Духовные размышления. «Радуйся, надеждо благ вечных...»

– Отчего, спрошу я вас и себя самого, бывают так невеселы, так печальны глаза и лица современников, окружающих нас людей? Сегодня редко-редко встретишь человека доброй нравственности и при этом бодрого духом, искрящегося энергией, радостного, способного словом, собственным примером ободрять и утешать людей. И напротив, среди грохочущих звуков ночного города, среди ослепительно фосфоресцирующих электрических реклам, наблюдая за жизнью пьющего, жующего, пляшущего человечества, более видишь маски, иногда напоминающие смертный оскал, и почти что не замечаешь (трудно сегодня найти) людей со светлым, жизнеутверждающим состоянием духа. Отчего такая безрадостная картина? Думается оттого, что сегодня мало кто в Господе Боге и Его благодати, живительной силе Духа Святого полагает свое сокровище, свет, пищу, опору, утешение. Люди занялись поиском суетного, разменивают свое истинное духовное счастье на черепки и осколки чувственных приманок и развлечений.

Не об этом ли говорил, дорогие друзья, царь и псалмопевец Давид в одном из своих псалмов: «Вскую (почто, зачем) шаташася (то есть бегают из стороны в сторону) языцы (народы, племена), и людие поучишася тщетным (то есть поучаются каким-то пустякам, ничего не стоящим вещам)?» Между тем упомянутая царем Давидом суетность, болезненное любопытство к скоропреходящим вещам, желание обладать всем миром при забвении самых глубоких потребностей собственного духа приводят всегда к печальным последствиям. Каким же именно? Душа, потерявшая детскую чистоту, притупившая остроту восприятия мира, заглушившая в себе родник невинной детской молитвы и, более того, потерявшая ощущение зависимости от Господа Бога, без Которого мы, поверьте, и пальчиком двинуть-то не можем, незаметно для себя опускается все ниже, ниже, ниже… Мир вокруг нее становится темнее, мгла непрогляднее. Это то самое темное царство, бороться с которым совершенно некстати призывали писатели революционно-демократического направления XIX века. Некстати потому, что видели это темное царство вне самого человека, отождествляли его с общественными язвами, разъедавшими общество. Но не понимали ни Белинский, ни Писарев, ни Чернышевский, что оно гнездится там – в истоках и глубинах человеческого духа.

И проявляется это царство, насильство этой тьмы над бессмертной человеческой душой в печали, тоске, знаменитом сплине и хандре (язык пушкинского времени), в беспросветном унынии, которое сегодня обывателями именуется депрессией, в том внутреннем отягощении и смущении, в которые человек входит собственною волею. Выйти из этого состояния самостоятельно ему подчас уже не по силам, а нужна помощь. И помощь не столько психотерапевта, психолога и психиатра (безусловно, мы не отрицаем законности квалифицированного медицинского вмешательства), сколько помощь духовная, которая приходит к христианину чрез священника от Господа Иисуса Христа. И именуется она инъекцией Божественной благодати через таинства Крещения, Покаяния, Причащения, Брака. Росоносная сила Духа Святого светлыми лучами снисходит на кающегося христианина, обновляет его душу, отгоняет мрак уныния, помогает раскрыться за спиной крыльям веры и надежды, просветляет лицо человеческое. И отражается эта благодать искорками радости в глазах человека, который, веруя Господу, идет, как дитя, водимый Духом Божьим тропой бескорыстной любви.

Вот об этом-то сегодня, милые мои собеседники, мы и рассуждаем, обращаясь к Акафисту Пресвятой Деве Марии, и с любовью говорим: «Радуйся, надеждо благ вечных…» Матерь Божия сегодня именуется Надеждою! А надежда – наш компас, не столько земной, сколько небесный. Надежда на помощь Господа, на Его щедродательную десницу, в Священном Писании еще именуемую якорем. Действительно, якорь, вовремя брошенный с судна, придает кораблю устойчивость даже в волнах бушующего моря. Обратите внимание, на православных храмах мы часто видим в основании креста полумесяц, а вместе с вертикалью креста и его поперечинкой в нем нетрудно увидеть якорь – символ христианской надежды, о которой мы говорим сегодня применительно к молитве за нас Царицы Небесной.

Действительно, всякий, надеющийся на Ее заступничество и материнское ходатайство, никогда не станет жертвой всеподавляющего уныния. Сама Богородица весела духом. Вспомним хотя бы слова Ее, которые Она воспела вскоре после Благовещения, когда Дух Святой во всей полноте осенил чистейшую Марию. Что тогда произнесла Она, что тогда изрекли Ее уста? «Величит душа Моя Господа, и возрадовася дух Мой о Бозе Спасе Моем». Вот эта радость, осененность, преизбыток жизни, который носит в Себе Царица Небесная, становится уделом, частью сердца христианина, который понимает, что жизнь прожить – не поле перейти. И для того чтобы избежать упомянутой нами депрессии, апатии, расслабления, бездеятельности, весьма свойственных в наши дни не только молодежи, но и пожилому поколению, необходимо на дню и раз, и два, и три, и тридцать три раза обращаться к Богородице с Архангельским приветствием: «Богородице Дево, радуйся, Благодатная Марие, Господь с Тобою, благословенна Ты в женах, и благословен плод чрева Твоего, яко Спаса родила еси душ наших». А если вы не верите смиренным устам проповедника, то обратитесь, дорогие мои сегодняшние собеседники, к классической русской литературе и поэзии.

Давайте вспомним Михаила Юрьевича Лермонтова, которому жизнь давалась совсем не просто. Обделенный материнской любовью, лишенный возможности общения со своим родителем, наш гениальный поэт как будто чувствовал себя обиженным. Главный мотив его творчества – одиночество, отчуждение от людей. Он чувствует себя каким-то разочарованным странником, потерянным в этом мире. Иногда его душа испытывает чуть ли не озлобленность к тем, кто не оправдывал его доверие в общении с ним. Но на лоне природы, когда он слышал, как родник поет таинственную сагу, где он видел волнующуюся желтеющую ниву, когда созерцал, как уютно, за тенью сладостной зеленого листка прячется малиновая слива, примечал, одним словом, красоту Божьего мира, он вспоминал и начинал твердить наизусть ту молитву, которую слышал в раннем детстве из уст своей бабушки.

В минуту жизни трудную,
Теснится ль в сердце грусть (вот она, эта печаль, которая так легко переходит в уныние, депрессию),
Одну молитву чудную
Твержу я наизусть.

И затем поэт признается, что словам этой молитвы присуща какая-то внятная его душе благодатная сила. И ощущая наитие этой силы, он чувствует, как тяжелое бремя подавленности и разочарования оставляют его, и поэт завершает свою исповедь такими вселяющими надежду на лучшее словами:

И верится, и плачется,
И так легко, легко…

Нам остается лишь спросить его: «Михаил Юрьевич! Что же это за чудесная, чудотворная молитва, которая возвращала Вам силы к бытию, примиряла Вас с действительностью, давала Вам ощутить то, что Вы некогда испытывали в детстве, наблюдая как бабушка, любящая Вас, молилась перед фамильным образом Спасителя прежде Вашего отхода ко сну?» Ну конечно же, это молитва, которую вы только что слышали – Архангельское приветствие, начинающееся словами: «Богородице Дево, радуйся!»

И мы сегодня, дорогие друзья, желая выбраться из сумерек уныния и печали, хандры и сплина, разочарования и тоски на свет Божий, взирая в книгу Акафиста, разгладив морщины на челе и улыбнувшись самим себе, скажем: «Радуйся, надеждо благ вечных…» Царице Небесная воистину приближается к нам духом и обновляет в сердце надежду, которая никогда не посрамляет и является проводником Божественной благодати в сердце молящегося.

Расшифровка: Наталья Коваль