляли; ее золотой фон и светлые поля – это  то, что относится к поновлению; но само изображение по контуру и двойной нимб Матери и Младенца – это авторская живопись. Судя по характеру письма, эта икона была выполнена мастером поволжского происхождения, конечно, связанного с Москвой, потому что редкие гравюры были сосредоточены только там. И там мастера как раз активно творили новую Богородичную иконографию.

– Дорогие телезрители! Мы еще продолжим рассказ из Центрального музея древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублева об иконописи Оружейной палаты.  Всего вам доброго, до свидания.

Автор и ведущая  Елена Чач, кандидат исторических наук

Записала Людмила Ульянова