Читаем Добротолюбие. Выпуск от 5 ноября

Курс ведет священник Константин Корепанов.

Мы продолжаем читать «Наставления» преподобного Марка Подвижника о духовной жизни из первого тома «Добротолюбия». Напомню, что разговор у нас идет о скорбях, и уже в нескольких передачах мы говорим о том, как учит понимать скорби преподобный Марк.

В прошлый раз мы читали пятьдесят восьмое слово, смысл которого заключался в том, что скорби и обличения по времени и переживаниям не всегда сообразны тому греху, той ошибке, тому преступлению, которое было некогда нами совершено. Второй тезис пятьдесят восьмого слова несколько другой, хотя говорится в нем как будто о том же самом: что воздаяние за грех не всегда происходит тем же самым грехом и в ту же самую меру.

Возьмем, например, воровство. Вот человек украл некогда некую сумму денег у кого-то, но никаких последствий в связи с этим не было. Позже, спустя двадцать-тридцать лет, он пришел в Церковь, стал приносить Богу покаяние, стал пытаться исповедоваться, выправлять свою жизнь. И вдруг он терпит некий убыток, – убыток очень большой, очень серьезный.

Но поскольку прошло уже тридцать лет, человек не может сразу осознать, что с ним произошло. И даже если он вспомнит тот давний грех, то скажет: «Подумаешь! Украл-то я тогда, тридцать лет назад, всего двадцать пять рублей!» Однако двадцать пять рублей тридцать лет назад – это все-таки достаточно большая сумма. Кроме того, по закону Божьему человек, обидевший другого человека воровством, должен возместить ущерб вчетверо, поэтому вполне возможно, что сумма выросла. Человек наказуется, как ему кажется, несоответственно, но только потому, что он не читал Священного Писания. Хотя это очень простой случай.

С тем же самым воровством могут быть связаны и очень сложные случаи. Например, мы украли у кого-то нечто (скажем, золотое кольцо, или золотую сережку, или некую сумму денег). В общем, кража привела к тому, что после нее человек потерпел очень большой ущерб – и вся его жизнь оказалась сломана: он был раздавлен, повержен и умер, спившись или наложив на себя руки.

А мы об этом даже знать не знали! Мы видели в совершенном грехе только воровство и думали, что нам достаточно принести покаяние только за воровство. Но вдруг на нас сваливаются такие скорби, которые полностью уничтожают нашу жизнь, – мы вздохнуть не можем от тяжести свалившихся скорбей и недоумеваем: «Господи, за что же?»

Мы приходим на исповедь и говорим: «Батюшка, ну почему так? Я, конечно, был когда-то хулиганом – украл то, украл другое. Но я же покаялся! Почему такие тяжелые скорби? Тело болит, жить не хочется, молиться не могу. Почему так тяжело? За что на меня Бог прогневался?» И батюшка, поскольку он не святой отец – не преподобный Серафим Саровский, не старец Иоанн (Крестьянкин), конечно, не может соотнести нынешнюю нашу скорбь с тем грехом, который мы совершили  тридцать лет назад или двадцать лет назад.

Батюшка не знает, почему это происходит. Он молчит, он недоумевает – вроде человек, сейчас стоящий перед ним, хороший. За что же он мучается? И никто из них не знает, что кража, совершенная некогда этим человеком, повлекла практически духовную смерть и гибель другого человека. Поэтому, чтобы ему исцелиться, нужно великое страдание.

Но человек-то знать этого не знает, и соотнести свои скорби с тем грехом он не может. И тогда ему надо поверить Богу, что эта переживаемая скорбь ему необходима – крайне необходима. Ее нужно пережить с верой во Христа. Человеку надо поверить в то, что эту скорбь послал Бог. И какая разница – почему, за что? Даже если мы страдаем, как Иов, – ни за что, то и в этом случае надо принять скорби с миром и смирением. И тогда, может быть, нам неожиданно откроется или причина, или цель того, что с нами происходит. Но все может быть и по-другому; это опять-таки только один из случаев.

Еще пример. Когда-то в незапамятные времена человек украл некую сумму денег у другого человека. Прошло время, и вдруг кражу претерпел его сын. Он буквально разорился – его обманули, его предали, и он, несчастный, мучается без денег. А отец, ходящий в храм (может быть, это даже священник), говорит: «Почему? Почему мой сын мучается? Я же за него молюсь! Я же за него ходатайствую! Почему у него ничего не получается?»

И тоже, наверное, не сразу получится у человека соотнести, что он сам в молодости сделал какое-то дело, которое привело к ущербу, допустим, его сверстника. Но сверстнику тогда помог отец – он принял участие, проявил заботу. И хотя ему было тяжело, сын выправился без последствий. Но отцу было тяжело! И вот теперь сын, как отец, страдает. Казалось бы, его нужно было наказать, но тогда-то страдал не сын, тогда страдал отец. Теперь он стал отцом и почувствовал, каково это – помогать обиженному сыну.

Вот только три примера, хотя на самом деле я могу еще три разных случая привести. Например, как мне кажется, совершенно несопоставимый случай – человек украл некую святую вещь (скажем, икону в разоренном храме или, допустим, у бабушки лежачей, умирающей) и продал ее за некую сумму денег. Его наказание никак не будет связано с материальным ущербом, потому что никакого материального ущерба он не причинил. Он совершил святотатство, и каково будет за это наказание, трудно даже представить.

Может, он будет предан бесу, может, он будет спиваться или станет наркоманом, может, его просто изобьют… Никогда ничего нельзя сказать точно, но когда человек принимает эту скорбь, доверяет, что она послана Богом, просто принимает ее как дар Божий, тогда он смиряется и несет ее. Если Богу угодно, Он открывает человеку, почему эта скорбь терпится. Если не открывает, значит, все равно нужно ее терпеть, ибо ничего случайного в жизни человеческой не происходит.

Почему же так? Люди часто задают себе вопрос: «Почему так?» Потому что это наказание! Не просто потому, что Бог суров, хотя, как говорит апостол Павел, страшно впасть в руки Бога живаго (Евр. 10, 31). Но дело не просто в некоем желании Бога во что бы то ни стало наказать человека, возместить, так сказать, моральный ущерб, как об этом рассуждали в средневековье (так родилась юридическая теория искупления).

Нет, само наказание и есть исцеление человека! Человек исцеляется в то время, когда претерпевает наказание. Претерпевание скорби есть лекарство – это укол, прививка, это именно то, что причиняет боль, но исцеляет душу человека. Важно, чтобы человек вкусил плоды своих дел, чтобы почувствовал чужую боль, чтобы сердце его умягчилось, чтобы гордыня его в скорбях смирилась.

Сегодня мы не принимаем мысль о наказании – мы даже детей своих уже давно не наказываем. И принять мысль, что Бог наказывает кого-то, мы не можем. Мы даже говорить об этом не можем, мы спорить начинаем с пеной у рта: «Да не может Бог наказывать людей!» Хотя все знают, что и в Ветхом, и в Новом Завете есть слова, которые говорят о том, что Бог кого любит, того наказывает (Евр. 12, 6). Но это не действует на современного человека.

Наказание есть пластырь, который врачует душу. Ведь если я сделал этот поступок, значит, во мне есть зло. И это зло нужно уврачевать. А если его не уврачевать, то я не смогу войти в Царство Божье – не потому, что Бог на меня сердится, а потому, что  само это зло станет препятствием, станет стеной между мной и моим блаженством в Царстве Божьем, между мной и Богом.

Я должен это зло из себя выдавить, вывести его! Оно подобно яду, который надо высосать вместе с кровью, чтобы он ушел; оно подобно гнилому члену, который надо отрезать, чтобы он не заразил все тело. И наказание является той хирургической операцией, которая избавляет меня от живущего во мне зла. Именно оно и стало причиной того, что  я сделал тот или иной грех. И если в этом смысле Бог нас не наказывает, то мы остаемся не просто ненаказанными – мы остаемся неисцеленными, как это и было в случае с богатым и Лазарем, о чем мы в прошлый раз говорили.

Однако есть маленькое «но» – очень важное, очень значимое. Если человек наказывает сам себя, если он мучает себя, если он плачет перед Богом и корит себя за совершенное зло, если он места себе не находит из-за того, что когда-то совершил, то он милуется Богом. Зачем человека наказывать, если он наказывает себя сам? Это и есть покаяние. Покаяние либо выдумывает себе мучение, чтобы наказать себя самого за совершенные грехи, либо готовится терпеть скорби, когда за эти грехи наказывает Бог.

Вот как пишет о подобных вещах в шестьдесят девятом абзаце преподобный Марк Подвижник:

Если бы мы старались о смиренномудрии, то не было бы нужды в наказании нас, ибо все злое и скорбное, случающееся с нами, приключается нам за возношение наше. Если на Апостола, чтобы он не превозносился, попущен был ангел сатанин, «да пакости ему деет», тем более на нас, когда превознесемся, сам сатана попущен будет попирать нас, пока мы не смиримся. Праотцы наши владели домами, имели богатство, имели жен, заботились о детях и вместе с тем, по причине своего ненасытимого смиренномудрия, беседовали с Богом, а мы удалились от мира, презрели богатство, оставили дома и, думая, что пребываем с Богом, бываем поруганы бесами за возношение наше. Превозносящийся не знает себя самого, ибо если бы он видел свое безумие и немощь, то не превозносился бы, а не знающий себя как может познать Бога?.. 

Эта мысль достаточно прозрачна: смиренный человек потому и становится смиренным, что наказывает себя сам. Именно погружение в смирение является плодом того, что человек терзает свою душу, вспоминая прежние грехи и ходатайствуя за них перед Богом. «Повинную голову меч не сечет!»

И наказание Божье, скорби, попускаемые нам и обрушивающиеся на нас, приходят тогда, когда мы забываем о смирении, когда мы начинаем превозноситься, когда мы кого-то осуждаем, когда мы забываем об очищении прежних грехов, когда мы забываем о том, что сделали что-то нашим близким. Именно это позволяет нам жить радостно и забывать о смирении. Вот тогда-то Господь и напоминает нам о наших грехах тем, что попускает скорби.

Каждый человек, приходя на исповедь, говорит о том, что у него какая-то скорбь –  великая или не очень. Но он должен говорить не так, как обычно говорят: «Ну что ж, наверно, я это заслужил». Это не ответ. Если скорбь попущена Богом, то она обязательно для чего-то нужна, и мы, несомненно, ее заслужили. На самом деле мы заслужили гораздо большего, худшего и страшного, но Бог милостив. Потерпим это, смиримся и почувствуем, как милость Божья не только отнимает у нас эту скорбь, но и утешает нас великим утешением.

Ради смирения нашего попускаются нам скорби. Если мы не можем смириться, если ропщем на Бога, то скорбь только усиливается. Смиримся, скажем, что достойны, перестанем испытывать судьбы Божьи, отдадимся в Его волю и попросим милости. Перестанем превозносить других, гордиться перед другими, осуждать других и увидим, что скорбь пройдет.

Семьдесят пятый абзац «Наставлений» святого Марка Подвижника:

Духовный закон суть заповеди Христовы, из которых первая и величайшая есть любовь, она не мыслит зла, но вся любит, всему веру емлет, вся уповает, вся терпит (1Кор. 13, 5. 7), по слову Писания. Сей любовью различаемся мы один от другого, но (полноты) ее достоинства никто из нас не достигает, а ожидает, что благодать Христова восполнит наши недостатки, если только мы не вознерадим о делании по силе нашей, ибо Бог знает, сколько мы не можем сделать по немощи, и сколько не исполняем дела любви по нерадению. Но так как любовь укрепляется не только произвольными трудами, но и случающимися скорбями, посему-то много нужно нам терпения и кротости, при содействии помощи Божьей…

Это как бы итог «Наставлений» святого Марка Подвижника – они скоро закончатся. Напомним, когда-то они начинались с разговора о крещении, а теперь преподобный предлагает некое резюме. Духовный закон христианина – это исполнение заповедей Божьих. Первая заповедь Божья есть заповедь о любви, поэтому весь закон в том, чтобы любить друг друга, любить другого человека. Это не просто мысль преподобного – это заповедь Божья, и тут он ссылается на Послание апостола Павла к Коринфянам. Но мы знаем, что тот же апостол Павел говорит: Друг друга тяготы носите, и таким образом исполните закон Христов (Гал. 6, 2).

По сути, ничего нового здесь святой Марк Подвижник не говорит. Духовный закон есть любовь, но любовь такая, что человек становится способным носить тяготы друг друга и терпеть немощи друг друга. По мысли святого Марка Подвижника,человек отличается от другого человека именно этим – степенью любви. Но эмоциональная душевность, которая проявляется в способности обнимать, говорить ласковые слова, улыбаться – это не степень любви.

У людей разный темперамент: один интроверт, другой экстраверт; один любит обниматься, другой не любит обниматься; один улыбчивый, другой нет; один очень много думает, другой не думает вообще – это все темперамент, который никакого значения не имеет. Люди часто ошибаются, бросаясь в объятия человека душевного, потому что он открытый, потому что он веселый, потому что он легкий, потому что он умеет общаться и рассказывать истории. Но люди такого ценят.

А другой не умеет! Он одинокий, и к нему никто не ходит. Но это не значит, что он пустой, что он неглубокий, что он никого не любит. Он свою любовь прячет за такой образ, а сам втайне молится за всех людей. Подобные люди и в житиях святых описаны.  Не все они были подобны святому Серафиму Саровскому. Да и вспомним-ка, что сам батюшка Серафим щедрым и  открытым стал только в последние несколько лет своей жизни. А до этого он жил в затворе, ни с кем не разговаривал, никого к себе не пускал. Встречая человека, он даже падал лицом вниз и лежал до тех пор, пока человек не проходил мимо… Это все темперамент, и мы часто на это попадаемся.

И вот мысль, которую нам надо бы услышать: любовь проявляется не в том, с какой душевной расположенностью мы встречаемся с людьми. Хотя, конечно, если у нас есть возможность, то мы должны постараться, чтобы открываться навстречу людям, улыбаться и являть им открытое сердце. Но не всегда это возможно и не у всех это получается.

Однако не это является главным критерием, определяющим способность человека любить, а готовность «носить тяготы друг друга» (Гал. 6, 2). Насколько человек может терпеть немощи другого безропотно, милостиво, снисходительно покрывая их, настолько он и способен любить. Человек определяется именно этим, а его любовь определяется способностью переносить немощи и недостатки других.

И мы очень часто видим в повседневной жизни, что люди открытые и веселые бывают крайне нетерпимы к недостаткам других людей, чаще всего – своих близких, своих домашних. И мы знаем, мы видим, мы замечаем, что есть люди, которые могут совершать великие подвиги милосердия в отношении больных и страдающих людей, а вот грешников они ненавидят.

Это все общее место, и говорить об этом нет смысла. Сейчас для нас главное – это понять, что люди отличаются друг от друга  степенью любви, а степень любви проявляется в том, насколько человек снисходителен, терпелив, насколько он милостиво относится к чужим недостаткам в повседневной жизни.

Но сколько бы у кого этой любви ни было, все равно, как говорит и Священное Писание, и преподобный Марк Подвижник, все люди будут недостаточны – никто не достигнет той степени любви, которую имеет Бог. А поскольку в нас, христианах, живет Бог, то мы должны любить другого человека так, как любит его Бог. Но по благодати Божьей мы действительно можем стремиться к большему, и любовь Божья в благодати своей покроет и наше несовершенство, и наше недостоинство, лишь бы было хоть что-нибудь, что нужно покрывать.

Совершенная любовь только в Боге – это  понятно! А человек только стремится к этой совершенной любви. Но он стремится ­– именно к этой совершенной любви!  Вот та цель, к которой человек должен идти. Он не должен уподобляться бестелесности ангелов – это неправильный путь. Он должен уподобляться любви Христовой. И совершенство Божие – это совершенство любви, а не совершенство бестелесной духовности.

Бог, став Человеком, не презирал человеческую плоть, человеческое тело, человеческие отношения. И поэтому стремление христианина направлено не на то, чтобы выйти за пределы тела, плоти, за пределы брака, за пределы социума, отношений с другими людьми. Оно направлено на то, чтобы все это наполнить любовью, чтобы везде была любовь Божья.

Поэтому мертвенность Христа, которую все мы носим в себе с момента крещения, это не мертвенность нашего мертвого тела, – это мертвенность нашей воли, направленной на угождение себе. А значит, мы просто не должны угождать себе. И об этом в Евангелии очень ясно написано: отвергнись себя (Мк. 8, 34). Мы должны не убить свое тело, а отвергнуть свою волю, которая направлена на угождение себе.

А воля наша должна быть направлена на другого, как об этом постоянно говорят и апостол Павел, и Христос в Евангелии. Мы не себе должны угождать, а ближнему во благо к назиданию. И каждый должен служить ближнему своему, а не самому себе. Интересно: никто из нас не живет для себя, и никто не умирает для себя (Рим. 14,7).

Все мы живем для Бога, живем именно для того, чтобы любить Его и – по любви к Нему – любить окружающих нас людей. Это принципиальная установка: человек стремится к любви. Любовь же укрепляется, как мы читаем об этом в семьдесят пятом абзаце, с одной стороны, трудами или, можно сказать, аскезой: постом, молитвой, бдением. Но все это совершается для любви.

Сами по себе эти упражнения не имеют цены – они лишь  средства для стяжания любви. Собственно, об этом написан блестящий и всем хорошо известный аскетический трактат Иоанна Лествичника. И все обозначенные там ступени – от покаяния и поста до молитвы и безмолвия, это ступени к любви. К ней стремится человек! Он не просто постится ради поста или молится для того, чтобы переживать какие-то состояния, он делает это для того, чтобы стяжать любовь.

Напомню,что говорит об этом не какой-нибудь современный «либерал», а святой отец, аскет, монах, подвижник. Преподобный  Марк говорит о том, что главная цель – это любовь и что для ее стяжания необходимы труды. А второе, что необходимо для стяжания любви, – это скорби, потому что именно они приводят человека к смирению, сокрушению и упованию на Бога.

А все это вместе приводит к благодати – сердце смиренное стяжает благодать, сердце сокрушенное стяжает благодать, упование на Бога соединяет с Богом. Бог есть любовь, Он сходит в смиренное человеческое сердце, Он сочетается с человеком, уповающим на Него, и таким образом человек становится способен любить. 

Ведь это на самом деле так! Ведь любовь есть способность нести немощи других! Вспомним, что и Христос понес наши болезни, наши немощи, а это и есть подлинное христианство. Раз так, то становится понятно, что смирение, терпение скорбей, сокрушение сердца как раз и помогают нам нести немощи других, потому что приучают нас к долготерпению и милосердию. Если мы сами пережили скорбь, то знаем, как утешить других. Если мы сами страдали, то знаем, как помочь страждущим. Если сами терпели искушения, то можем и искушаемым помочь.

Ведущий священник Константин Корепанов

Записала Инна Корепанова