Церковнославянский язык советской эпохи. Часть 4.

Здравствуйте! Сегодня мы с вами продолжим, может быть, даже и закончим разговор о церковнославянском языке советской эпохи. Мы с вами говорили о всяких орфографических вещах, которые, казалось бы, напрямую не затрагивали церковнославянский язык, потому что касались языка литературного.Мы говорили о том, что церковнославянский язык был под запретом, как объект обучения, потому что методология научная развивалась, а церковнославянский язык изучать было нельзя – это был язык попов и религиозных мракобесов, выражаясь языком советской пропаганды.

И вот о советской пропаганде-то мы и поговорим: что такое интересное произошло, что вызвало такие ментальные сдвиги при изменениях в церковнославянском языке в том числе.

В одной из первых передач (первой или второй) мы с вами говорили, что русский национальный язык (не путать с литературным языком) трехсоставен. Мы, русские, восточные славяне, говорили между собой на восточнославянском диалекте, а церковнославянский язык был создан на основе южнославянского, и пришел к нам как высокий слог, у нас вся эта языковая система почти удвоилась.

На протяжении столетий существования двухстильности языка начинал образовываться средний стиль. Свою письменную разновидность он предпочел брать сверху, потому что церковнославянский язык, он книжный и письменный. Когда он был под запретом как объект изучения, его нельзя было называть церковнославянским, его называли «книжно-письменный», «книжно-славянский», чтобы обойти слово «церковный», тогда про него кое– что можно было еще говорить.

Так вот, средний стиль предпочел письменность взять сверху, а устную разновидность в значительной степени взял снизу, поэтому мы говорим и пишем, мы мыслим по-разному. Мало того, что устная речь идет через акустический канал и она последовательна, а письменная речь идет через оптический канал и она синхронна. Если посмотреть на движение глаз читающего человека, то они не по строчкам бегают, там гораздо всё сложнее.

Русский национальный язык

Вот эта самая стройная, самая мощная и красивая система русского национального языка в советские времена тоже была репрессирована. Поскольку церковнославянский язык напрямую был связан с православной верой, а православная вера и коммунизм – вещи несовместные,то церковнославянский язык был подвергнут такому же гонению, как и православие в целом, а именно: уничтожались его носители, а церковнославянский, да и любой, язык существует, прежде всего, в носителях.

Далее, церковнославянский язык – язык, прежде всего, книжно-письменный, уничтожались книги, и запрещалось печатать новые; сначала запрещалось, а потом уже и шрифтов-то не было. Когда стало можно печатать что-то славянским шрифтом, пусть даже не для церковных нужд, а, например, для научных – по старославянскому языку, выяснилось, что шрифтов нет, они уничтожены и их пришлось создавать заново.

Книжно-письменный язык без книг. Старые уничтожаются, новые переписываются, но это уже совсем другое качество книг. Первая возможность напечатать что-то появилась у Церкви в 1946 году, до этого микроскопическим тиражом вышло всего лишь 5 молитвословчиков.

Далее, церковнославянский язык – это всегдашний учебный предмет славян, по нему учились всегда, с момента его возникновения. С 1918 года он был вычеркнут из школьной программы, соответственно, обучаться ему стало негде, кроме как от одного человека к другому, но многому ли научит один человек другого, если это не систематический школьный курс? В общем, было гонение.

Более того, гонение было еще такого пропагандистского рода. Ведь мало было что-то разрушить, нужно было еще это дискредитировать. Если мы посмотрим, как это делалось в советские времена, такая дискредитация религии, это как сейчас в современных американских фильмах обязательно должен быть среди действующих лиц негр – такова «политика партии и правительства». И в советские времена там, где как-то можно было коснуться религиозной тематики, это обязательно нужно было «пнуть».

Помимо откровенно лобовой пропаганды, например, Союза воинствующих безбожников, который издавал журнал «Безбожник», или «Безбожник у станка» – по-разному назывались, и, кстати говоря, пятилетка, начавшаяся в конце 30-х годов, и которая должна была окончиться в 1941-42 гг., была безбожная, аккурат началась Великая Отечественная война. И как только война началась, Союз воинствующих безбожников как-то захирел. Потом он трансформировался в Общество «Знание», а сейчас на его базе в г. Санкт-Петербурге на Литейном проспекте функционирует Народный Православный Университет – вот какие метаморфозы бывают в жизни… Так вот, эта дискредитация заключалась в том, что церковнославянские слова стали иметь негативный или комический оттенок, их попытались заменить другими смыслами. Например, советская «Троица» – это Вицин, Моргунов и Никулин. Или, например, слова «исповедовать» и «проповедовать» в советском языке идут однозначно с негативным оттенком. Любой фильм, а пока народ неграмотен «самым важным искусством», с точки зрения большевиков которым является кино, но не просто «самое важно искусство», а пока народ неграмотен…

Поэтому вся эта «грамотность», ликбез и прочее было организовано не для того, чтобы приобщить людей к Достоевскому, Чехову, а для того, чтобы по-быстрому научить этой новой грамоте большевистской, чтобы читались большевистские книги, чтобы открыть еще один канал для пропаганды. Во всех фильмах постоянно дискредитируются и православная вера, и церковнославянский язык, пусть даже отдельные слова.

Глеб Жеглов говорит: «Милосердие – поповское слово».Вот так вот, заклеймил, и пошел афоризм – «Милосердие – поповское слово». Или, например, кинорежиссер Якин из кинокомедии говорит: «Паки, паки иже херувимы…» – еще и ручками, как крылышками, помахал. Соответственно, первую часть он берет из ектеньи – «Паки, паки миром Господу помолимся», вторую часть он берет из Херувимской песни: «Ижехерувимытайнообразующее…», и т.д. Всё это помещается в комический контекст, зритель смеется, зрителю смешно: «Ха-ха-ха»…

Таким образом, обсмеивается церковнославянское и православное вместе с ним. Более того, берутся обряды и обряды заменяются. Буквально всё, что ни возьми: крестный ход – демонстрация, нетленные мощи – до сих пор лежат в «часовне» такой на Красной площади… Крещение. В 1981-1982 году были постановления об усилении атеистической пропаганды и тогда же вышла в издательстве «Наука» книжечка «Традиционные новые обряды в быту народов СССР».

Там были нательные звездочки размещены. Упоминался обряд имянаречения, который был призван вытеснить обряд Крещения, и вместо крестиков младенцам надевали нательные звездочки, еще и именные. Куда там, крестиков-то именных нет, а звездочки – пожалуйста!

Совершитель обряда бракосочетания или имянаречения носит на груди знак на цепи – прямо как панагия с серпом и молотом… И так далее, и так далее.

Все черты религиозного культа, которые «приобрел» коммунизм, были призваны вытеснить черты православного религиозного культа.

Естественно, это сказалось и на языке. Этот верхний слой, отрезанный от языка, сделал средний стиль высоким, низкий бытовой стиль – средним, и ругательный (были низкий стиль – не плохой, и плохой – ругательный. В словаре В.И. Даля не было представлено плохих слов. Позже, уже в третье издание, их внес Иван Александрович Бодуэн де Куртенэ, добавивший около 30 тысяч слов. Сказали, что этим он испортил словарь Даля, хотя Даль слышал все эти слова, но в словарь включать не стал), ругательный стиль стал простым обиходным низким стилем.

Тогда какова языковая примета советского человека? Церковнославянским языком он не владеет, литературный язык считает высшей формой языка, средний стиль для него – это простой разговор без ругательства, а обиходный язык, на котором он разговаривает дома, не когда у него что-то случается, а просто по жизни, – это ругательства, матерная брань. Поэтому, если человека послушать, то можно определить, русский он или советский. Кроме того, у русского человека есть доминанта в менталитете, которая заключается в поиске абсолютного добра в религиозных формах. У советского человека доминанта в менталитете заключается несколько в ином. Если поговорить с любым советским человеком (с любым русским человеком разговор съезжал на божественное), то разговор съезжает на политику, как в фильме «Курьер»: «А у меня мечта, чтобы коммунизм на всей земле победил». Или:«У меня мечта, чтобы правительство поменялось» – что-то там, где-то там…

Вот с таким тяжелым наследством мы вступаем в конец ХХ века, когда студенты-филологи в институтах изучают то, что до революции школьники изучали в школах. Кстати, это касается не только филологов, это касается даже и математиков.

Когда примерно в середине XIX века вышла «Историческая хрестоматия церковно-славянского и древнерусского языков» Ф.И. Буслаева, имеющая подзаголовок – учебное руководство для военно-учебных заведений, содержащая отрывки из«Остромирова Евангелия», «Задонщины» и т.д., это было для военных, для курсантов. Сейчас это читают филологи,и то не первого курса. Вот с таким тяжелым наследством мы подходим к нашим временам, о которых мы поговорим в следующей передаче. Всего доброго!

ЧТО ПОЧИТАТЬ:

•  Буслаев Ф.И. Историческая хрестоматия церковно-славянского и древнерусского языков. М., 2004.

•  Бычков С.С. Большевики против русской церкви. М., 2006.

•  Верещагин С.М. Русский язык и российское православие: общефилологическая проблематика. М., 2007.

•  Журавлев В.К. Внешние и внутренние факторы языковой эволюции. М., 2004.

•  Купина Н.А. Тоталитарный язык. Екатеринбург; Пермь, 1995.

•  Селищев А.М. Язык революционной эпохи. М., 1928.

•  Традиционные и новые обряды в быту народов СССР. М., 1981.

•  Чаусов А.И. Эволюция советской атеистической пропаганды с середины 50-х по начало 80-х гг. ХХ в. Автореферат. СПб., 2010

Кандидат филологических наук
Сергей Анатольевич Наумов

Расшифровка: Римма Адомайтите