Град Креста (Ставрополь). Вопросы, связанные с посещением храма

Слово митрополита Ставропольского и Невинномысского Кирилла.

– Хотелось бы ответить на многочисленные вопросы верующих людей о поведении в храме, о поведении в храме детей, о том, как найти свой храм, духовника, и на многие подобные вопросы.

Всего, конечно, не расскажешь, просто надо жить жизнью Церкви, надо регулярно посещать храм – и все встанет на свои места. Но какие-то правила знать нужно. Конечно, настоящий православный христианин должен иметь свой определенный храм. Если храмов много, это хорошо, замечательно. Но нужно иметь свой храм, в котором тебя священник знает и ты знаешь священника, знаешь помощников священника в храме – и для тебя и для них не является новостью твое какое-то неадекватное поведение. А если сегодня зашел в один храм, а завтра в другой? Где-то, может быть, есть и свои тонкости, правила. И надо все-таки исповедоваться у одного священника – должен быть один духовник; бывает так, что духовник находится в другом городе и мирянин едет к нему, скажем, раз в полгода, год. Но все равно нужно ходить в один и тот же храм. Конечно, можно зайти в другой храм, приложиться к святыням – никто этого не запрещает, но регулярно посещать человеку нужно один храм.

В свое время (в царское) происходило так, что жителей конкретной улицы приписывали к конкретному храму, и священник внимательно смотрел, все ли, например, во время Великого поста были на исповеди и на причащении. Если кого-то не было, он сразу узнавал: а что случилось? как такое произошло? Может быть, это и правильно, но, наверное, совершенно нормально выбирать храм по своему желанию; все-таки нужен какой-то конкретный храм.

Теперь о том, кто может делать замечания в храме. Конечно, люди, облеченные определенной властью, – это священник, диакон. Или сотрудники, которые имеют на это разрешение священника и по-другому одеты: например, имеют повязку на руке «дежурный по храму» или халатик уборщицы, продавщицы за свечным ящиком. Понятно, что если человек в халате, значит, он имеет особое отношение к храму – он сотрудник этого храма; и такой человек может делать замечания.

В отношении детей сегодня есть разные мнения. Кто-то говорит, что нужно делать специальные комнаты, где дети играли бы, а потом их принесли бы на причастие, и на этом все: якобы дети мешают на богослужении. Кто-то говорит, что маленькие дети должны быть дома – они кричат в храме, да и дети постарше тоже до определенного возраста: пока не будут осознавать, что нужно стоять ровно и спокойно всю службу в течение двух часов.

Знаете, мы все избаловались: дети избалованы до невозможности, да и взрослые тоже. «Вот, нам скамейки надо». Да, если люди больные, пусть присядут. А вот скамеек, как в католических храмах, у нас в Русской Православной Церкви не было и не будет никогда. В свое время, будучи детьми, мы приходили в храм – я, дети нашей семьи, дети ближайших родственников. У нас было три семьи (я уже об этом как-то рассказывал), и из трех семей вышло более 50 священников – и стояли как вкопанные. Порой из храма невозможно было выбраться даже по нужде – храм был битком. А на Пасху мы приходили в храм часов в 6-7 вечера, чтобы пройти, пока нет сотрудников милиции и комсомольцев: детей на Пасху в храм не пускали, и вот нужно было просидеть в храме до утра, пока служба закончится. Посчитайте сами: служба шла четыре часа, как правило, плюс до этого еще часа четыре  – восемь часов! Но мы почему-то не бегали по нужде, не бегали по храму (да и бегать-то было невозможно, как я уже говорил, – где-то в уголочек или на клирос забился, и все: места не было, храм битком). Никто не кричал, не бегал.

Почему сегодня нельзя заставить, уговорить, объяснить детям, как себя нужно вести? Конечно, они могут сесть на ступеньки амвона или на скамеечку – этого никто не запрещает. Может быть, маленького грудного ребенка стоит принести попозже, к концу богослужения? Его нужно распеленать во время службы, переодеть, он может кричать долго и сильно, но это особый случай. Но уже с 2-4 лет ребенок должен стоять молиться. Какие игры в комнате? В нашей семье с двух лет постились, и, слава Богу, все нормально, все в порядке. И я этих позиций по поводу игровых комнат во время богослужения не понимаю. Помолились – потом (вне службы или между службами) может быть игровая комната, потом может быть игра на детской площадке на территории храма. Сегодня есть возможность, и мы при всех храмах такие площадки открываем, чтобы мамочки с детьми приходили, отдыхали на территории храма, могли в храм зайти. Это площадки, где не ездят машины, где тихо, спокойно и благоустроено. Но такого, что дети должны находиться в игровой комнате во время службы, я не понимаю.

Чтобы до конца знать все правила в храме (я с этого начал разговор), надо быть членом этой общины, посещать регулярно храм, и все встанет на свои места, и каждый мирянин будет прекрасно знать, что ему делать, как поступать. И, конечно, очень важно, чтобы и от настоятеля, и от всех сотрудников, и от всех прихожан в храме была сугубая любовь. Священник должен быть просто воплощенной любовью, другого просто не дано – он не директор в храме, он не грозный начальник. Может быть, на совещании с сотрудниками – там уж по характеру каждого священника и, так сказать, по поведению сотрудников, всякие бывают сотрудники. А во время службы священник – это воплощенная любовь. Совершающий бескровную жертву другим не может быть. И по отношению к людям, пришедшим порой в тяжелейшем состоянии (да и неважно – в каком), священник должен проявлять только любовь. Также и сотрудники, и миряне должны проявлять любовь по отношению друг к другу.

Я часто молодым священникам, рукополагая их в сан, произношу избитую, может быть, фразу, что им необходимо быть к себе требовательными, а к людям снисходительными, – вот тогда все будет правильно. Требовательность к себе: пораньше встать на молитву перед богослужением, подготовиться, все вычитать как полагается, совершать богослужение истово, громко, внятно, все требы (молебны, отпевание, крещение, венчание) совершать как полагается, вычитывать все положенные молитвы и так далее. А к людям быть снисходительными – ну кто он, этот человек, который пришел? Может быть, он никогда в жизни не был в храме.

Как я в 90-е годы говорил: кто она, эта бабуля, которая пришла, ругается с кем-то? Порой комсомолка 30-х годов, которая не знала Бога вообще, а еще, может быть, с кем-то и выкидывала иконы из домов других, ее просто обманули, завлекли. Вот как бывает: опоили чем-то… И здесь то же самое – заколдовали просто. И потом огромное разочарование: муж пьяница, сын спился или еще что-то... Страшные военные годы пережили эти люди, послевоенный голод. А в военные годы муж, может быть, и на фронте погиб, не просто спился. Потом она одна поднимала детей, стояла у станка или пахала землю. И вот эта больная женщина пришла в храм, чтобы духовно стать здоровой. Она еще приползла, чувствуя при всем том, как ее воспитывали: что что-то не так в этой жизни, что надо что-то делать – душа просит. Кто-то, может быть, ей подсказал, храм рядом, колокольный звон... Пришла. И у нее, может быть, до конца ее дней останется это нервное состояние, то тяжелое наследие, ей уже не до улыбок за такую страшную жизнь... Но и ее нужно терпеть. Если она стала сотрудницей – что ж, ее надо потерпеть тем людям, которые приходят в храм. Хотя там, где я был настоятелем, я всегда жестко ставил вопрос перед сотрудниками о любви, о расположении по отношению ко всякому приходящему в храм.

Например, в одном из храмов у меня была одна из сотрудниц: она 25 лет прослужила охранницей по тюрьмам. Ну что делать? Чудный человек! Замужем не была ни разу в жизни. Царство Небесное бабе Ане... Вот такая она была: так «отбреет», так встретит человека!.. И она зарплаты не получала, просто стояла у панихидного стола в халатике, помогала с продуктами на панихидном столе, свечки убирала – все совершенно бесплатно. Я же не мог ее из храма выгнать. По-своему я очень ее любил и причащал ее перед смертью. Считаю ее все равно благочестивым человеком. Просто человек, который придет в храм и станет членом общины, и ее поймет – он поймет, что нужно понимать каждого, принимать его с тем, что у него есть, и надеяться, что Господь, святые таинства и наша любовь сделают его лучше.

Надеюсь, что будут все больше создаваться новые общины, подлинные общины, семьи, так сказать, при наших храмах, и тогда храм будет по-настоящему спасать людей.

Записала Нина Кирсанова