Буква в духе. Церковнославянский язык сегодня

Здравствуйте! Сегодня мы поговорим о современном церковнославянском языке и о том наследии, с которым подошли к текущему моменту, а также, что с этим наследим делать.

Ни один носитель национального языка не владеет своим языком полностью. Национальный язык – это достояние народа, а не отдельного человека. Все вместе мы, вроде бы владеем, а каждый в отдельности владеет лишь его частью, фрагментом. Наше владение тем или иным фрагментом обусловлено несколькими причинами. Когда мы только начинаем овладевать своим национальным языком, мы слушаем родителей (или тех, с ком жили после рождения) и повторяем за ними. Затем в школе нас целенаправленно учат литературному языку. Восемь, девять, десять или одиннадцать лет. Поэтому то, что считается, что мы владеем литературным языком по умолчанию – лишь иллюзия. На деле же – это есть результат многолетнего обучения. Когда человека не только «в лоб» учат литературному языку – во время написания диктантов проверяют наличие ошибок, поправляют неверно сказанные им слова, ещё существует скрытое обучение. В школе ребёнок обязан прочесть достаточно много текстов. И все эти тексты, как правило, написаны писателями или авторами учебников. А ни один автор не станет писать на разговорном языке, сленге и т.д.

Когда человек начинает овладевать национальным языком, он ещё маленький, а потому бессознателен. В школе у него формируется сознание, но оно ещё не в состоянии им управлять. Им управляют извне.Учителя говорят, что нужно изучать. Но вот выходит человек из школы. Или института и становится самостоятельным. Он продолжает овладевать национальным языком и следующими его частями.

Во-первых, тем, что ему нужно по работе. Ведь, если он не будет владеть профессиональным языком, то не сможет работать и зарабатывать на жизнь.

Второе, чем овладевает человек – те языковые средства, что требуются ему в быту. Если он, например, постоянно пользуется банковской картой, то знает все необходимые термины и определения. Другому человеку, который никогда с этим не сталкивался, такие слова не требуются.

И третья составляющая, которой обязан овладеть каждый человек, это слова, описывающие ту сферу деятельности, которая ему интересна. К примеру, работает человек в расчётном отделе. Словами дебет, кредит, проводка – он пользуется на службе. Но вот наступает вечер пятницы, он берёт удочку и идёт на рыбалку. Там все нужные слова – донка, блесна, мармышка – ему тоже известны. Эту сферу он знает потому, что она ему интересна. Следовательно, спустя, скажем, двадцать лет после окончания института, человек несет персональную ответственность за ту часть национального языка, которой он овладел. Если же он чем-либо не владеет, значит, это ему не было нужно для работы, быта или не было ему интересно.

Если посмотреть, что в массе своей мы не владеем церковнославянским языком, то выводы очевидны и печальны. Не все мы работаем с ним (не каждый ведь служит в алтаре или поёт на клиросе), в быту каждый ли читает утреннее, вечернее правило или ежедневно главу из Евангелия? К тому же (и это самое обличительное!) это было нам не интересно, а в школе не изучено. Потому это наше белое пятно, как у простецов, так и у мудрецов. В том числе и у филологов. О методологических выводах я рассказывал в прошлый раз. И вот в таких тяжёлых условиях ныне существует искушение обрезать церковнославянский язык по лекалу современного русского национального языка. «Изнасилованного» коммунизмом, а потому, по сравнению с дореволюционным русским языком, представляющего собой зрелище жалкое. Кстати, высший стиль – литературный язык – туда идут иностранные заимствования – поэтому иностранное слово осознается, как высокое. Если заявишь тему доклада на конференции «Составные части местоимений» – это будет как-то блёкло. А вот «Конструктивные элементы параномиального дейксиса» – это будет высокое! Отсюда это раболепство перед иностранным словом.

Вот и возникает искушение забыть вообще церковнославянский язык, как ненужный и богослужения перевести на русский язык и вообще начать с чистого листа, а это невозможно. Потому что в этом случае мы откажемся от своего прошлого и не сможем обратно стать русскими людьми – с русским языком – не советским, с русским же менталитетом – перестанем власть ругать, а займёмся каждый своим делом. Отвлекусь и приведу пример из жизни. Сидят три здоровых мужика и ругают власть за то, что детей мало рождается. У каждого из ругающихся по одному-два ребёнка. К слову – в блокадном Ленинграде рождаемость была выше, чем в Санкт-Петербурге на рубеже 2000-2001 годов. Поэтому начинать следует с себя. И эти искушения – перевести на так называемый русский литературный язык – уже были. В обновленчестве и передачу про обновленцев мы тоже сделали. И в этих суровых условиях 15 июня 2011 года появляется проект документа «Церковнославянский язык в жизни русской православной церкви в 21 веке» – документ межсоборного присутствия русской православной церкви. Он был разослан по епархиям и на портале «Богослов.ру» можно его найти и высказаться. И второй проект – переиздания «Триоди постная цветная» в редакции комиссии по исправлению богослужебных книг при святейшем правительствующем Синоде. Комиссия 1907 – 1917 годов. Про эти триоди мы тоже говорили. Хорошие проекты, но преждевременные, потому что нет научной базы, ведь церковнославянский язык на протяжении пятидесяти лет был запрещён, как объект научного изучения – с какой точки зрения его переиздавать? Потому, прежде чем что-либо говорить о церковнославянском языке в 21 веке, следует его хорошенько изучить, не документы издавать, а создать институт церковнославянского языка, где срочно подтянуть его изученность. Но это – мудрецам, простецам лучше пойти учиться. А куда пойти учиться, мы говорили в прошлый раз. Такой у нас на сегодня расклад. О том, как с церковнославянским языком обстоят дела у братьев-славян, мы узнаем в следующий раз. Всего доброго!