Церковнославянский язык на Руси. Петр Первый и церковнославянский язык. Перевод Библии в XIX веке

Здравствуйте! Сегодня мы с вами поговорим о том, как на церковнославянском языке сказались реформы Петра Первого.

После патриарха Никона не было никакой передышки, и сразу начался Петр. Объективно деятельность Петра Первого в чем-то мало чем отличалась от деятельности того же Никона и от деятельности справщиков времен «второго» южнославянского влияния. Церковнославянский язык всегда отдалялся от разговорного. Петр Первый сделал всё то же самое, только он не поднял церковнославянский язык, а опустил разговорную речь. Этот разрыв опять закрепился, вернее сказать, не разрыв, а подчеркнутая разница, но уже немножко иначе.

Кроме того ко времени Петра Первого было накоплено то, что позволяло говорить о самостоятельном литературном языке. Мы с вами говорили, что когда церковнославянский язык пришел на Русь, он сразу занял положение высокого стиля. А бытовые говоры заняли положение низкого стиля. С течением времени они проникали друг в друга, и появился такой своеобразный средний стиль.

Когда я учился в школе, у нас был очень хороший учитель физики, который говорил нам, что если взять кусочек свинца и положить на него кусочек золота, а сверху 1 килограмм, то за 5 лет образуется сплав золота и свинца толщиной 1 мм, при этом ничего нагревать не надо, это произойдет в силу взаимопроникновения атомов. Правда, говорил он, свинец-то у меня есть, а вот золота директор не выделяет, поэтому опыта я поставить не могу.

Так вот, ситуация «золото и свинец» произошла в истории русского языка, когда вот этот сплав достаточно накопился, стало возможным делать ставку именно на него. С одной стороны, это привело к тому, что церковнославянский язык перестал быть литературным языком интеллигенции (последнее слово особенно важно). А, с другой стороны, это привело к тому, что вся волна иностранных заимствований и низкое содержание (низкое в смысле «не церковное»), всё устремилось не в церковнославянский язык, а оно устремилось бы именно туда, будь он литературным языком интеллигенции, а устремилось в этот самый средний стиль.

О двухстильности русского языка говорил еще Генрих Вильгельм Лудольф – автор русской или российской грамматики (Grammatica russica), изданной в Оксфорде в 1696 году. В ней он открытым текстом пишет, что русские говорят по-русски, а пишут по-славянски. И поскольку он ориентировался на разговорный язык, то и составил грамматику разговорного языка. Он привел учебные диалоги: пять диалогов на бытовую тему и один диалог на религиозную. Лудольф заметил, что наша книжная речь, речь письменная и устная различаются.

Они действительно различаются, потому что при образовании литературного языка устная речь была взята из народных говоров, а письменная речь – из церковнославянского языка.

Для нового литературного языка Петру Первому понадобилась новая графика – не церковная, чтобы уже по самому тексту сразу было видно, что он не церковный. Сначала он всё пытался издавать на церковной графике, так как другой просто не было.

Например, газета «Ведомости» изначально выходила на церковной букве, и читать ее, с одной стороны, забавно, а с другой стороны, как-то странно: читать на церковной букве, сколько гишпанцымортиров отбили в такой-то битве – газетные новости.

Поэтому Петр Первый изобрел новую азбуку. Не то чтобы «изобрел», а с его точки зрения «лишние» буквы повычеркивал. Во-первых, лишние буквы, как таковые, а во-вторых, некоторые лишние начертания букв. И остались те самые гражданские буквы (так сказать, «кириллица лайт»), которыми мы в еще более упрощенном виде пользуемся и сейчас. Естественно, по начертанию букв Петр ориентировался на столь любезные ему буквы, в протестантских странах используемые.

Не всем это было по нраву. Например, был такой Леонтий Филиппович Магницкий. Магницкий – не совсем настоящая его фамилия, потому что фамилии-то у него не было никакой, а Магницким назвал его Петр Первый, посмотревший на его деятельность и сказавший: «Вон ты как к наукам тянешься, и других притягиваешь, как магнит. Будешь Магницким». Так Леонтий Филиппович стал Магницким.

Он написал достаточно объемный труд, который назвал «Арифметика». Весь интерфейс этой книги – церковнославянский, но уже введены арабские цифры, дроби и т.д. И, тем не менее, Магницкий относился к реформе графики, скажем, не положительно, не одобрял он этого дела.

После появления гражданской графики некоторые особо важные указы, особо важные распоряжения, тексты выходили и на церковной графике тоже, так как гражданскую графику мало кто понимал. Вот это «мало кто» тянулось вплоть до конца XIX века. Гражданская графика была уделом исключительно интеллигенции. Интеллигенции в широком смысле слова: высших слоев общества, которые Петр Первый заразил западничеством. Их культура была совершенно другой: и азбука у них была другая, и язык у них был другой – литературный.

Народ читал лубок, лубочные картинки.

А подписи на лубочных картинках выполнялись, во-первых,церковной графикой; во-вторых, они содержали черты церковнославянского языка в виде аористов и перфектов, и т.д.

Крестьянство, составлявшее в те времена более 80% населения Российской Империи, не читало Пушкина так, как оно читало Псалтирь. И только с распространением государственных, а не церковноприходских, школ, где преподавался не только церковнославянский, но и русский язык, который уже нужно было преподавать (значит, это что-то такое, что на слух не передается, а передается через школу), литературный язык начал становиться уделом и простого народа тоже.

Михаил Васильевич Ломоносов начинал учиться по славянской модели – синтетической. Он выучил азбуку и продолжил дальше с Псалтирью и Часословом. Будучи уже взрослым сформировавшимся человеком 22-х лет, он попал в славяно-греко-латинскую академию в Москве. Академия уже несла отпечаток чужой системы образования – романо-германской.Но так как он был уже взрослым сформировавшимся человеком – ровесником своим учителям, на него аналитическая система не оказала большого влияния, поскольку за плечами была синтетическая, так сказать, в запасе. Он очень хорошо знал цену всем этим немецким ученым, запросто мог поколотить (натурально поколотить) какого-нибудь ученого немца, выгнать его пинками на улицу со словами типа: ты, немецкая свинья, ничего не понимаешь в России, и вообще, иди отсюда. Ломоносова сажали под арест, но потом выпускали, потому что он – гений.

Ломоносову повезло. Но тем, кто с самого начала начинал учиться в школе, не следовавшей традициям отечественного обучения, повезло меньше. Они стали западниками, революционерами, и прочее.

Купцы, например, намеренно не отдавали своих детей в государственные школы, реальные училища или гимназии, так как они не хотели, чтобы из их детей выросли непродолжатели их дела. Поэтому они приглашали дьячка, который за горшок каши (стандартная такса за обучение) обучал грамоте, чтению, Псалтири и Часослову. Дальше арифметике и купеческому делу детей обучал собственно отец. И выходили такие же купцы.

​

Средний стиль, заложенный Петром Первым, впоследствии получил оформление в грамматиках Адодурова и Ломоносова. И как раз таки Ломоносову принадлежит «Учение о трех стилях в русском языке». Средний стиль – это тот самый литературный язык, причем 55% (это несколько раз пересчитывалось уже в ХХ веке) литературный язык заимствует из церковнославянского, и менее 45% он заимствует из низкого (разговорного) языка. Остальное он заимствует «с боку», а именно: иностранные заимствования пошли не в церковнославянский язык, а в литературный язык, в результате деятельности Петра Первого.

Средний стиль, выделенный Ломоносовым, имел свою высшую форму, примыкающую к церковнославянскому языку, и низшую форму, примыкающую к говорам. Ломоносов говорами не занимался. Церковнославянским языком напрямую он тоже не занимался, хотя в дополнение к своей российской грамматике он издал еще «Предисловие о пользе книг церковных в российском языке», где написал в частности, что язык наш упадку и переменам не подвергнется, пока богослужение совершается на церковнославянском языке. То есть он совершенно четко понимал, какая система шире. Система церковнославянского языка шире системы русского литературного языка. Русский литературный язык – это редукция, уменьшение церковнославянского. Посмотреть на буквы – их меньше, на падежи – их меньше, на времена – их меньше, на числа – их меньше, чем в церковнославянском. Поэтому Ломоносов совершенно четко понимал, в чем наша сила, и что делает русский язык великим, могучим, правдивым и свободным.

О том, что еще произошло в синодальный период существования церковнославянского языка от Петра Первого до революции 1917 года мы с вами поговорим в следующий раз.

Всего доброго.

ЧТО ПОЧИТАТЬ:

•  Журавлев В.К. Русский язык и русский характер. М., 2002.

•  Ломоносов М.В. Предисловие о пользе книг церковных в российском языке // Ломоносов М.В. Полное собрание сочинений. Т.7: Труды по филологии 1739-1758 гг. М.: Л., 1952.

•  Панченко А.М. О смене писательского типа в петровскую эпоху // Панченко А.М. Русская история и культура. СПб., 1999.

•  Успенский Б.А. Краткий очерк истории русского литературного языка (XI - XIX вв.). М., 1994.

•  Якубинский Л.П. Реформа литературного языка при Петре I // Якубинский Л.П. Избранные работы. Язык и его функционирование. М., 1986.

Кандидат филологических наук
Сергей Анатольевич Наумов

Расшифровка: Римма Адомайтите