Читаем Добротолюбие. Выпуск от 14 мая

Курс ведет священник Константин Корепанов.

Мы продолжаем читать первый том «Добротолюбия». Сегодня начинаем знакомиться с творениями святого преподобного Марка Подвижника. Этот святой подвижник жил в IV веке. Подвизался он на Нитрийской горе, в некоем монашеском рассаднике, который позже будет назван скитом. Это такой топоним, который станет родовым названием особного, отделенного жития монашествующих. Он подвизался на этой горе в то же время, на том же самом месте, где подвизался и авва Исайя. Они современники и, конечно, скорее всего знали друг друга.

Удивительно, что люди, уединившиеся в глубокую пустыню, ушедшие от людей, оставляют записки, пишут. У аввы Исайи это как-то обезличено, то есть человек просто пишет. А вот у Марка Подвижника сборник его изречений начинается с «Послания к иноку Николаю», то есть существует известное лицо, которому он пишет, он не порвал с ним отношений, он заботится о нем и пытается его вдохновить и утешить. Вот эта отъединенность, о которой мы в прошлый раз говорили, читая авву Исайю, монахам Нитрийской пустыни несвойственна, нет ее у них. Они, идя в пустыню за Богом, вырывали из своего сердца мир, а не людей, они вырывали страсти, они вырывали грех, но они не боролись с людьми, они были открыты людям; даже тогда, когда казались от них закрытыми.

Например, известен эпизод из жития преподобного Арсения Великого, когда к нему очень издалека (особенно с теми способами передвижения) приехала из Рима некая богатая матрона, чтобы посмотреть на великого подвижника. Он не встретил ее с распростертыми объятиями и не благословил ее, он сел на пороге своего жилища и стал кушать на глазах у нее сыр, а был пост. Увидев такое беззаконие, женщина смутилась и ушла. Но как потом сказал ей знакомый монах, объясняя действия Арсения, ему действительно была дана такая заповедь: бегай людей. И он сделал это только для того, чтобы исполнить эту заповедь. Но даже сидя с сыром на пороге, он молился за эту женщину, сердце свое он от нее не закрыл. И то, что хотела она от него получить, она получила: не только назидание в смирении и верности Богу, но и молитвенное напутствие, которое она помнила и которым  жила. Хотя он не сделал ничего вещественным образом, просто сердце его приняло ее в себя и помолилось Богу о ней. И благодать искомую эта женщина получила.

Искусство этих удивительных подвижников в том, что мы представляем их себе очень сухими, необщительными, жесткими, даже, может быть, грубыми, но на самом деле они вовсе таковыми не были. Мы сейчас увидим это предметно, когда начнем читать первое сочинение преподобного Марка Подвижника. Это то, чего нам, может быть, очень и очень не хватает. Мы действительно создали себе образ подвижника в стиле старца Ферапонта из романа «Братья Карамазовы». Мы считаем, что именно эта жесткость, неприступность, замкнутость, отрешенность и грубоватое общение с окружающими людьми есть то, что подчеркивает наш духовный образ жизни. Но на самом деле люди подлинно духовные, как мы это видели еще в прошлый раз, общительны, очень добры, ласковы, нежны. И об этом мы сегодня тоже еще поговорим.

Так вот, преподобный Марк Подвижник, что тоже необычно в своем роде и странно, ушел в пустыню, когда ему было примерно около сорока лет. По нашим меркам жизнь уже заканчивается, человек пошел замаливать свои грехи. Мы не знаем, как он жил до сорока лет. По всей видимости, жил так же, как и после сорока лет, только жил в миру. Возможно, он, как преподобный Сергий Радонежский, ухаживал до конца за своими родителями или обеспечивал будущность своей сестры, нам не известно про это ничего. Мы только знаем, что он, уже придя в пустыню, с детства знал Священные Писания, знал их настолько хорошо (и Священное Писание Ветхого Завета, и Священное Писание Нового Завета), что цитировал их наизусть. И к тому времени он умел молиться. Но при этом он был очень тихим и кротким. И именно это, не способности цитировать Священное Писание, не знание наизусть огромных отрывков из пророка Исайи или пророка Иеремии, а именно его непоколебимая тихость, кротость, тишина всех поражали; это чувствовал каждый человек, соприкасающийся с преподобным Марком.

Да, такое было время. Людей, знающих наизусть Священное Писание, было много, потому что это был один из способов знакомства с текстами Священного Писания. Таких малоформатных изданий, какие есть сейчас, тогда, разумеется, не было и быть не могло. Это были очень большие книги на пергаменте, это было очень дорого, очень громоздко, очень неудобно, чтобы пользоваться всем корпусом книг Ветхого и Нового Заветов, а пользоваться хотелось. Поэтому люди с юности или придя в монастырь заучивали значимые большие отрывки наизусть, чтобы читать их по памяти и поучаться в Священном Писании. И он этим никого сильно не удивил. А вот люди, оставившие о нем свои воспоминания, говорят, что вот эта кротость и тихость были из ряда вон выходящие, просто поражали всех.

Два известных историка (один церковный – Созомен, другой жизнеописатель подвижников – Палладий) оставили о нем воспоминания, так что существование этого персонажа, этого святого отца может совершенно не подвергаться сомнению, как и свидетельства вот об этой глубокой тишине его характера.

Тоже ведь удивительно: когда мы более или менее изучим Священное Писание (скорее менее, чем более), почему-то это дает нам внутреннее право постоянно поучать, постоянно что-то говорить людям, не только делая замечания, но испытывая просто желание как-то высказаться на тему Священного Писания; или же на какую-нибудь злобу дня припомнить этот текст... Вот этой тишины нам всем очень не хватает. И этот парадокс кажется странным. Но на самом деле, если мы рассмотрим законы духовной жизни,  то поймем, что он очень естественный. Ведь человек может знать Священное Писание, размышляя о нем как о некоем тексте, который открывает тайны духовной жизни, богословия и Промысла Божия. То есть человек получает некое знание, у него оно есть, а у других нет. И это знание естественным образом надмевает человека, он считает себя вправе судить о многих вещах. И так неизбежно об этом немало написано в самом Священном Писании.

А вот когда человек читает Священное Писание для того, чтобы этим словом Божьим проверить самого себя, осудить самого себя, воспитать самого себя, изменить и преобразить себя с помощью этого слова, напитать себя, то такой и обретает то, что должен обрести человек, питающийся словом Божьим: тишину, мир, кроткий и молчаливый дух.

Таково необычное свойство Священного Писания. Мы читаем его, и нам хочется о нем говорить. Но люди, живущие Священным Писанием, те, которых мы считаем праведными, святыми, молчали, а не говорили. Вот такая амбивалентность, двойственность в восприятии Священного Писания: используя его именно как книгу, как поучение для себя, мы приобретем те качества, которые и предписываются Священным Писанием, и будем все больше молчать, все больше смиряться, меньше говорить. А когда мы читаем это, не применяя к самим себе, тогда, естественно, возбуждается желание поучать других. Нам бы помог преподобный Марк Подвижник так изучать Священное Писание, чтобы у нас от этого рождалась тишина и кротость, молчание и смирение. И это первые качества, которые мы должны жаждать получить от общения со словом Божьим.

Скажем еще: в сорок лет (очень поздно) ушел преподобный Марк в пустыню, а прожил он в ней шестьдесят лет и умер уже столетним отшельником, подвижником. Вот так бывает в жизни. Вроде бы, с нашей точки зрения, человек на старости лет пошел грехи замаливать: когда молодость бурная кончилась, человек подумал о примирении с Богом. А на самом-то деле в пустыне ему пришлось прожить дольше, чем до пустыни.

Вообще каждому человеку, особенно читающему «Добротолюбие», общающемуся с текстами святых отцов, нелишне, если это возможно, прожить год в пустыне, а если невозможно, то хотя бы представить, что это такое. Год. Ведь это пустыня. Это не джунгли, это не березовая роща русской равнины, это даже не побережье какого-нибудь Белого моря, очень суровое, но все-таки там есть движение, там есть жизнь: там поют птицы, там плещутся рыбы, там есть люди, которые плавают на лодках, ищут грибы, там есть журавли, летящие то на юг, то на север, там вьют гнезда птицы, там лес то одевается багрянцем, золотом, то снова расцветает и становится зеленым. Там есть лето и есть зима, есть журчание воды… Мало ли что есть во всех этих живых уголках природы. Это только я про природу говорю. А здесь пустыня. Это просто физически тяжело: там очень жарко днем, очень холодно ночью; и ничего не происходит, солнце только движется по небосклону. Даже облаков, по-видимому, нет: туч нет, осадков нет. Жажда – и все. Животных почти нет, людей вообще нет. Там только песок и камни. Кое-где очень скудная растительность, которая стоит от десятилетия к десятилетию, никак не изменяясь. Это унылый пейзаж, никакого общения, никаких прихожан или прихожанок, застолий, посиделок. И так, год за годом, только молитва, молитва, молитва… Это не общежительный монастырь, там практически нет какого-то рукоделия. Это молитва и богомыслие. И так изо дня в день.

Человек может попробовать в рамках своей квартиры ничего не делать, создать вокруг себя обстановку абсолютного минимализма во всем: в красках, в звуках, в еде, в одежде – полный минимализм, насколько это возможно в современной квартире, и заняться только тем, что молиться и читать. И человек почувствует, что вынесли эти люди, что они сделали, что такое шестьдесят лет пустынного жития, что такое шестьдесят лет непрестанной молитвы. Это какая же любовь к Богу, какая же сила внутри этих людей жила, что они смогли вынести это сухое, пустынническое житие!

И вот он прожил шестьдесят лет: не двадцать, как можно было предполагать, истомившийся, иссохший, измучившийся. Нет! Все, кто ушел туда, в пустыню, прожили долгую жизнь. А преподобному Марку Бог судил прожить аж практически сто лет. Все эти годы он провел, сохраняя тишину и кротость нрава, несмотря на такое унылое и, с нашей точки зрения, беспросветное отчаяние одинокой жизни.

После этого мы приступим к первому творению по представленному нам в «Добротолюбии» тексту – это «Послание к иноку Николаю». Кроме того, что это послание содержит очерк, казалось бы, всей духовной жизни от истоков монашеского бытия до самых вершин этого монашеского бытия, мне бы хотелось обратить в первую очередь внимание на то, что это «Послание» написано с великой любовью, которую Марк Подвижник имеет к своему корреспонденту, к иноку Николаю. Буквально он употребляет выражения: в лице любви твоей предлагал я душеспасительные мысли и советы благоразумия; начертать твоей искренности вот эти изложения основ духовной жизни. То есть, очевидно, он сохраняет переписку. Некий инок Николай писал ему с какой-то просьбой. Очевидно, что отношения с отцом Николаем были и раньше. И вот они разлучились, Марк Подвижник ушел в пустыню, а инок Николай остался где-то (может, в монастыре, может, в какой-нибудь келье возле города – где-то он остался, мы ничего про него не знаем). Но, уйдя в пустыню, преподобный Марк из сердца этого инока Николая не вычеркнул. Он не забыл о нем, он не отрекся от него, он не сказал ему: «Знаешь, я теперь один, ты меня не беспокой, ибо я пришел на эту гору, отрекшись от мира». Нет. Он пишет послание, и не просто пишет, выполняя как некую трудную, но неизбежную работу, а пишет это послание с любовью. С любовью и нежностью  он пишет это послание. Он показывает, что он переживает за него, заботится о нем, помнит о нем, любит его, молится за него. Он унес в сердце в пустыню не мир, он унес туда людей, которых он любил. Но, конечно, эта любовь была не страстная, иначе бы его молитва не смогла бы там создаться. Она была просто любовью, очищенной, преображенной любовью к человеку.

А разве не об этом говорит нам и апостол Павел в Послании к Ефесянам? Он говорит, что все мы соединены по Промыслу Божьему этими связями, которые и есть любовь. И эти связи любви между нами нельзя разрывать: невозможно, разорвав их, сохранить связь с Богом. Но мы часто так говорим. Именно: когда-то нам человек был дорог, у нас были с ним какие-то отношения, мы проводили время в беседах, и вдруг мы говорим: «Ты мне больше не нужен, я ухожу в монастырь!» Или: «Ты мне больше не нужен, я теперь имею другой социальный статус!» Это является преступлением против любви. А как всякое преступление против любви, оно не способствует созиданию ни молитвы, ни правильных отношений с Богом.

Можно также вспомнить известные всем слова преподобного Серафима Саровского, когда он называет пришедших к нему людей, своих визави, тех, с кем он сейчас разговаривает, «радость моя» или «Ваше боголюбие» (не важно, каков  духовный или социальный статус, церковный статус человека; просто он смотрит ему в лицо). Он не демонстрирует какое-то свое высокомерное отношение к кому-то, он возвышает того, с кем общается. Такова любовь.

Если мы, разговаривая с другим человеком, демонстрируем ему свое превосходство (и не просто демонстрируем, а хотим подчеркнуть свое превосходство нравственное, образовательное, социальное, любое превосходство), то это всегда против любви. Любовь превозносит того, с кем ведется разговор. Любовь всегда старается подчеркнуть его статус, его значимость, его образованность, его дары, его таланты. Нам кажется это странным. Мы, даже не замечая, привыкли идти по жизни, самоутверждаясь за счет того, что кому-то сказали колкость, кому-то грубое слово, кому-то сделали замечание. Нас это поднимает, мы чувствуем себя величественными за счет того, что имеем право кого-то поставить на место и кому-то сделать замечание. Но любовь, Христова в первую очередь, не такова. Он омывает ноги ученикам, Он возводит их до равенства с Собой, Он их называет друзьями, Он дает им дары, хотя они ничего для этого не сделали (даже предателю дает дары). И они могут изгонять духов. Он общается с ними как бы с великим уважением, хотя они ничего уважительного не сделали, но Он любит их. А любовь всегда уважает другого, да просто то существо, которое человек любит. И только так и можно повлиять на человека, когда в любви мы проявляем бесконечное уважение и стараемся подчеркнуть эту значимость для нас другого. Такова любовь.

Или еще в заключение вспомним, например, слова апостола Павла, который тоже говорит об этом же: будьте братолюбивы друг к другу с нежностью; в почтительности друг друга предупреждайте (Рим. 12,10). То есть в приветствии друг друга предупреждайте. Если встречаются два человека, приветствует не тот, кто старше или младше, а тот, кто больше любит, тот, у кого больше смирения, тот, у кого больше благодати. Вот это братолюбивы друг к другу с нежностью – это не просто некая формальная данность: раз так надо, так и сделаю. Нежность формализации не поддается. Нежность всегда выражает очень теплую, сердечную привязанность к человеку. И, как мы видим, ничего плохого в этом нет. И даже святые отцы, очень суровые аскеты, скитяне и Священное Писание говорят о том, что нежность в отношении к ближним нашим, почтительность, уважение не просто какие-то формальные, случайные качества. Это то, что привлекает благодать Божью, и то, что удерживает человека в благодати Божьей.

Записала Инна Корепанова